Можно ли считать, что жрец тогда одержал победу? Едва ли, ведь по мнению остальных — он потерял все. Хоть за ним и оставили мизерную возможность вести в деревнях лечебную практику и выписывать людям лекарства от лица магистериума, но двери в научные общества и в Совет девяти для него навсегда закрыты. Со временем другие жрецы перестали относиться к Падре с доверием, а некоторые же и вовсе подняли его на смех, сравнивая его с местным, любящим самобичевание, ключником, или же с Баулом Болом, жрецом, некогда прославившимся тем, что он большую часть своей жизни провел в королевском дворце, в качестве толстого придворного шута.

Киган с интересом рассматривал записи, написанные Девере более двадцати лет назад. Тот пытался создать работающий граар, но безуспешно: все его опыты заканчивались провалом с небольшой пометкой в конце — «неустойчивость к первородной энергии». И сейчас жрец мог лишь поразиться его тогдашнему упорству.

— Странно, а это здесь зачем? — Киган заметил, что бумага на последних страницах отчета переливает едва заметным серебристым свечением, вряд ли бы жрец вообще обратил на такое внимание, но уж слишком часто ему приходилось пользоваться подобным трюком в свои ученические годы.

Они изобрели это вместе с Девере, скорее от скуки, чем от настоящей нужды. Во время особо неинтересных занятий они перекидывались друг с другом записками, предварительно пропитывав недорогой пергамент этим прозрачным, напоминающим смолу, веществом. «Ветряная лянь» — так юноши прозвали свое тайное чудо-зелье, не придумав ничего лучше, как использовать в названии два основных элемента — ветер и речные водоросли лянь, которые с трудом можно было найти даже в самом магистериуме. Но у Падре на все были свои источники, о которых он предпочитал умалчивать, тогда как Кигану было просто любопытно исследовать все новые диковинки, даже если это не входило в их основное обучение.

Кларк, имея своего собственного наставника, посещал занятия в общих классах не так часто, как ему хотелось бы. Поэтому, когда он наконец прознал о загадочном зелье, которое было способного вернуть исписанному пергаменту его первоначальный вид, то запасы «ветряной ляни», к сожалению, на тот момент, уже подошли к концу.

— Слюна лани? Вы же сейчас не серьезно? — с обидной в голосе говорил он, просматривая на свет пустой, чуть смолянистый лист.

— А ты нам не веришь? — Девере, подложив руку под голову, подкидывал в воздух пустой пузырек, который еще совсем недавно наполняла серебристая густая жидкость. — Мы с Киганом гонялись за ней три часа, пока ты занимался своими скучными рунами.

— Знания рун очень полезны. Не завидуй тому, что меня допустили к практике уже сейчас, тогда как других учеников все это ждет только в следующем году.

— Завидовать? — в очередной раз поймав матовую стекляшку, возмутился тот. — Киган, ну, ты его слышал?

— Вы мешаете мне заниматься.

Темноволосый юноша сидел у окна, склонившись над какой-то толстенной книгой. Вид у него был крайне сосредоточенный.

— Ты только посмотри в его честные глаза, да как ты можешь в них сомневаться?! — наигранно продолжал Девере, с пылом схватившись за сердце.

— Я сомневаюсь в тебе, Стиан. Врать ты похоже научился даже раньше, чем говорить.

— Сочту это за похвалу, — резко поднявшись, он вырвал из расслабленных рук Кларка листок и начал сооружать из него какую-то незатейливую фигурку.

— Эй, ты чего?! А ну отдай!

— И почему вы всегда собираетесь в моей комнате, — вздохнул Киган, на время отвлекшись от своих монотонных записей. — Не лань, а лянь. Речные водоросли. Правильно высушенные на ветру и с добавлением…

— Э, за бесплатно не рассказывай, — прервал его юноша, с улыбкой продемонстрировав друзьям получившийся из бумаги цветок. — У его семьи столько денег, что будет просто расточительством отдавать ему наши секреты задаром.

— Больно надо, — Кларка от чего-то всегда задевали слова о богатстве его семьи, совсем немногие знали, что эти деньги были получены в свое время жестоким разбоем и чужой пролитой кровью. — Руны куда интереснее.

