— Черт подери эту канцелярию, — раздраженно пробурчал Тариэль. — Я полагал, что все копии этих бумаг давно утеряны. Рейла была дочерью моего друга. Она была талантливой девочкой и могла при случае защитить Эрлиха, вот и все. И вообще, хватит болтать! Так ты никогда не вернешься домой! Пора разгребать развалины.

К середине третьего дня все камни были растащены, утоплены, место силы очищено огнем. Еще полдня Тариэль выкладывал пентаграммы, звезды и круги из булыжников, найденных в степи, из монет, из пучков трав, постоянно что-то меняя, и пел. На рассвете пентаграммы вспыхнули уже знакомым голубым цветом. Не считая выжженной земли, место было на вид ничем не примечательно, но Эрхану казалось, что из земли здесь бьет мощный столп воздуха, так что даже дышать ему получалось с трудом. Без внутреннего зрения он не мог его видеть, а с внутренним — видел узкий желтый луч, уходящий в небо. Тариэль обещал установить на этом месте колонну — место силы нельзя забрасывать.

Не без дрожи он шагнул в пентаграмму. Если в первый раз он влетел в уже закрывающееся окошко, то теперь вошел в полноценный могучий портал. Как и обещал Тариэль, Эрхан появился в центре королевского дворца, в фехтовальном зале, где из паркета была выложена звезда, вполне пригодная для портала. Портал на этот раз Северный Ветер сделал односторонним, чтобы никто не сумел проникнуть в проклятые земли. Перед взором Эрхана ясно встала картина, как налетевший порыв ураганного ветра разметал узор портала, захлестнув и швырнув наземь Тариэля. Очевидно, месту силы не понравились его действия.

В миг перехода в руках Эрхана привычно уже задрожал рог и словно прозвучал удар колокола. В голове у него гудело еще некоторое время. Как оказалось, удар существовал в действительности, потому что в зал сбежались все, кто обладал магическим даром — Эрин, Эмма-Ли, Эйя, несколько слуг. Самый первый, несмотря на преклонный возраст, влетел Хорий Жизнь дающий.

— Юноша, — вскричал он, всплескивая руками, — В своем ли вы уме! Вы едва не разрушили дворец!

— А еще я менял мироздание, — пробормотал под нос Лекс.

— Однако какая интересная комбинация! — восхищенно щелкнул языком старец, кружась по полу. — Почему я не замечал её раньше? Как же всё-таки Вы взломали защиту дворца? Здесь же невозможно открыть портал! Это против всяких правил!

— Эрхан! — закричала появившаяся Эрин и бросилась ему на шею. — Ты вернулся!

— Мы думали, ты опять ушел. Надолго, — пояснила Эмма-Ли.

— И не дождался обещанного места первого советника? Размечтались!

— И всё же, молодой человек, как? — не унимался Хорий. — Это невозможно, говорю Вам!

— Человек, который устраивал портал, не знал, что это невозможно, — пожал плечами Эрхан.

Эмма-Ли хрюкнула и отвернулась. Глаза Эрин сияли.

— Это был он, да? — дергала его за рукав юная королева. — Он?

— Да бросьте, вы в самом деле решили, что я ушел? — возмутился Эрхан. — А как же суд над Бер-Госсом? А мои планы по восстановлению университета? У меня столько идей, что я отсюда сотню лет не уйду!

— Я требую для князя Бер-Госса смертной казни через четвертование, — скучающе повторил Эрхан в очередной раз, раскачиваясь на стуле. — По древним обычаям, перед казнью его нужно оставить на неделю в клетке на площади.

— Я протестую! — снова возражала Эмма-Ли. — Подобные дикие обычаи позорят нашу империю и развращают народ.

— Протест принят, — кивнул Харриан и ударил в гонг. — Князь бер-Госс приговаривается к смертной казни через отрубание головы. Казнь состоится сегодня на закате солнца. Имущество князя переходит в королевскую казну до тех пор, пока не найдутся наследники.

— Я настаиваю на исключении Бер-Госсов из реестра дворянский семей! — вскинулся Эрхан, с грохотом опрокидывая многострадальный стул.

— Протест отклонен. Глупо истреблять из-за одной бешеной собаки всю псарню.

