— Пока не продала тебя Брусту.

Произнеся это, Варон тут же понял свою ошибку, но уже было поздно.

— Иногда я думаю, что шхунам не зря запретили разговаривать.

— Слышать правду всегда неприятно, — юноша и сам не знал от чего он вдруг стал настолько резок с Марло, но обидные слова продолжали срываться у него с языка. — Ты говоришь, что будто бы видел жизнь. Но эта жизнь была только по красивым историям твоей матери. А на самом деле она вот такая, как сейчас. Ты чувствуешь ее ссадины, у тебя болят от нее мозоли. Да, пускай ты в лагере и не с пяти лет, как я, но ты ведь все равно оказался здесь. И теперь у нас один только шанс выбраться отсюда — это сражаться. Не говори, что не хочешь такой жизни, потому что это и есть твоя жизнь.

Но тот вряд ли услышал его последние слова, Марло спустился по трубе вниз и отправился спать в барак, оставив шхуна одного на крыше вместе со своими мрачными мыслями. Варон готов был кусать локти от досады, ведь он желает своему другу только добра.

Через несколько лет им предстоит отправиться на арену, и, если Марло не будет стараться, если он вдруг не приложит все свои усилия… Юноша постарался не думать об этом. Он знал, что на завтра они снова помирятся: будут вместе тренироваться, завтракать, возможно, станут шутить и строить козни Висарису. Но сейчас им надо остыть, и надеяться, что следующий день будет хоть немного лучше, чем прежний.

Вспомнив этот эпизод, Варон вдруг почувствовал стыд. Стыд за то, что он тогда не поверил своему другу. Марло говорил ему про это бескрайнее небо над головой, про шелест ночной листвы, про то, как приятно пахнет осенний лес. Но шхун мог видеть и чувствовать одну только кровь. Он убивал, и смерть застилала ему глаза, Варон даже не замечал, как он был слеп все время, проведенное в лагере у Бруста, а потом еще Зуб…

Фела вдруг заворочалась во сне и начала стонать. Кажется, ей снился кошмар. Варон, пытаясь не разбудить тем самым Греттель, тихонько подошел к взволнованной девушке, и, закрыв ей рот рукой, помог, наконец, проснуться.

— Тсс, тише. Это я. Тебе приснился плохой сон.

Какое-то время Фела смотрела на него полными ужаса глазами, но вскоре, вроде бы начала приходить в норму.

— С…спасибо, — едва слышно поблагодарила она, поежившись от прохладного ночного ветра. — И прости… Прости, что напала на тебя в тот раз.

Шхун ничего не ответил. Он отошел обратно к толстому дереву, предварительно проверив, что лошади все еще стоят неподалеку, привязанными к толстому стволу. Хорошо, что хоть Греттель спит сейчас как младенец, им с Фелой есть чему поучиться у нее.

Утром же его разбудил громкий возглас девушки.

— Ах, вся спина теперь болит! Никогда впредь не буду спать на земле, — она пыталась расходиться, но любое движение отдавалось ей болью в напряженных мышцах.

— А может это от того, что ты то и дело устраиваешь себе бешеные скачки? — предположил Варон, нехотя потирая глаза.

— Да какие ж это скачки! Без хорошего седла и стремени.

— Такие, от которых на утро болит спина, — не унимался тот.

— До чего же ты вредный, — Греттель спряталась за спиной своей новой подруги, — Скажи ему, что он вредный.

Фела в ужасе растопырила глаза и побледнела, как снег. Варон попросил оставить несчастную девушку в покое.

— Ну а что такого? Мне ты не веришь, так может хоть ей.

— Лучше пусть скажет нам, далеко ли еще до Розенхола. И как мы отыщем ее семью. Мне не хотелось бы по прибытию заиметь лишних проблем.

Тут Греттель была с ним полностью согласна, ее также посещали подобные мысли, но только девушка надеялась спросить об этом, когда они уже будут на подходе к самому городу, а не где-то в диком лесу.

— Не далеко, — чуть заикаясь проговорила Фела. — Там будет разветвление дороги и ук. указатели. Мы проедем мимо пастбищ и виноградников. Мой дом находится прямо на окраине Розенхола, мы его не пропустим никак.

— Ух, настоящие виноградники! — воскликнула Греттель, потягиваясь в разные стороны. — Все же не даром вы везли на арену вино. Выращенное в таких неплодородных местах, оно должно быть высоко ценится.

