— А ты мог бы меня изобразить в каком-нибудь таком виде?
— Э-э-э, в каком таком? — не понял я. На мгновение мелькнула дикая мысль, что он хочет, чтобы я изобразил его, так скажем в стиле ню, со всеми бицепсами, трицепсами и другими составными частями его накаченного тела, но все оказалось гораздо проще. Этот бравый коллекционер «зажигалочек» всего лишь хотел предстать на портрете в элегантном образе суперагента: «очки, смокинг, пушка, все дела». И чтобы поза была поэффектней.
— Девчонке подарить знакомой, — пояснил он, слегка смутившись. — Она от таких пищит просто. А я чем хуже? Скажи?
Я едва не расхохотался и счел за лучшее согласиться:
— Не, ничем!
— Ну, так сможешь или ты так, свистишь, что рисуешь?
— Ну, наверное, смог бы, — делать мне все равно было нечего. — Только не на чем, ведь?
Он радостно закудахтал:
— Тебе, что конкретно надо, только скажи. Сейчас все будет. Присмотри тут пока, я мигом.
И умчался, прихватив из тумбочки связку ключей. А спустя минут десять появился, таща под мышкой мольберт и папку с бумагой. Сгрузив весь этот багаж, Си-Джей, подмигнув, жестом заправского фокусника извлек из кармана рубашки новую пачку угольных карандашей.
— Да разве так можно, — заволновался я. — Ведь, вам же попадет, если…
— Можно, парень, можно — усмехнулся он. — Мне можно. Тебе — нет. Верну я все на место не бойся, а бумаги там много. Давай лучше, командуй, как мне сесть.
Я не стал с ним спорить. Он уселся на стул и, сдвинув к переносице короткие светлые брови, попытался придать своему взгляду одновременно загадочное и грозное выражение. Выглядело это довольно комично.
— Вы расслабьтесь, — сказал я ему, — сядьте, чтобы удобно было, не надо хмуриться.
Закрепил на мольберте большой лист тонкого акварельного картона и начал рисовать, время от времени, мыча что-нибудь в ответ на разглагольствования Си-Джея, как бы поддерживая разговор. Потом увлекся и перестал обращать внимание на его болтовню.
— Слышь, парень, — прервал вдруг сам себя этот доморощенный джеймс бонд, — а у тебя девчонка есть?
— Нет, — я немного дернулся от неожиданности.
— Что, серьезно? — он так уставился, будто я сказал что-то неприличное. — Тебе сколько лет?
— Какая разница… шестнадцать.
— Так и я о чем! У меня знаешь в твоем возрасте, какие курочки с руки клевали. В качалке пчелками вокруг жужжали. Эх, и отрывался я! Может и тебе спортом заняться? Так-то ты вроде ничего.
Вот только твоих, Си-Джей, проповедей о спорте и здоровом образе жизни мне не хватало!
— Ага, — сказал я, разозлившись, — прям сейчас и начну! Как с вами закончу.
— О, это дело, — загорелся он, не заметив сарказма. — Я тебе годный зал могу подсказать. Сам не первый год там железо тягаю. Подойдешь к тренеру, скажешь, что от меня, он тебе и скидку организует. Лучше сразу абонемент бери, дисциплинирует. А то расслабишься, пивко, девочки. Ах, да, девочки нет. Во, там и познакомишься. Милое дело, цыпочки сами набегут, то-се, пятое-десятое, растяжки-хрустяжки, гантельки-мотельки. Такие есть славные, сочненькие фитняшечки. Попки как орешки и все остальное — пальчики оближешь. А если родичи вдруг кэш зажмут, скажи, что это не дорого. Зато как мужиком тобой гордиться будут.
Ох, заткнулся бы ты, Си-Джей, что ли. Я подавил соблазн пририсовать ему тонкие дурацкие усы и клоунский колпак, а вместо крутой пушки дать в руки огурец. Он же, типа, мне добра желает. Молча закончил, обрызгал специальным закрепляющим раствором, чтобы уголь не осыпался, и отдал ему портрет, стилизованный под афишу. На фоне кирпичной стены — эффектная поза, в руках смит-вессон, накачанные мускулы едва не рвут в плечах элегантный смокинг, галстук-бабочка, белоснежная рубашка и узкие солнцезащитные очки, суровый взгляд поверх них, светлый ежик — все по желанию заказчика, вроде ничего не пропустил.
— Вау! — Си-Джей восхищенно зацокал языком, расплывшись в довольной улыбке. Несколько минут откровенно любовался, наслаждаясь крутизной своего образа. Взглянул потом, как показалось с некоторой долей уважения.
— Зачетно вышло! — сказал, наконец, прислонив портрет к одному из мониторов. Да и в самом деле, что там интересного в пустом вестибюле. Надоело, поди, одно и то же рассматривать. То ли дело на себя поглазеть, когда от собственной крутизны дух захватывает.
— Ладно, пойду я, — часы на стене ясно намекали, что пора уже и честь знать. Опоздать я не боялся. До площади, где стояла пожарная башня, было пять минут ходу, а до назначенного Птицей срока — минут сорок. Просто устал я что-то от болтовни Си-Джея. Захотелось на свежий воздух, немного уши прочистить и мозги бодрящим осенним ветерком.
— Постой, — сказал он внезапно, и, открыв ящик длинного, узкого стола, пошарив, достал что-то маленькое и блестящее.
