Палач задумался, отошёл к героям Солнца, стоящим как четыре золотых памятника. Заговорил с ними, а я их не слышу. Вижу только поплывшие от гнева и усталости глаза растерянных горожаней, и ходящего туда-сюда Земантуса, ощупывающего свой вытянутый подбородок.

– Давай, Гроннэ, думай, – обращается он ко мне.

– А что тут думать? – отвечаю я вполголоса, не отводя взгляда от толпы, жаждущей расправы над убийцей героя. – Мне больше не о чем думать. Я перебрал в таверне. Убил героя. Они хотят меня обезглавить. Точно также мой кинжал обезглавливал головорезов за то, что они также убивали кого-то… там. Но опираясь хоть на собственные мотивы, личную выгоду или, например, просто хотели порезвиться. А я-то героя шлёпнул вообще нехотя. Это и есть проступок. Бездумный, глупый и… короче мне нечего сказать. Сбежать не смогу, очень уж всё тело ломит, а на голову как будто поставили булыжник.

– Сейчас не до философии. Давай думать как тебя спасти.

– Я уже придумал план, но он будет довольно кровавый. И героев станет ещё меньше…

Вспоминаю её, и умирать очень не хочется. Впервые за много лет я думаю о ком-то, и приятно дышать. Шаарис что-то сделала со мной. Хоть мой разум неладен по народному мнению, имею склонность считать себя вполне нормальным. Несмотря на свои выходки и неопределённость, имею цель и в полной мере осознаю свою “неладность”, и не опровергаю нападок в свою сторону. Может, это от одиночества, может, от осознания безысходности бытия, может, он желания навязать свои идеалы я хочу чтобы всё изменилось, обрело смысл. И вот только сейчас это обретает смысл, когда уже поздно что-то менять. Как обычно. Как всегда. Я готов измениться, готов принять мир какой он есть рядом с ней, готов не искать, остановиться, бросить всё прошлое. Плюнуть на поиск идеалов, истины и ответов на самые сложные философские вопросы. Как обычно, в этот момент появляется помеха и отталкивает от блаженной мечты. И та мечта отдалится, и снова возникнут вопросы о бытие, об истине, о смысле дышать. Сейчас, быть может, этот цикл прервётся, прямо у подножья моего новорождённого смысла. Как всегда не вовремя, не дав насладиться, испробовать хотя бы малость, почувствовать что такое счастье, о котором так много ходит слухов. И я даже слышал от многих, что они счастливы, непрерывно, изо дня в день. А я не был ни разу. Всегда меня что-то гнетёт. Неопределённость, нежелание останавливать мысленный поток, поддаваться зависимостям, от которых не деться из-за собственного тела. Оно постоянно чего-то жаждет, и многие потакают ему, не спрашивая себя. Для них это норма, и это не сдавливает им виски по ночам, не вводит в тоску по утрам. Они способны это принимать, не задавая вопросов. Наслаждаться без ответов. Любить без причин. Наверное, всё-таки правда, что я не для этого мира.

– А Шаарис уже ушла из Файенрута? – спрашиваю я Земантуса, застывшего надо мной.

– Да, в сопровождении четырёх героев. Ты об этом сейчас думаешь? Давай думай о своём спасении! Я не могу идти против героев Солнца, Гроннэ. И против народа не могу. Ты должен своей речью убедить всех признать этот проступок несчастным случаем.

– А она ничего про меня не говорила?

– Тьху-ты. Какая сейчас разница?

– Мне есть разница! Я хочу знать!

– Ничего не говорила, – быркнул Земантус, увёл недовольное лицо к толпе, сделал шаг.

Позади слышится бряцание доспехов. Взвесили. Приняли решение. Договорили.

– Итак, – обратился герой Стерра к Земантусу. – Мы можем только положиться на народный суд. Обдумав, герои пришли к выводу, что могут проявить снисходительность и пойти на прощение. Безусловно, с рядом требований. Но за помилование должен проголосовать народ. Здесь присутствует глаз короля, наблюдающий за процессом, поэтому всё будет честно и официально.

– Понятно. Я должен убедить народ в помиловании.

– Именно. Если народ одобрит помилования, его помилуют. В противном случае, мне ничего не останется, кроме как выполнить свой долг.

