— Во-первых, Харриану. Во-вторых, его дочери.

— Дочери? Черт, бер-Госс уверял, что Харриан в монастыре навсегда, а дети погибли, — Эйа испуганно зажала рот рукой, понимая, что сболтнула лишнее, но тут же успокоилась. — Впрочем, всё равно нет доказательств. Свидетелей нет. Кажется, все погибли от какой-то хвори.

— Не все. Человек, которого Бер-Госс пытал лично и оставил умирать в лесу, выжил.

— Да? Что же это за человек, слово которого поспорит со словом первого советника королевы?

— Он перед тобой.

Эйя смерила его высокомерным взглядом.

— Ты? Внук королевы? В гонцах у Харриана? Не смеши меня! Этому никто не поверит! Да ты не осмелишься появиться в публичном суде…

Внук королевы! То, что он — ее сын, даже не вспомнила.

— Кто говорил про публичный суд? — приподнял брови Эрхан. — Суд будет тайным. Внутренние дела семьи и всё такое.

Кажется, Эйя начала осознавать серьезность ситуации.

— Но зачем? — растерянно, беспомощно посмотрела она на сына. — Личная месть? Это я могу понять. Он хотел тебя убить, не зная, кто ты. Разве стоит вообще… Хотя ты прав. Месть — это святое.

— Месть? О нет! Заговор против империи.

— Брось, какой заговор! — криво улыбнулась женщина, поглаживая по плечу Эрхана. — Маленькая услуга племяннику. Кстати, что будет с племянником?

— Он во всем сознался. Эшафот. А твоему возлюбленному грозит как минимум мучительное четвертование.

— Но…

— Эйя! Включи голову! Белона — лишь маленькое звено в большой цепи! Бер-Госс опутал своей паутиной половину империи. Большинство голов крупных городов или назначены при его пособничестве, или должны ему денег, или просто запуганы. Он держит в руках систему банков. Признаться, я хотел мести. Но дернув за одну ниточку, я вытянул такое паучье гнездо… Ты знаешь, что Бер-Госс внушал Эрин, что она сумасшедшая? Ему удалось заблокировать часть ее магии, и она в самом деле чуть не свихнулась? Он и её пытался соблазнить. Ему не нужна ты — ему нужна королева. С Эрин у него не вышло, но он ловко повернул её к отказу от наследия. Если бы ты стала королевой… Как ты думаешь, сколько бы ты прожила, если бы пошла против воли Бер-Госса?

— Я тебе не верю, — дрожащими губами произнесла Эйя.

Эрхан сунул ей в руки пачку бумаг.

— Читай. Здесь только часть бумаг, в том числе признания голов. И выбирай — пойдешь на плаху с ним или твоё признание будет в этой же пачке к вечеру.

Оставив растерянную мать в библиотеке, Эрхан направился прямо к королеве. В выборе Эйи он не сомневался. Бер-Госс был списан в расход уже давно. Он был для королевы что мертвец, а кому они интересны, мертвецы? Разговор с королевой не занял много времени. Вкратце он поведал о результатах расследования. Королева подтвердила его неограниченные полномочия относительно Бер-Госса. Куда больше интересовала её Эрин. Тут Эрхан принес только добрые вести.

На выходе из королевских покоев он столкнулся с Эммой-Ли. Ему снова пришлось рассказывать о путешествии, деле Бер-Госса и об Эрин. С каждым разом рассказ становился всё короче и выразительней. Заговор. Подкуп. Сообщники. Банковская система. Умница. Талантливая. Готова. Эмма-Ли тоже пожелала видеть записи.

Бледная до зелени Эйя безропотно передала ей бумаги.

— Эрхан, — умоляюще сложила руки бледная женщина. — Сынок! Обещай мне, что Бер-Госс умрет.

— Конечно, умрет, — удивился Эрхан.

— Никакого помилования?

— Государственная измена, Эйя! Тут помилования не бывает.

— Я выступлю в суде против него. Я… Только пусть его ко мне никогда не подпустят даже на метр. Он страшный человек. Он меня убьет… А я поддержу Эрин.

Юношу усмехнулся про себя. Как быстро мать отказалась и от короны, и от любовника!

Эмма-Ли настояла, чтобы спустится к бер-Госсу с ним. В принципе, Эрхан не возражал. Ему было по-настоящему приятно находится рядом с сестрой, исключительно мудрой и здравомыслящей женщиной. Кроме того, их годами связывала общая тайна.

