В детстве у Кигана было шестеро младших братьев и сестер, и стоит ли говорить, как часто его родители просили посидеть и поухаживать за младенцами, пока те отлучаются по каким-то особо важным делам. Будущему жрецу крайне не нравилась его навязанная роль няньки, но делать было нечего, а дети, растущие в актерских повозках были крайне непоседливы: то кого-нибудь заденет исхудалая лошадь, то поранятся самодельным реквизитом, который, вроде бы, должен быть крепко заперт в одном из родительских сундуков. А так как путешествие из города в город занимало по несколько дней, а то и недель, то было очень тяжело уследить за всеми орущими малышами, к тому же, если учесть, что Кигана на тот момент интересовали совершенно иные вещи.

— Мне придется бросить семью? — юноша сидел за столом, аккуратно сложив руки под голову, темные пряди его непослушных волос спадали ему на лоб, делая его тонкое обветренное лицо еще более выразительным.

— А как иначе? Уж не хочешь ли ты их всех потащить за собой в магистериум? — Стиан, по привычке закинув ноги на стол, перелистывал какой-то толстый словарь, иногда отмечая для себя нечто особо важное.

— Нет, нет, я даже не думал об этом…

— Ну так и решено, — глаза юноши задорно загорелись. — Еще есть парочка дней, чтобы с ними как следует попрощаться, знаешь ли, все эти объятия, слезы и сопли. А потом, я буду ждать тебя в уговоренном месте. Оденься только получше, — он едва окинул взглядом невзрачный наряд своего друга. — Ты, как никак, теперь сын барона Лелозель.

— Мне кажется, в магистериуме сразу обо всем догадаются. А что с нами потом сделают…

— Во-первых, не с нами — а с тобой, — Стиан сделал себе очередную пометку. — А во-вторых, приемной комиссии будет совершенно плевать, Лелозель ли ты, или еще кто. Договоренность есть, есть деньги и есть печать их богатого дома. Тебя примут под его именем, а там в течение года, молодой барон вдруг превратится в Кигана — сына уличного артиста. Никто и не заметит.

Почему-то, когда все это говорил Стиан, то его слова звучали куда увереннее, чем в голове у черноволосого юноши. От нахлынувших мыслей у Кигана разболелась голова.

— А если настоящий барон со своим сыном вдруг приедут? — не унимался он. — Ведь зачем тогда было платить такие большие деньги, и еще вся эта подготовка?

— Барон Лелозель заядлый пьяница, и сынишка недалеко от него ушел. Да, старик хочет для своего отпрыска достойного будущего, поэтому, поняв, что в родных стенах из него ничего толкового не выйдет, то и определил его в магистериум. Правда вот, сын этого не особо желает, — Стиан умело провернул чернильный карандаш в левой руке. — Я хорошо знаком с Юцианом, можно даже сказать, что мы, в некотором роде, лучшие друзья. И я уверяю тебя, он был только счастлив узнать, что ты согласился подменить его на время. Пока барон будет блаженно думать о том, что Юциан занят изучением рун и врачеванием, тот собирается провести незабываемый год в кампании своей щедрой, и весьма миловидной тетушки Аэрин. Только вот…

— Что? Что, только вот? — юноша испуганно вытаращил глаза.

— Юциан мне сказал, что если ты завалишь хотя бы один экзамен будучи под его именем, то ты — труп.

— Я не… Он так и сказал?! Стиан, он и правда так сказал?

Но тот уже заливался озорным смехом, чуть не повалившись со стула, на котором сидел. В те времена Девере вообще умел подолгу и без особой на то причины смеяться, заражая всех окружающих его людей легкой и непринужденной улыбкой.

Киган еще раз поблагодарил заплаканную Индрид, что она доверила ему личный дневник ее покойного мужа. Женщина выглядела чуть смущенной, может быть от записей, которые она там обнаружила, а может быть от самого факта вторжения в жизнь ее любимого человека. Так или иначе, вскоре жрец занял пустующий кабинет, и, едва прикрыв за собой дверь, приготовился к чтению.

Он не стал останавливаться на тех моментах существования Гарри, где тот описывал свои внезапные встречи или же другие радостные события, вроде рождения его первой и единственной дочери. Также Киган пролистывал горькие плаксивые воспоминания об упущенных возможностях и о желаниях, о его первой любви. Возможно, Индрид поэтому не хотела показывать данную тетрадь, ибо ей было неприятно увидеть упоминания о какой-то там Греттель, чье имя с такой нежностью было выведено на желтых засаленных страницах. Но еще неприятнее ей, видимо, знать, что об этом прочитает кто-то другой.

