Я знаю, что сейчас у нее в затылке должны быть звезды, но она все равно еще сильнее прижимает мое запястье к своему горлу.

Она больше не рвет рот, не издает этих прекрасных задыхающихся звуков.

Она молчит.

Я даже не знаю, дышит ли она.

— Ты такая хорошая, блядь, девочка, Лилит, — я отпускаю ее горло, оттягиваю ее голову назад от моего члена, и она начинает задыхаться, ее глаза дикие, она держит руку на горле, слюна капает из ее рта и на меня.

Я наклоняюсь ближе, пока мы не оказываемся на уровне глаз, и красные пятна начинают исчезать с ее прекрасного лица.

— Сделай вдох, малышка, — я провожу большим пальцем по ее припухшим губам. — Ты еще не закончила.

Она облизывает мой большой палец, начинает сосать мой палец, ее дыхание снова становится ровным.

Я тянусь вниз, провожу ладонью по ее идеальной сиське, щипаю сосок. Она обхватывает пальцами мой член и втягивает его обратно в рот.

Блядь.

Она проводит языком по кончику, по стволу, поглаживая меня рукой и своим маленьким грязным ротиком одновременно.

Я все еще держусь одной рукой за ее темные волосы, другой хватаю ее за сиськи. Она накачивает меня сильнее, ее рот небрежен и, черт возьми, чертовски совершенен, когда она дотрагивается до основания моего члена в своем горле.

Но я вижу ее идеальную голую киску и понимаю, что не собираюсь кончать ей в рот. Зачем упускать еще одну возможность сделать ее блядь моей до конца ее чертовой жизни?

Чтобы спасти ее гребаную жизнь.

Я вытаскиваю свой член из ее рта. Она вытирает губы тыльной стороной ладони.

Я встаю на колени, шлепаю рукой по ее соску.

— Повернись.

Она делает, как я сказал, ее задница направлена к моему лицу.

— Раздвинь ноги, выгни спину.

Она так и делает, и мне открывается прекрасный вид на ее смачные губы и упругую попку. Я шлепаю ее по заднице, сильно, и она вздрагивает, но опускает голову, оглядываясь на меня.

Я провожу пальцем по ее щели и стону.

— Боже, ты такая охуенно мокрая для меня, — я наклоняюсь, раздвигаю пальцами ее губы, вижу ее розовый, набухший клитор. Я дую на него, и она стонет, выгибает спину, давая мне лучший доступ.

Я сжимаю ее клитор между пальцами, затем ввожу два в нее.

— Но дело не в тебе, Лилит, — говорю я ей, откинувшись назад, пока я ввожу и вывожу пальцы из ее влажной щели. — Потому что я не позволил этой девушке прикасаться ко мне, ради тебя, — я вытаскиваю пальцы, раздвигаю ее колени и подношу кончик члена к ее киске. — Теперь ты должна закончить то, что я не позволил ей начать.

Я проникаю в нее, наклоняюсь и хватаю ее за волосы, рывком поднимая ее голову.

Она стонет, и, Боже, она такая чертовски тугая, она сжимает свои стенки, когда я вхожу и выхожу из нее, звук моих бедер, шлепающих о ее, такой чертовски громкий в доме Мава.

Маверика.

Он трахал ее, и, вероятно, именно так.

Я тяну ее за волосы сильнее, ее горло открыто потолку, и она едва может стонать, звуки выходят хриплыми из-за угла ее горла.

— Скажи мое имя, Лилит, — я уже близко, и когда я кончу в нее, мне нужно услышать, как она произнесет мое имя. Мне нужно, чтобы она думала обо мне. — Скажи, что ты моя. Скажи мне, кому ты принадлежишь.

Я шлепаю ее по заднице, все еще поднимая ее голову к потолку.

Я замедляю темп, чувствуя, как нарастает напряжение, как напрягаются мои мышцы. Но мне нужно, чтобы она это сказала. Мне нужно знать, что прямо сейчас она принадлежит мне.

Она, блядь, моя.

— Люцифер, — наконец, смогла сказать она, и это слово вырвалось с трудом. — Черт, Люцифер. Я твоя, — она издает низкий звук, который заставляет меня прикусить губу, — только твоя.

Я кончаю в нее, отбрасывая ее волосы, широко раздвигая ее задницу, когда глубоко вхожу в нее, надеясь, что, может быть, на этот раз я настолько ее трахнул, что те последние слова, которые она сказала со мной внутри нее? У нее не будет выбора, кроме как подразумевать их.

Я пытаюсь открыть дверь, но он хватает меня за запястье и притягивает к себе, мои руки лежат на его груди. Он поднимает одну из них, проводит большим пальцем по моей ладони, глаза сужены. Я опускаю взгляд и вижу, где я сжимала нож в руке, когда впервые увидела Джеремайю у Николаса.

Его глаза не отрываются от моих. Он уже видел это.

Мое сердце колотится в груди, голова все еще плывет от того, что мы только что сделали. Это была ошибка, потому что я снова ухожу. Ошибка, потому что он позволяет мне.

Почему?

Он подносит мои пальцы ко рту, нежно посасывает каждый из них, вглядываясь в мои глаза. Я пытаюсь сосредоточиться на нем, на том, куда мне идти дальше. На том, что я ничего не узнала, что пришла сюда, чтобы узнать.

Сейчас мне все равно.

— Кто это сделал? — спрашивает он, переворачивая мою руку и проводя языком по неглубокому порезу на моей ладони. Жжет, когда его теплый язык проводит по моей коже. Но я не хочу, чтобы он останавливался.

Я качаю головой.

— Я… — я делаю дрожащий вдох, когда он вместо этого использует свои зубы, раздирая порез. Я чувствую, как рана открывается, и он пробует на вкус мою кровь, из его горла вырывается тихий стон, и он смотрит на меня, ожидая ответа. Мои глаза закрываются, когда я пытаюсь сосредоточиться. — Это была… я, — наконец говорю я. — Это была я.

Он лениво пробует ртом мою кровь и опускает мою руку между нами.

— Посмотри на меня.

Я смотрю. Интенсивность в его глазах поражает меня. Гнев. …страх?

— Если кто-нибудь снова причинит тебе боль, — он улыбается мне, и я вижу кровь на уголке его рта. Моя. — Они заплатят за это, Лилит, — он притягивает меня ближе, наклоняется так, что его теплое дыхание касается моего уха, когда он говорит: — Включая тебя.

Я еду обратно в квартиру Николаса, поглядывая в зеркала каждые несколько миль, удивляясь, почему я надеюсь увидеть фары, мчащиеся за мной. Надеюсь, что каждая машина, проезжающая мимо меня, — это черный BMW.

Но это не так.

Дороги пусты. Уже почти три часа ночи.

Интересно, мой брат уже вернулся, нашел кого-то, кто его подвезет, или задушил кого-то на обочине и угнал его машину, чтобы доехать самому.

Ни то, ни другое меня не удивит.

Я вижу, что Мерседес Николаса припаркован на месте в его комплексе, так что, надеюсь, он хотя бы впустит меня. Я нажимаю на кнопку, чтобы выключить машину, откидываю голову на сиденье и закрываю глаза.

Что будет дальше?

Я все еще чувствую Люцифера. Все еще чувствую его вкус. Все еще вижу его в своей гребаной голове. Я вся в синяках, рука болит, и я просто хочу… вернуться назад.

Но он отпустил меня.

Что теперь. Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы загнать эту машину в гребаное озеро. Так много людей хотят моей смерти, и никто из них не понимает, что я обычно одна из них. И все это дерьмо не имеет смысла. Почему 6 хочет меня, почему Люцифер хочет, чтобы я вспомнила…

Ангела.

Я прижимаю ладони к глазам, пытаясь забыть все это снова.

Резкий стук в окно заставляет меня подпрыгнуть, и я понимаю, что так и не вернула свой нож после того, как мы с Люцифером закончили.

Я была немного… озабочена, когда оставила его стоять в дверях дома Мейхема, с моей кровью на губах.

Я поворачиваю голову, и моя грудь сжимается, когда я вижу там Джеремайю, капюшон натянут на его голову, его зеленые глаза яркие даже в темноте.

Я отпираю дверь, и он открывает ее, а затем вытаскивает меня.

Я спотыкаюсь, чувствуя себя дезориентированной после того, как трахалась с Люцифером.

Но разве мы трахались?

Я так устала, что мои веки тяжелеют, и когда Джеремайя закрывает дверь и прижимает меня к своей груди, я просто позволяю ему.