– Граждане Файенрута, мои друзья, – начал Земантус. – Я, как владыка города, обращаюсь к вам с чистой просьбой проявить милосердие и доброту…

– Голову с плеч! – крикнул высокий мужик с вывернутым носом. – Убийство героя – предел! Здесь даже последняя речь не положена! Задобри Земантус, не вступайся за подлеца. Может, это был лучший кандидат в королевичи! Народ, что вы скажите?!

– С плеч, с плеч, с плеч! – громким хором поддержали горожане. – Голову с плеч! Никакой пощады! Смерть убийце героя!

Земантус изо всех сил пытается перекричать толпу, остановить поток брани хотя бы на некоторое время, чтобы найти возможность контакта. Но здесь безрезультатно. И я даже сам не знаю почему он так не хочет, чтобы меня не обезглавили. Борется за мою шею, как за свою. Настоящий друг. Наверное, с хорошими наёмниками совсем стало туго. Главное, в нужный момент убрать голову от камня, тогда меч ударит, окажется рядом, я разорву крепкие путы, сковывающие руки, и кинусь наутёк.

– Граждане! – крикнул владыка во всё горло, его глаза налились гневом, герой-палач отошёл от него на шаг. – Я возьму этого непутёвого под свою опеку! Разве вы не уважаете меня, не доверяете моим решениям?!

– Доверяем! – воскликнул здоровый мужик. – Но пусть теперь скажет убийца!

Бурные возгласы разрывают короткую тишину. Они требуют моего слова, смотрят на меня налитыми злостью глазами.

– Это произошло случайно, – начинаю речь. – Я докончил головореза Ро-Тивариса, и сзади кто-то вытащил меч. Вы сами видели, кто был рядом. Отзовитесь, кто видел!

– Я видела! – сказала высокая мускулистая женщина с большой грудью и короткими красными волосами. – Это пьяное рыло устроило кровавое побоище в таверне перед героями, на глазах у беззащитных девушек. Размахивал своей цепкой! Герои наши не пьют, а этот нажрался и оружие не оставил дома, понёс в город! Мы все знаем, что пьяное оружие, оно самое коварное! И ты знал! – обращается она лично ко мне, заглянув в глаза. – Знал же, падло!

– И я ещё хочу добавить, – встрял мужик с косой на плече. – Героя, которого ты убил, хоть и по случайности, может, жена ждала, дети, семья! И кем он теперь под землю пойдёт? Умер от несчастного случая, от рук пьяного недоделка?!

– Да, правильно говоришь! – сказала грудастая. – Это не просто проступок, это позор! Поэтому лучше уж смерть, чем такое на себе таскать, владыка Земантус, – обратилась она к владыке. – Это клеймо не смыть, героя не вернуть. Не вернуть чьего-то сына, выбравшего сложный путь! Любимого… – Она вдруг вся сжалась, и казалось, что пустит слезу. – Любимого в конце концов! – победила себя. – Помогать ближним, быть справедливым в мире лжи, подонков и пьяного оружия, ещё более жестокого порой, чем трезвая война! Это его ежедневные занятия! Именно таким он был! Мать дала ему имя Геролас! Сама судьба велела быть Героласу помощником слабых и добрых, наделив его именем настоящего героя!

Толпа замолкает оттого, что я начинаю рыдать. Не выдерживаю такого позора. Эта сиськастая права во всём, мне больше нечем себя оправдать, и кому-то внутри меня также нечего добавить к сказанным словам. Мы оба молчим, теряя слёзы, пытаясь подобрать мысли, которые прячутся от стыда.

– Так, мать, выходи! – кинула грудастая, обернувшись. Из толпы просочилась бабушка с растрёпанными серыми волосами, опущенным взглядом, красным лицом. – Это мама Героласа! Давай, пьянь, расскажи ей, как ты не хочешь умирать!

Бабушка поднимает голову, смотрит исподлобья, и этот взгляд наполнен ненавистью сильнее, чем моё сердце печалью. Я не могу смотреть ей в глаза и склоняю голову. Стыдно, противно, необратимо и совершенно лишено смысла.

– Народ принял решение! – крикнула грудастая. Вокруг загремели рукоплескания, как сплочённый инстинкт, как коллективный разум, одурманенный одной идеей, объединённый желанием снести мне голову.

– Уважаемая мать храброго Героласа… – обратился владыка.

– Смерть убийце Героласа! – перебил здоровый мужик. Мать покойного опустила голову, развернулась и растворилась в толпе. Последовала предсказуемая реакция: