Ведущий оглашал имя очередного лаурета, тот выходил на сцену, получал грамоту из рук короля Швеции. И так шел поток лауретов, пока не дошла очередь до самого молодого из них.

Премию за открытие способа получения графена вручили двоим – Ричарду Гросвенору и Ричарду Робертсу, тому самому профессору, который первым забрал кусочек скотча из рук Ричи.

На приёме в качестве почетных гостей присутствовали Елизавета Вторая и герцог Вестминстерский (отец мальчика).

Робертс сиял от счастья, как начищенный до блеска галлеон. Он стоял рядом с юным Гросвенором и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

Король Швеции, Карл Шестнадцатый Густав, седовласый мужчина с залысиной на лбу и в узких очках, выглядел интеллигентно. Он долго тряс руку Ричарда.

– Молодой человек, так держать, – на английском языке напутствовал Густав. – Это невероятное достижение! Слышал, вы собираетесь покорять космос?

– Да, Ваше Величество, – вежливо ответил Ричард.

Король Швеции не удержался и вопреки регламента спросил, правда, шутливым тоном:

– Как любопытно. Не поделитесь, каких ещё открытий от вас можно ожидать?

– Ваше Величество, в моей научной лаборатории в настоящий момент полным ходом идет монтаж миниатюрного ускорителя частиц, – Ричард перешёл на такой же шутливый тон: – Могу сказать вам главное число вселенной… Но только на ушко.

Краешки губ Густава дернулись вверх. Он сохранил внимательный вид и сказал:

– Интересно будет услышать.

– Сто двадцать пять, – совсем не шёпотом, даже, наоборот, громко произнес Гросвенор-младший.

– Сто двадцать пять? – с недоумением вздернул брови король Карл Шестнадцатый.

Убеленные сединами учёные, глядя на мальчика, заулыбались. Стоящий рядом профессор Робертс и вовсе лыбился во всю ширину рта.

– Да, – с серьёзным видом кивнул Ричард. – Сто двадцать пять гигаэлектронвольт.

Четверть ученых, собравшихся в зале приемов Нобелевского банкета, внезапно перестали улыбаться. Лица физиков, понявших, о чём идёт речь, от изумления вытянулись. Глаза многих из них полезли из орбит.

Один из учёных не выдержал и воскликнул:

– Да не может быть! Это бред! Где выкладки, результаты исследований?

На это Ричи лишь хитро прищурился, но, разглядев лёгкое осуждение во взгляде Елизаветы Второй, он больше не стал говорить ничего провокационного. Лишь на прощанье подмигнул физику, который возмущался. Естественно, это видели все, кто в этот момент смотрел на сцену.

– Простите, Ваше Величество, – изобразив на лице извинение, Ричард обратился к королю Швеции. – Надеюсь, никто не обидится, если я не останусь на банкет, а то мне нужно вернуться в школу?

Густав не удержался. Банкетный зал огласил его задорный смех. За ним не выдержали и другие. По залу разнеслась волна смеха. Многие физики, да что там, все они посчитали, что мальчик пошутил насчёт массы бозона Хиггса. Ведь в 1992 году ещё не было ничего известно о его массе. До открытия при нормальном развитии событий оставалось несколько десятилетий.

Некоторые пожилые физики высоко оценили остроумие мальчика. Лишь тот мужчина, который обращался к Ричарду из зала, сел на своё место с видом обманутого дольщика. Он ловил на себе говорящие взгляды не скрывающих широких улыбок коллег, в которых четко читалось: "Ты поверил в эту шутку? Думал, что ребёнок без всяких исследований скажет тебе точную массу бозона Хиггса? Вот ты наивный". Но уже сам факт того, что Ричард Гросвенор знает о бозоне Хиггса и шутит на эту тему, поднял его восприятие в глазах ученых от уровня мелкого выскочки, который неизвестно каким образом оказался тут, до юного гения. На что и был расчет мальчика. А еще Гросвенор-младший хотел посмотреть на лица физиков, когда после исследований в Большом адронном коллайдере огласят реальную массу бозона Хиггса и все начнут гадать, откуда он знал об этом за годы до этого?!