Гонг ударил снова. Эрхан кипел от злости. Процесс над Бер-Госсом ему виделся фарсом. Казнь — слишком легкой, наказание несоизмеримым. Новому Первому советнику едва удавалось сохранять бесстрастное выражение лица.

В отличие от дела Бер-Госса, рассматривающегося за закрытыми дверями, Горнину-младшему приговор огласили вчера на главной площади. Эрхан испытывал сочувствие к подсудимому, но по закону его ждала смертная казнь. Харриан много разговаривал с бывшим другом, а после тяжело вздыхал.

Сам юноша жаждал смерти как избавления от позора. После нескольких публичных слушаний народ полюбил подсудимого всей душой и требовал помилования. Семья его — отец и старший брат — на всех заседаниях сидела молча, нахмурившись. Они не произнесли ни слова, ни разу взглядом не поддержали опозорившего их юношу. Только когда Горнин признал вину, попросил прощения и настаивал на смертной казни, брат его опустил голову, а отец еле заметно кивнул.

Решение Харриан вынес беспрецедентное. Горнин-младший умер — не физически, а для людей.

Юноша лишился имени, семьи, имущества. В родовом склепе появится плита с его именем и датой смерти. Сам же Горнин, ныне безымянный, волен будет выбрать пожизненное служение любому богу. Ему был дан шанс жить — и искупить своё преступление милостью. Эрхан только вздохнул, вспомнив, как юноша просил прощения, как упал на колени и заплакал. Харриан, сбросив мантию судьи, опустился рядом с ним на колени и плакал с ним. Завтра мальчик покинет столицу безымянным странником.

Бер-Госса и нескольких его сообщников выводили из зала суда. Смертный приговор получил он один. Остальные должны были отправиться на рудники. Эрхан молча вышел во двор. Его душила злость. Никто — ни один человек — не возмутился столь мягким приговором. Сотни убитых людей, не менее — сбитых с пути, сотни поломанных жизней — и всего лишь легкая смерть!

Он вскочил на лошадь, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд Эммы-Ли, и помчался к храму богини. Ледяные брызги выпавшего ночью последнего снега летели из-под копыт. Ему очень хотелось поговорить с настоятельницей, не участвовавшей в этой комедии.

На пороге он столкнулся с Вэндой. На руках ее была дочь.

— Что-то случилось, господин мой? — обеспокоено спросила она.

— Мать-настоятельница… — выдавил Эрхан.

— В посте и молитве, господин.

— Да что же это такое! — зарычал он. — Какой ужасный день!

— Пойдемте, господин, — тихо улыбнулась Ванда. — Я налью вам горячего вина с пряностями. Пойдемте, всё будет хорошо.

Она увлекла вяло сопротивляющегося Эрхана в свою каморку, по пути передав девочку какой-то послушнице. Усадив молодого человека на кровать (больше в комнате сидеть было негде), она сунула ему в руки тёплый глиняный кубок грубой работы — не иначе как местного производства — и заставила выпить.

— Вино снимает усталость и дает сил, — назидательно сказала женщина. — Дозволительно ли мне спросить о ваших тревогах, господин советник?

— Советник! — зло произнес Эрхан. — Какой я к бесу советник, если мои советы никому не нужны!

— Что-то не так в суде?

И тут Эрхана прорвало. Он взахлеб рассказывал ей о судебном заседании, о многомилостивом Харриане, о могиле женщины и детей под старой яблоней, о двух сотнях мертвецов у реки, о том, что почти не чувствуешь боли, когда арбалетный болт протыкает плоть, но только страх остаться калекой, о молодом Горнине, сгубившем свою жизнь и о сотне других, сбитых с пути Бер-Госсом. Когда, наконец, поток слов иссяк, он долго еще сидел, ссутулившись и не в силах поднять глаз от стыда за свою истерику.

— Господин мой, — ласково сказала женщина, гладя его по рукаву калота. — В вас сидел демон. Он терзал вас, мучил, грыз изнутри. А теперь он ушел. Теперь будет легче, но в то же время тяжелее. Демон щедро делился силами. А теперь вам придется жить своей жизнью.

Эрхан удивленно поглядел на неё.

— Вы не верите в демонов? — понимающе улыбнулась она. — Что ж! Тогда считайте, что месть свершилась, цель достигнута. Выберите себе другую цель, только умоляю, более разумную!