— Пожалуй, ты прав, — Стиан начертил в воздухе усиленную руну потока.

— Ты что забыл, они тут не работ…

Но Девере вдруг с силой дунул на свой бумажный цветок, от чего тот, закрутившись по комнате, ударился прямо о широкий лоб Кларка. Реакция юноши не заставила себя ждать.

— Вы мне сейчас все тут разнесете!! — вскричал Киган, пытаясь остановить затевающуюся драку.

В тот день они много смеялись, а к вечеру, следуя своим неизменным традициям, они пробирались на кухню, чтобы выпросить у повара-толстяка пару яблок или же лимонных сухарей. Кигану нравилось проводить время со своими новыми друзьями, честно говоря, до поступления в магистериум он был совсем один. Юноша рос довольно застенчивым и нелюдимым, а все свое свободное время он посвящал чтению свитков и книг, тех немногих, что ему удавалось достать, когда его кочевая семья, наконец, останавливалась в том или ином городе.

Киган стыдился своего низкого происхождения, как и того, что его родители были простыми бродяжными артистами. Мать зарабатывала на жизнь уличными танцами, тогда как отец аккомпанировал ей на лютне, заставляя своих младших детей шнырять вокруг собравшихся зевак и по возможности срезать их тугие кошельки. Где-то в двенадцать лет Киган отказался участвовать в подобных авантюрах и лишь угрюмо ходил следом, присматривая за лошадьми и больной бабушкой, которой также была не по нраву вся эта бродяжная жизнь.

Именно благодаря столь ворчливой старой женщине Киган узнал о жрецах, о магистериуме, о рунах и о порталах, о загоризонте, что скрывается за далекими бушующими штормами.

— Ты, наверное, думаешь, что я совсем выжила из ума? — говорила она, смочив слюной свои желтые засохшие губы.

— Нет, бабушка, я так не думаю, — маленький Киган сидел на краю украшенной лентами повозки, свесив вниз свои тонкие ноги. — А расскажи мне еще что-нибудь про Древних!

— Фи, какой толк про них рассказывать, были да умерли. Туда им и дорога! — женщина закашлялась, пытаясь дотянуться дрожащей рукой до своей трубки. — Подай-ка сюда.

— Но отец мне сказал…

— Мало ли, что этот балбес тебе сказал! А ну, живо! — и только получив свой желанный табак, она наконец успокоилась и начала пускать в небо незатейливые кружочки, сотканные из черного дыма. — Твоя мать хоть и дура, но иметь весь свой выводок от одного человека — даже для нее слишком.

Мальчик немного насупился: все его братья и сестры в семье были рыжие, будто бы их поцеловал огонь, но Киган же… Дитя ворона. Так его в шутку прозвали родные. Но несмотря на всевозможные домыслы, отец также сильно любил его, как и других своих детей и никогда ничем Кигана не выделял.

— Чего рожу скорчил? — бабушка дыхнула на него густым паром. — Слова тебе ничего плохого не сделают, а вот руны — могут.

— Тогда расскажи мне про руны!

— Ишь какой шустрый, — женщина хрипло рассмеялась, обнажая свои редкие гнилые зубы. — А ты прочитал те главы, что я когда-то просила, там, где написано про первородную энергию?

— Прочитал, — гордо ответил тот, вспомнив обложку старинной и очень толстой книги.

— Прочитать еще мало, а вот понять, — для рассказа старуха постаралась усесться поудобнее. — Жрецы те еще болваны, раз гоняются за камнями, вместо того, чтобы посвятить свое время тому, что их наполняет. Первородная энергия штука сложная и берется она не из неоткуда.

— А ты знаешь откуда она пришла на материк?

— Фи, если б я знала, то сгинула б вместе с Древними! — женщина вновь закашлялась, пытаясь удержать в ослабевших руках курительную трубку. — Все имеет свое начало. Обноски, что ты сейчас носишь, еда, которую ты ешь на обед, и энергия, что заряжает собою руны. Все это. Ну а если есть начало, то, следовательно, есть и конец.

— Рунная энергия иссекает? — испуганно спросил мальчик, и глаза его тут же расширились, после всех бабушкиных рассказов об использовании первородной энергии и заряженных древних камней, он действительно боялся их скорого исчезновения.