— Мы в основном перекупали его, мой отец, он больше предпочитал большим полям, маленькие огороды, — ее глаза вдруг наполнились слезами. — А теперь он умер. Мой милый и добрый папочка умер!

Делать нечего, пришлось задержать выезд еще на пол часа, перед тем, как девушка, наконец, смогла успокоиться.

— Не волнуйся, виновные уже наказаны. А тело твоего отца мы обязательно найдем и похороним, как того желают твои боги, — говорила Греттель, на что Варон лишь устало закатывал глаза. Вечно она наобещает что-то, даже не подумав, как следует.

К обеду Фела все же сумела их удивить, в ее простенькую ловушку из веток попался небольшой заяц, но девушке стало так жаль его, что она тотчас отпустила его на волю.

— В Розенхоле нас обязательно накормят, моя мама… Она любит гостей.

— Даже шхунов? — усмехнулся Варон.

Девушка не нашлась с ответом, она покраснела и стыдливо опустила глаза. Вряд ли хоть в каком-нибудь порядочном доме эльврат может быть желанным гостем. Юноша уже к этому привык и даже не обижался, просто ему не хотелось проводить еще одну ночь под открытым небом. Если бы ему только позволили заночевать где-нибудь в сарае, он был бы и этому благодарен.

— А у тебя есть братья или сестры? — поинтересовалась Греттель, пережевывая те сладкие ягоды, что ей удалось найти.

— Нет, я одна у моих родителей, — тихонько ответила та. — Был старший брат, но он умер еще во младенчестве.

— Со старшими одни проблемы, — Греттель хотела поделиться ягодами и с конем тоже, но тот отказался, громко фыркнув при этом.

— Не трави лошадей, или так хочется пройти весь оставшийся путь пешком?

— Это все съедобно! — воскликнула девушка, — Вот, сам попробуй.

— Спасибо, что-то не хочется.

— Ну, конечно, от красных ягод глаза еще краснее станут.

Варон швырнул в нее шишкой, он и не надеялся попасть, поэтому целился чуть правее от того места, где стояла Греттель. Резкая боль вдруг пронзила его плечо.

— Ну, конечно, пользоваться рукой в твоем положении, — девушка осторожно оттянула край плаща и посмотрела на рану, к счастью, повязка не кровоточила, но пахла довольно неприятно. — Не стреляй пока больше из лука. Твоему порезу нужно сначала зажить.

— Это царапина, — Варон сдернул ее руку со своего ноющего плеча. — Доберемся до Ярмала, то прикупим что-нибудь у жрецов.

— Как бы не стало поздно, — Греттель взволнованно прикусила губу. Хоть она и не разбиралась в лекарском деле или в чем-то подобном, но тут и без каких-либо знаний можно было смело сказать, что с раной не все в порядке.

Взвалившись на спины усталых лошадей, они продолжили путь. Через какое-то время Фела указала им на холмы, которые были полностью засажены вьюнками дикого винограда.

— Здесь начинаются владения фермеров. Мой дом находится совсем недалеко отсюда.

Было трудно понять, что чувствовала девушка в этот момент. Иногда она беззвучно плакала, Греттель ощущала это даже сидя за ее спиной.

Отец Фелы убит, вино, что везли на продажу, полностью выпили разбойники, а сама девушка… Интересно, был ли у нее жених? Обычно к такому возрасту родители уже стараются сосватать свое ненаглядное чадо, особенно в таких небольших городах как Розенхол. А что если отец Фелы и вез ее, чтобы показать тем богачам, которые соберутся на арене? По правде говоря, платье на ней было совсем не для долгих путешествий, да и карета… Чтобы отвести вино достаточно и просторной телеги, тут же был целый экипаж, запряженный тремя статными жеребцами. Пусть отец и выступал в роли обычного извозчика, но его дочь вполне могла сойти за какую-нибудь знатную даму, скорее всего это и послужило причиной нападения тех разбойников. Может они планировали получить выкуп или что-то в таком духе, а как узнали, что это дочка простых фермеров, то решили поживиться, чем есть.

Караульный не был особо избирательным в людях, если он и видел для себя возможность подзаработать, то тут же сдавал любую информацию таким ублюдкам, как Тибольд. А уж те, в свою очередь, делали за него всю грязную работу. А так как Фела оказалась ему абсолютно бесполезна, то он привел еще и Греттель со шхуном, в надежде получить и за них хоть какие-нибудь деньги.