Журналисты, которые присутствовали на церемонии, чуяли сенсацию. Раздавались громкие щелчки фотоаппаратов, вспышки следовали одна за другой со скоростью пулемётной очереди. Некоторые из журналистов подмечали, у кого можно взять интервью и пояснения по поводу числа, сказанного самым юным лауреатом Нобелевской премии.

Ричард в сопровождении телохранителей и представительницы Министерства магии Великобритании вернулся в Хогвартс аккурат к ужину.

Школа магии и волшебства бурлила. Уже за завтраком всем студентам было известно, что Гросвенор получил престижную магловскую награду. Многим было бы плевать на это, если бы пуффендуйцы не растрепали всем о том, что профессор Макгонагалл – маглоненавистница, которая из-за презрения к обычным людям не хотела отпускать Ричарда из школы. Через третьи руки сплетни разрослись до того, что если им верить, то профессор Макгонагалл, оказывается, чуть ли не подралась со студентом на глазах у директора, и лишь Дамблдору чудом удалось оттащить от Гросвенора заместителя директора.

Юным волшебникам было плевать на магловские премии, но скандал им оказался очень интересен. Маглорожденные волшебники и полукровки, живущие в обычном мире, объяснили остальным студентам, что премия не только престижная, а в довесок к ней идет миллион долларов, что на волшебные деньги больше ста тысяч галлеонов. Тут-то магловская премия стала очень весомой в глазах всех магов. Для них это целое состояние.

Во время ужина Ричарда атаковали вопросами практически все студенты Пуффендуя. Он ловил на себе взгляды преподавателей. Профессор Макгонагалл смотрела со злостью. Северус Снейп со злорадством поглядывал на свою коллегу, декана Гриффиндора, а при взгляде на Гросвенора недовольно прищуривался и кривил губы. Директор Дамблдор выглядел крайне задумчивым. Когда он смотрел на Ричарда, было заметно, что Альбус несколько раздосадован. Лишь Гилдерой Локхарт не усидел на месте за столом преподавателей. Стоило Ричарду покинуть лавку, как Локхарт подошел к столу Пуффендуя.

– Ричард! – сияя улыбкой, Гилдерой покровительственно приобнял мальчика за плечи. – Ричард! Ричард! Ричард!

Локхарт покачал головой, и на его крупных, ослепительно белых зубах ярко заиграли лучи от свечей. Ричард понял, что это какая-то магия, ведь в обычной жизни такого эффекта невозможно добиться. Ему было неприятно столь фамильярное обращение и тесный контакт. Мальчик, выражая своё недовольство, слегка стукнул тростью по полу, хотя очень хотелось приложить ею по ноге преподавателя. Но Гилдерою было плевать, он совершенно не понял намёка и продолжил:

– Когда я узнал об этом, то был потрясён!

– Сэр?

Ричард вопросительно приподнял правую бровь и всем своим видом выразил недовольство профессором.

Удивительно в Локхарте было то, что, даже когда он молчал, он умудрялся выставлять напоказ свои белоснежные зубы.

– Ричард, я пробудил в тебе тщеславие! Я заразил тебя этим вирусом. Ты, как и я, вскоре попадешь на первую полосу газеты. Ты просто не мог удержаться от этого!

Ричарду надоела фамильярность Локхарта. Он плавно приподнял трость, перехватил её посередине, зацепил верхней частью руку преподавателя и скинул её со своего плеча. Гилдерой ни на мгновение не убрал с лица улыбки, он сразу же сделал вид, словно сам собирался убрать руку.

– Сэр, – голос Ричарда был холоден, как арктический лед, казалось, он промораживает насквозь, – вы что-то путаете. Я не гонюсь за дешевой славой. Нобелевская премия – это престижная награда за научные достижения. Многие считают меня гением, но я так не думаю. Прошу вас не заниматься выдумками и не принимать на веру слова сплетников. Всего доброго, мистер Локхарт.

Гилдерой совершенно не понимал не то что намёков, а практически прямого, слегка завуалированного посыла куда подальше. Студенты наблюдали за муками Гросвенора с улыбкой на устах, больше всех злорадствовал Драко Малфой. Из преподавателей лишь лицо Макгонагалл украсила мстительная злорадная улыбка, она наслаждалась муками студента-выскочки, как она считала.