Она ищет гребаное объяснение.

Я не виню ее. Мне тоже нужно объяснение.

Маверик задыхается, и я слышу, как его рвет по всему полу святилища. Если этот разговор означает то, что я думаю… я буду следующим.

— Видишь ли, Маверик, Сид Рейн вовсе не Рейн, — мурлычет Лазар. Он делает паузу, наслаждаясь нашим молчанием. — Она твоя сестра, — он смеется. — Ты только сейчас узнал ее, Мэддокс?

Я вижу, как дрожат ноги Сид в ее поту. Я вижу, как кривятся ее губы, как будто она пытается сдержаться, чтобы не сказать что-то или не заболеть. Я вижу, как она снова медленно опускается на колени. Я слышу стон Маверика.

Мэддокс ничего не говорит. Он просто смотрит на Сид, стоящую на коленях.

Я крепче сжимаю нож, снова обхожу отца и делаю шаг к нему. Мне нравится, как он вздрагивает при виде меня.

— Объясни, — рычу я.

Мой отец улыбается.

— Не только Маверик получит сюрприз, Люцифер, — говорит он, и я чувствую, как мой желудок сжимается, нож скользит в руке, а ладони начинают потеть. Мой отец делает шаг ко мне, даже когда кровь все еще капает с того места, где я порезал его. — Ты не единственный ребенок, ты знал?

Если это она… клянусь Богом, если это она… думаю, мне будет все равно. Это ни хрена не изменит. Она моя. И если это означает, что мы как-то связаны кровью, ну, и хрен с ним. Даже лучше.

Но глаза моего отца метнулись вправо, а не на Сид.

Я выдыхаю, но мне не нужно смотреть.

Я знаю, что там.

— Джеремайя Рейн — твой брат.

Мои ноги начинают дрожать. Я качаю головой, отступая от отца.

— Нет.

Он улыбается, делает шаг ко мне.

— Да, — он вздыхает, как будто он разочарован. — Мы обычно не спасаем наших внебрачных детей, Люцифер.

Моя кровь холодеет. Если бы я обрюхатил Сид, это не имело бы значения. Я бы разрушил ее жизнь.

В этот момент я слышу ее вздох. Я поворачиваюсь к ней в то же время, что и мой отец. Краем глаза я смотрю на его ладони. Х.

А потом я слышу, как Эзра говорит: — О, черт, и вижу это в то же самое время, что и он.

Джеремайя Рейн поднимает свою шею из странного, перевернутого положения, в котором она находилась, свисая с алтаря. Его движения отрывистые, жуткие, а глаза закатываются в правильном направлении.

Я не могу отвести взгляд. Мои ноги немеют, а желудок переворачивается.

Джеремайя перекидывает ноги через край алтаря, белая туника соскальзывает с его плеча. Его зеленые глаза находят мои.

Потом моего отца. Который смеется.

Джеремайя улыбается.

— Маверик, — тихо говорю я, не сводя глаз с Джеремайи. — Не дай ему уйти отсюда живым.

Мой отец снова смеется, качая головой. Но это Джеремайя говорит низким, леденящим душу голосом: — Pulvis et umbra sumus.

Мы лишь пыль и тень.

Дверь в задней части святилища со скрипом открывается.

— Привет, папа, — голос Бруклин эхом отдается в тихой комнате.

Секунда неподвижности. Все затаили дыхание. И в тот момент, когда я делаю выпад в сторону Сид, тяжелый дым заполняет воздух, густой и удушливый. Но я не останавливаюсь. Я бегу туда, где видел ее в последний раз, тянусь к ней, надеясь, что она у Маверика.

Его сестра.

Но мои руки ни на что не натыкаются, и, клянусь Богом, я слышу, как Джеремайя шепчет мне: — Услуга за услугу, ублюдок.

И я уже знаю, что ее больше нет.

В итоге я оказываюсь во внедорожнике Mercedes Николаса. Но Николаса нигде не видно.

Вместо него за рулем сидит Джеремайя.

Я сижу на пассажирском сиденье, и он не теряет времени даром, разгоняя машину, рывками выезжая с парковки церкви на дорогу.

— Как ты… — я начинаю спрашивать я, мои руки дрожат, мои глаза летают по нему, пытаясь оценить повреждения в темноте машины, освещенной только светом приборной панели. Я вижу кровь, засохшую на его брови, вижу синяки, образовавшиеся на костяшках пальцев, сжимающих руль, но он не смотрит на меня. Он просто… ведет машину. Его белая туника сползает с мускулистого плеча, и я вижу сухожилия на нем, вены на его коже.