Наконец, Киган дошел до того момента, который показался ему интересным и, возможно, относящимся к тому, что случилось с Гарри потом.

Сорок седьмой день луны:

«Мне сказали, что у той женщины я могу достать парочку работающих рунных камней. Интересно, откуда они у нее? Надо бы съездить в Пилор под каким-нибудь предлогом и проверить».

Пятьдесят девятый день луны:

«Зря я надеялся повстречать там Гретт… Если бы она и правда жила в том пыльном городе, то скорее бы, она вскоре увяла подобно прекрасному дикому цветку. А миссис Крагер… Такие будто сорняки цепляются за любую возможность выжить. Золотой за камень! Я приобрел несколько и теперь собираюсь проверить их. Но не сейчас, как бы мне теперь перестать думать о Гретт…»

Одиннадцатый день луны:

«Эти рунные камни — превосходные! Я отправил в Пилор письмо, но эта заноза не желает мне отвечать. Может нашла другого на них покупателя?»

Двадцать шестой день луны:

«Как славно, разлом оказался именно на востоке. Со мной поедет господин Вилус, но он тот еще простак, надо будет уговорить его задержаться там ненадолго. Кстати говоря, Крагер мне написала ответ. Говорит, что камни еще не готовы. Как это они могут быть не готовы?! По-моему, меня хотят надурить. Приеду — обязательно выясню».

Далее Киган заметил, как поменялся почерк и слова стали более путанными, все, как и говорила Индрид, после пребывания в Пилоре — жрец, кажется, стал вести себя странно.

Тридцать второй день луны:

«Спокойно…ничего не случилось. Ведь так? Рука правда до сих пор болит. И я не знаю куда сбежала эта чертова обманщица. Что за представление она мне устроила?!»

Тридцать третий (зачеркнуто) четвертый день луны:

«Скоро уезжать. Запасы мази на исходе, надо в отчет… Не забыть бы. Шея горит, да и грудь тоже. Теперь я начинаю думать, что это мне не приснилось. Я слышал чей-то голос, а потом крики. Моргрул… Нет, нет. Голова идет кругом. Нужно записать в отчет. Попрошу Вилуса».

Седьмой день луны:

«Завтра в магистериум. Я должен рассказать про камни? Все дело в них? Но… Сегодня мне намного лучше. Кажется, это был просто легкий шок. Я ведь почти перестал видеть…Пыль? (заляпано) В той пещере, энергия будто бы вышла из-под контроля. Беловолосая просила меня их не трогать, а потом… Это был разлом? Мои воспоминания меня подводят. Надо бы выпить».

Восьмой день луны:

«Я не решился рассказать. Да и уже ни к чему. (зачеркнуто) Моя красавица Феррира стала настолько болтливая, что ее не остановить! Может быть стоит оставить службу? Я немного устал. Поговорю об этом сначала с женой. П.С — сны больше не возвращаются».

Киган несколько раз пробежался по этим неровным записям, дублируя себе что-то в блокнот. «И это Индрид хотела от меня скрыть? Вот, черт! Мне необходимо быть внимательнее. Теперь, когда все начинает проясняться». Жрец отложил тетрадь в сторону, впрочем, все еще не сводя с нее глаз. Привычка вести дневники всегда казалась ему слишком странной, но, в каких-то моментах это действительно может оказаться полезным.

«Значит Гарри скупал рунные камни у матери Вица. Я почти что уверен, что это была она. Много ли в восточной столице беловолосых женщин с фамилией Крагер? И по датам все сходится. Ее исчезновение и болезнь непутевого жреца. Выходит, что это неофициальные заряженные камни… Гарри упоминал какую-то пещеру, неужели они все еще могут быть в Пилоре? Много ли жрецов знают об этом секрете? Черт побери!»

Киган, как и все другие служители магистериума, имел только ограниченный доступ к рунным камням. Да, как представителю Высшего Совета, ему полагалось чуть больше привилегий, но он редко пользовался ими: жрец не ставил телепорты без особой на то надобности, не пытался с помощью примитивных рун ускорять процессы экстракции ингредиентов или же их разложение, а если ему и приходилось брать камни для заданий, то не более того, сколько ему действительно могло бы понадобиться. Тем не менее, жрец прекрасно осознавал, что так поступают далеко не все жрецы.