— Вот, возьми, — он протянул это мне, — подружке подаришь. Девчонки они ведь подарки любят, куда деваться. Своей брал. Да промахнулся, безделушка, говорит, дешевая. Выкинь, не позорься. Я тебе не девочка-пятилетка, чтобы такую ерунду детсадовскую таскать. Капризная она у меня. Что есть, то есть, зато красивая! По улице идем, все мужики встречные глаза ломают, завидуют. Только где я ей на все эти настоящие цацки кэш возьму. И так уж стараюсь.
Си-Джей вздохнул и пригорюнился, поник своей бритой головой, сгорбил могучие плечи, бедняга. Видно, крепко его в оборот взяла очередная «зажигалочка».
— У меня нет подружки, — вновь сказал я, стараясь быть терпеливым.
— Нет, так будет, — отрезал он. — Ты сам не будь рохлей. Бери, не стесняйся. Считай, заработал, вон сколько сидел, рисовал, старался. Или ты деньгами хочешь?
— Не надо мне ничего. Все равно время было…
— Все парень хватит, найдешь куда деть. Хоть глаза мне здесь мозолить не будет. Выкинуть не могу, рука не поднимается. Эта вещица знаешь, как ко мне попала. Целая история. Сказать откровенно, я ее на барахолке взял, у одного деда. Шел как-то мимо, искал на байк кое-что. А тут он сидит, у всех там всякая дребедень кучами навалена, а у него пусто. Мне интересно стало, чем, спрашиваю, торгуешь, отец. Ему понравилось, что я его с уважением, отцом назвал. А вот говорит, гляди, и достает из кармана пакетик бумажный, развернул и мне показывает. И цену совсем пустяк запросил. Сказал, что сын его делал, когда на ювелира учился. А теперь и сына нет, и самому пора в путь собираться. Не хочу, говорит, чтобы дорогая мне вещь просто так пропала, лучше пока живой сам ее в добрые руки пристрою. Может, и врал, не знаю. А так ничего, дедок, приличный был с виду.
И он вложил мне в руку совсем крохотный брелок — серебряная птичка с острыми крылышками несла в лапках тонкий серп месяца, усыпанный мелкими стеклянными камешками. Вещь была не новая, серебро покрылось патиной, а камешки были чуть тускловаты. Но именно это, как мне показалось и придавало вещице совершенно невероятное очарование, выдавая настоящий раритет.
— Ох ты, красота какая! — восхитился я, любуясь тонкой работой неизвестного мастера. — Нет, вы что, я не могу это взять. Это же наверняка вещь дорогая. Вдруг, она на самом деле много денег стоит. Вы ее специалисту покажите.
— Думаешь, я совсем дурачок, да? — обиделся Си-Джей. — Показывал уже, не стоит она много денег. В музей отнести посоветовали. Ага, есть у меня время по музеям шляться. Все, малец, закрыли тему.
Он явно потерял ко мне интерес, с нетерпением поглядывая на телефон. Правда, на прощание сказал:
— Адресок запиши. Какой-какой? Качалки, ты ж хотел! Потом еще спасибо скажешь.
Я отказался и он, махнув рукой, принялся названивать кому-то, видимо своей красавице.
Начал накрапывать дождь, который скоро разошелся и заморосил частыми мелкими каплями. Он был тоскливый и нудный. Таким же унылым и серым было мое настроение. Прошло уже не меньше двух часов как я покинул, набитую мониторами каморку Си-Джея и распрощавшись с ним отправился на городскую площадь, которая хоть и носила официальное название Центральной, была более известна как Пожарная, от стоявшей на самом ее краю старой пожарной башни — местной достопримечательности. Башня была приземистая и основательная, каменная призма, обветшавшую смотровую площадку которой венчала четырехскатная черепичная крыша. Воздвигли ее в ту пору, когда окрестные домишки были еще низкорослыми и хорошо обозревались с высоты каланчи. Теперь же она едва могла претендовать на звание самого высокого здания в городе, а роль городского стража уже давно перешла к диспетчерам местной пожарной части. Тем не менее башня была очень популярна в народе и на ее фоне частенько устраивали фотосессии любители ретростиля, она служила отличной декорацией для романтических встреч, а под крышей ворковали голуби, придавая этим встречам особый колорит. Я в нетерпении поглядывал на часы. Птицы все не было. В глубине души я уже отчетливо, с холодной ясностью понимал, что она не придет, но почему-то не мог уйти. Все ждал, спрятавшись от водяных струй в широком дверном проеме башни. Здесь вовсю гуляли сквозняки, но хоть не лило на макушку. Впрочем, я и так основательно промок. Стало темнеть, и я нехотя двинулся обратно в интернат. По дороге все же решил забежать в библиотеку, глянуть, может Птица еще там, зачиталась или дождь пережидает. Хотя и не верил в это. Конечно, ее там не было. Я обошел все залы, но безрезультатно. Надо было возвращаться. Я шел, прибавляя шаг, пытаясь нагнать упущенное время, припустил вслед за ускользающими минутами как отставший пассажир за набирающим ход поездом. Мне вдруг захотелось побыстрее попасть домой, чтобы обсохнуть и согреться, стряхнуть напряжение и усталость. По дороге непроизвольно вертел головой вглядываясь в спешащих по своим делам прохожих. Высматривал зачем-то Птицу, понимал, что бесполезно, что она скорее всего уже сидит в своей комнате, пьет с Елкой чай или читает, и думать забыла о том, что ее до сих пор может кто-то ждать. Но все равно натыкаясь взглядом на неясные в дождливых сумерках похожие на нее силуэты, напрягал зрение, всматриваясь в размытые очертания, чтобы в следующую минуту испытать легкий укол разочарования.