— Остановись.

В этом слове нет злости. Оно больше похоже на молитву, чем на приказ, но к черту это.

— Нет, — отвечаю я, поворачиваясь на своем сиденье. Я пристегнута ремнем безопасности, потому что он ведет машину, как летучая мышь из ада, а также для того, чтобы я не смогла дотянуться до этой центральной консоли и задушить его. — Что только что произошло? — я пытаюсь говорить сердито, но слова выходят прерывистыми.

Он не отвечает мне. Он просто продолжает вести машину.

Бруклин… спасла нас. Или она нас наебала? Любила ли она моего брата настолько, чтобы…

Моего брата.

Мои руки летят к горлу.

Мой брат.

И Джеремайя…

Люцифер.

— Джеремайя, — моя рука скользит к груди, и я чувствую, как сердце слишком медленно бьется под моей ладонью. Чувствую свое дыхание, выходящее в медленных вдохах и выдохах. — Джеремайя, — говорю я снова. — Ты знал?

Джеремайя не моргает. Он продолжает вести машину, и мы сделали столько поворотов, что я понятия не имею, где мы сейчас находимся. На этих дорогах ничего нет, только поля, деревья и темнота.

Он ничего не говорит.

— Где Николас? — тихо спрашиваю я его.

Он сворачивает на грунтовую дорогу, и я вижу, куда мы едем. По обе стороны дороги, если ее можно так назвать, растут деревья. Нас толкает на всем ее протяжении, выбоины и ухабы вызывают у меня тошноту. Я сгибаю пальцы, желая вылезти из собственной кожи.

— Я не знаю, — наконец говорит Джеремайя, и я понимаю, что он отвечает на мой вопрос. О Николасе. — Может быть, мертв. Бруклин не видел, чтобы он выходил из клуба.

Черт.

По крайней мере, Джеремайя говорит.

— Ты знал? — спрашиваю я снова, почти задыхаясь от этих слов. — Ты знал, что Люцифер был…

Джеремайя поворачивается ко мне, его глаза прищурены.

— Не надо, — говорит он хрипло. — Не произноси его имя при мне.

— Маверик, — говорю я, игнорируя его. — Он мой…

Ангел.

Я пытаюсь сглотнуть, но в горле слишком сухо. Я подношу руки ко рту, чувствую, как мои штаны ударяются о ладони. Я стараюсь не думать о том, что мы сделали. О… нем внутри меня. О том ремне…

Мой ангел с бледно-голубыми глазами.

Позаботься об этом. Мэддокс. Его отец.

Джеремайя смеется, и это пугает меня. Мы останавливаемся перед складом. Он ставит внедорожник на стоянку, поворачивается и смотрит на меня, наклонив голову.

— Теперь все понятно? — спрашивает он меня, его тон суров.

Я качаю головой.

— Нет, — честно отвечаю я, отнимая руки ото рта. Я расстегиваю ремень безопасности и прижимаюсь к пассажирской двери. — Расскажи мне все, — шиплю я. — Расскажи мне все сейчас, Джеремайя.

Он улыбается. У меня от нее мурашки по коже.

— Риа была умнее всех нас, — размышляет он, почти про себя. — Или, может быть, ей просто повезло, что она заполучила эти документы, — он сжимает в руке рычаг переключения передач, другой все еще сжимает руль, его взгляд устремлен на склад. — 6 не может иметь внебрачных детей от своих грязных шлюх, — он ухмыляется и смотрит на меня. — Ты всего лишь сводная сестра Маверика, не будь так отвратительна сама себе, сестренка, — его больная улыбка расширяется, а затем он продолжает говорить. — Лазарь Маликов организовал грандиозную схему, чтобы расправиться с нами и при этом заработать себе побольше денег.

Он горько смеется, качая головой. Я вижу, как побледнели костяшки его пальцев на рычаге переключения передач.

— Так что его любовница родила меня, пока мама Люцифера была еще жива. Лазар отправил меня в Калифорнию. А потом, несколько лет спустя, когда Мэддокс не смог удержать свой член в штанах с другой женщиной, Лазар послал тебя за мной.

Мои ногти снова впиваются в ладони, мышцы напряжены, ноги готовы бежать. Вырвать эту дверь, выскочить отсюда и бежать в лес. Умереть, жить, мне все равно.