— Ты бывал здесь раньше?

— Что?.. А, да, несколько раз… На экскурсии…

Первым в программе значилось посещение парка с аттракционами. Я не собирался никуда идти, все эти горки, качели, карусели и прочие средства стимуляции адреналина, меня не прельщали. Чтобы без потерь пережить часы, отведенные на «безудержное веселье», я запасся блокнотом, карандашами, рассчитывая пристроиться где-нибудь на лужайке и немного поработать.

Старшие, сопровождавшие нас, видимо, тоже имели свои планы на это время, потому что, раздав выделенные спонсорами контрамарки и оговорив место и время последующей встречи, растворились в пространстве. После их ухода быстро рассосались и остальные члены нашей небольшой группы. На аллее остались только мы с Птицей, да еще Тедди с компанией. Они выжидающе смотрели на Птицу.

— Ты идешь или нет? — нетерпеливо крикнул Тедди.

Птица посмотрела на меня и спросила:

— Хьюстон, ты с нами?

Я отрицательно помотал головой. Никто из них, кроме Птицы, которая вероятно была слишком вежливой, чтобы не пригласить с собой, откровенно не жаждал моего общества, особенно Тедди и Киплинг, чьи враждебные взгляды раздражали как назойливые осенние мухи. Впрочем, чувство это было взаимным.

— Пойдем, Хьюстон, — снова позвала Птица, — хоть не так скучно будет, как с этими трепачами. Они все равно сейчас пивом начнут накачиваться.

— Эй-эй, Птица, это кто трепачи? — завелся вдруг Тедди. — Мы и на тебя тоже пиво взяли. Да брось ты этого придурка, зачем он нам! Он же ненормальный. Ты разве не в курсе? Слышь, Хьюстон, а расскажи-ка, как ты в психушке лежал. Тебе хоть справку дали, что вылечился, а то может ты и сейчас еще ку-ку.

Я замер и почувствовал, как воздух стал вязким, и словно застрял в легких.

— Заткнись, Тедди! Не слушай его, Хьюстон! — торопливо проговорила Птица.

— Как это — не слушай! Нет уж, пусть ответит, — продолжал докапываться Тедди. Он обычно молчал, но, если начинал говорить, угомонить его было трудно. Вот и сейчас вся его долговязая сутулая фигура просто источала праведное негодование, и останавливаться он не собирался.

— Прикинь, Джет! — продолжал он ораторствовать, поблескивая стеклами очков. — А вдруг этот псих — маньяк не долечившийся! А мы свои юные жизни опасности должны подвергать, находясь с ним в одной, можно сказать, подводной лодке. Мало ли что в его дебильную голову придет. Рентгеном ведь не просветишь, чтобы проверить.

— Да замолчи ты, Тедди! Он нормальнее тебя будет! — не выдержав, крикнула Птица, но только подлила этим масла в огонь Теддиного возмущения.

— Ха! Ха! Ха! Да неужели? Пусть докажет, а то мало ли что! Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем за психа вступаться. Как бы не жалеть потом, когда у него крыша поедет. Это знаешь ли чревато. И покусать может, в лучшем случае, а уж про худший я и думать боюсь!

— Как он тебе докажет? Тедди, ты придурок, да?

— Да легко, Птица! Прощаю тебе придурка, как даме сердца моего друга. Всему вас дураков необразованных учить надо! Что онемел, Хьюстон? Скажешь, не был в психушке? Готов на эксперимент? Готов обществу доказать свою полную вменяемость и адекватность?

Джет и Киплинг, хихикая, запричитали:

— Да, где ему! Слабо! Может не надо, Тедди! Где здесь санитаров найдешь, если вдруг сбесится!

Потом они резко замолчали и уставились на меня. И я отчетливо ощутил, что вся их компания задумала какое-то веселье со мной в главной роли, аттракцион своеобразный и, с трудом сглотнув ставшую вдруг горькой слюну, сказал:

— Конечно, легко.

— Вот и чудненько, Хьюстон! Должны же мы знать, с кем под одной крышей обитаем и днем, и особенно ночью.

— И что же я должен сделать? — я постарался непринужденно усмехнуться. Ситуация была настолько абсурдной, что как-то не укладывалась в голове. Как-то глупо все это было. И, наверное, зря я согласился, что-то доказывать им. Да и как можно доказать, что ты нормален, людям заранее уверенным, что ты псих и дебил. Тем более, что в определенных обстоятельствах и нормального человека вполне можно придурком выставить. Вот это и беспокоило меня больше всего. И что они там еще придумали в качестве проверки. Судя по их настрою, по блестевшим в предвкушении забавы глазам, хорошего ждать не приходилось.