Камера у Бер-Госса была слишком кофортна для такого негодяя, но что поделаешь — первый советник. Лексу случалось бывать (и даже сидеть) в более худших казематах. Здесь у арестанта было вдоволь воды и пищи, стол, стул, масляный светильник и отхожее место за ширмой, и даже кровать была застелена льняным бельём. На взгляд Эрхана, достаточно было охапки соломы.

— Наконец-то! — недовольно приветствовал бер-Госс гостей. — Хоть один нормальный человек! Объясните же мне, в чем меня обвиняют?

— А разве вам не сказали? — в государственной измене, — пожал плечами Эрхан.

— Чушь! — взревел бер-Госс.

— Скажете это судье.

— Судье? Разве будет суд? Я полагал, меня придушат в камере и скажут, что я умер во сне, — сухо усмехнулся бер-Госс.

— О нет! И не рассчитывай на подобную участь! Ты сполна хлебнешь позора, — Лекс перешел на свистящий шепот. — Твой род будет проклят, люди будут плевать тебе в лицо, когда тебя повезут голым в клетке на эшафот, все твои преступления, вплоть до прелюбодеяний, будут зачитаны на площади. Палач поджарит тебе пятки и вырвет язык. Ты будешь четвертован на главной площади. Чтобы другим неповадно было. Легкой смерти не жди. Тварь.

— Ты не посмеешь, — закричал Бер-Госс, вцепившись в решетку. — У тебя нет доказательств! У тебя нет свидетелей.

— Ну, ну, полно! Доказательств и свидетелей у меня столько, сколько тебе и не снилось!

— Кто, кто посмеет поднять голос против меня?

— У тебя чертовски плохая память на лица, Бер-Госс. Я удивлен. Ты до сих пор не узнал меня? Даже твой племянник вспомнил, — издевательски протянул Лекс.

— Племянник? Этот слизняк! Он посмел! Да он сам!

— Сам, сам! — успокоил его Лекс. — Он пойдет на эшафот с тобой. Только ему отрубят голову — просто и без затей.

— Кто ты? — прохрипел бывший первый советник, вцепившись в прутья решетки и вглядываясь в его лицо.

— Я тот, кого ты оставил умирать в лесу, утыканного арбалетными болтами, как булавочную подушку.

— Не может быть! — отпрянул Бер-Госс. — Пальцы…

— Ах, ты об этом? — Лекс с наигранным сожалением осмотрел свои безупречные руки. — Точно! Ты же рубил мне пальцы… для развлечения! Знаешь ли, есть такой человек — волшебник Корт… Для него ничего не стоит вырастить пару новых пальцев.

Лекс лукавил. Волшебник Корт и сам не понял, как у него получилось полностью восстановить руки Лекса. Он говорил, что просто очень испугался и безумно хотел помочь. А Лекс в это время был уже наполовину в царстве смерти.

Бер-Госс, наконец осознав, что обречен, осел на пол.

— Эйя! — с надеждой прошептал он. — Эйя станет королевой и спасет меня…

— О нет! Во-первых, Эйя от всего отопрется. А во-вторых, королевой станет Эрин.

Бер-Госс пробормотал что-то невнятное, но Эрхан уже не слушал его. Приобняв за талию бледную Эмму-Ли, он ушел.

— Милости, — выдохнула Эмма-Ли, вцепившись в его одежду, едва они свернули за угол.

— Что? — не понял Эрхан.

— Милости прошу, — прошептала она.

По щекам ее струились слезы.

— Ты с ума сошла, сестра? — изумился молодой человек. — Бер-Госс уничтожил сотни человек! Он…

— Он человек. Ты человек. Не будь зверем. Я не прошу пощады для него, я прошу милости. Неужели ты в самом деле… в клетке… голым… по улицам?

— Ну… да.

— Эрхан!

— Эмма-Ли!

— Ты разочаровал меня, — посмотрела ему в глаза женщина. — Ты такой же дикарь, как и все.

Женщина, выпрямив спину, направилась к лестнице.

— Эй! Ты думаешь, твой драгоценный Тариэль поступил бы по-иному? — крикнул ей в след Эрхан.

— Тариэль? Не знаю. Я не знаю его. То, что он был короткое время моим любовником, ничего не значит. Хватит связывать меня с Тариэлем. Он тебе куда ближе, чем мне! Мой муж… человек, которого я люблю и уважаю, с которым я прожила пятнадцать лет, поступил бы по-иному.

Она ушла, не оглядываясь, оставив кузена в полной растерянности.

Милости! К убийце, садисту и вору!