— Да ничего особенного, Хьюстон, представь себе совсем ничего! Да, впрочем, сейчас сам все увидишь. Пошли.

— Куда?

— На трек, Хьюстон, на трек! Слышал про такой? Немного покатаемся, чуть-чуть экстрима и весь твой диагноз как на ладони. А как, по-твоему, проверяют материал на прочность. Ты уж только не кидайся на товарищей если что, ладно. Мадмуазель, вы с нами, разумеется? Уверяю вас, скучно точно не будет, так что, зря вы тут на нас напраслину возводили. Мы тоже умеем веселиться.

— Заткнулся бы ты, Тедди. — угрюмо буркнула Птица. Она с тревогой посмотрела на меня. — Хьюстон, не слушай их. Ты не обязан доказывать, то, что и так очевидно.

— Да с чего очевидно-то, Птица! С того, что тихоня и скромненький. Так они, психи, все такие до поры до времени, пока не прижмет. А потом, когда на людей кидаться начинают, удивляются — откуда только что взялось. Такой ведь был из себя благовоспитанный: старушек через дорогу переводил, с соседями здоровался, кошечек по шерстке гладил, собачек не обижал, синичкам, да прочей пернатой живности, крошечек зимой не жалел…

Тедди балаболил всю дорогу, под хохоток приятелей, и я не видел никакой возможности заткнуть фонтан его красноречия, кроме как поскорее закончить с этим делом. Впрочем, шли мы недолго. При виде трека — учебной гоночной трассы на окраине парка и видавших виды машин, пестрой стайкой припаркованных у больших ангаров из светлой тусклой жести, у меня засосало под ложечкой и стало как-то тоскливо. Тедди подошел к высокому белобрысому парню в спортивной форме, курившему, сидя на сложенных друг на друга старых покрышках и о чем-то зашептался с ним. Тот окинул нас озадаченным взглядом, потом пожал плечами и затушив окурок, кивнул. Тедди что-то передал ему, видимо, деньги. Парень сунул их в карман и, позвякивая ключами, которые вертел в руке, подошел к нашей группе. Ткнул зажатым в кулаке ключом в сторону Тедди, меня и Киплинга и сказал:

— Вы трое — вон в ту крайнюю машину.

— Я тоже, — внезапно воскликнула Птица.

— Нет, — отрезал парень, — без девчонок. Мне лишнего визга не нужно, возись потом с вами.

— Да, — твердо сказала Птица, и в упор посмотрела на Тедди, — Не возьмете, я вам устрою! Ты меня, знаешь!

Парень удивленно вскинул белесые брови и, тоже взглянув на Тедди, спросил:

— Кто здесь псих?

— Ладно, пусть едет, — нехотя выдавил тот. — А то, в самом деле, хлопот не оберешься.

— Да-да, пусть едет, — горячо поддержал его Киплинг, ему самому видно совсем не хотелось экстрима.

— Не надо, Птица, — я был солидарен с парнем. Что бы они там не задумали, меньше всего мне хотелось, чтобы она присутствовала при этом. Но Птица лишь сжала губы и сощурилась, с выражением крайнего упрямства.

Машина была старая, изрядно побитая, когда-то белая с двумя широкими красными полосами по корпусу, а сейчас серая от испещрявших ее многочисленных щербин и вмятин. Заляпанная дорожной грязью она напоминала, замызганную дворнягу.

— Ничего, еще вполне тянет, старушка. — Парень любовно похлопал «старушку» по крыше, пару раз несильно пнул упруго накаченное колесо и скомандовал:

— По местам, чижики!

Кивнул в мою сторону:

— Ты вперед и не блевать, понял. Учти, я после тебя мыть не буду, сам языком вылижешь, если что. Поэтому держи в себе свои эмоции. Каламбур, чижики. Что, не смешно? Ну, как знаете.

После того, как все пристегнулись, парень, которого Тедди назвал Принцем, завел мотор и начал прогревать его.

— Почему Принц? — спросил я невпопад, стараясь отвлечься и выровнять дыхание, пульс помимо воли начал наращивать обороты.

— Потому что не король пока, — он непринужденно рассмеялся. — Вот, папик у нас, тренер то бишь, тот — король. Рисковый и нервы стальные. Ты бы видел, что он вытворяет на трассе. Мне до него далеко еще.