— Я же говорить, ты ночь пережить, — проговорила она. — Как чувствовать?

Эридан попытался что-то сказать, но только беззвучно зашевелил губами.

— Есть вода горячий, что-то пить? — деловито поинтересовалась женщина.

Кьяра принесла еще неостывший чайник, и заклинательница принялась аккуратно поить эльфа, пока тот не начал отфыркиваться. Опустившись на подушку, он посетовал слабым голосом:

— Меня убьешь или ты, или твое лечение. Боль адская. Ночью усилилась. Сейчас… трудно сконцентрироваться из-за нее. Каждое движение отдается в ребра и спину.

— Ничего, — улыбнулась в ответ Эрта. — Боль — хорошо. Боль — живой тело. Надо сила. Будешь есть и отдыхать лишь, никакой дела, или я кутать и вязать тебя как дитя, ты не любить.

От этих слов паладин скривил недовольное лицо, но сил на какое-либо сопротивление у него уже не было. Ночь высосала из него все соки, а двухдневное голодание только усиливало ощущение опустошенности.

— Эй ты, — крикнула женщина Лиаму, обновляющему кипяток в чайнике, — делать каша или суп, живо!

Тон у нее был грозный, командирский, и денщик без вопросов подчинился приказу. Пока он батрачил на кухне, Эрта стерла капельки пота с лица Эридана и проверила, как себя поживает вскрытая рана. Ночь и правда прошла для него тяжело: повязки и рубашка пропитались потом.

Когда денщик вернулся с тарелкой, полной горячей каши, эльф вновь подал голос:

— Ты издеваешься? Я руки поднять не могу.

— А ты не поднимать ничего, — ответила Эрта, набрав полную ложку и остудив своим дыханием.

Эльф дернулся прочь, почувствовал резкую боль во всем теле, вскрикнул и безвольно обмяк. Мучительно, горько, унизительно. Ощутив, как последние силы покинули его, осознав собственную беспомощность, он пожалел вдруг, что ночь не забрала его жизнь. Умереть от ран лучше, чем быть словно малое дитя на попечении женщины.

— Ты не сбежать, ты ловушка, — засмеялась Эрта на его попытку отвернуться, — все равно делать, как я говорить.

Голубые глаза вспыхнули злостью, но эльф подчинился и нехотя начал есть с ложки. Женщина сломала остатки его упрямства. Уязвленная гордость болела пуще открытых ран. Унизительно.

Наблюдая за всем этим с нескрываемым интересом, Кьяра подумала, что подобные обязанности вскоре лягут на ее плечи. Он испытала удовлетворение от того, что кто-то, наконец, смог утихомирить этого упрямца, а насколько это было грубо — не все ли равно? Важен сам результат.

Поймав взгляд девушки, эльф снова вспыхнул:

— Убери ее, Эрта!

— Пусть смотрит, — ответила та, остужая очередную ложку. — Напомнить тебе, что ты хрупкий тело лишь, а власть твой ничего не решать, когда ты ломаться.

Злость во взгляде сменилась горечью. Лицо эльфа стало подавленным. Хрупкость собственного тела он сполна познал и без этого грубого напоминания. Однако сил кипеть гневом уже не было. Эрта победила, а на реванш надеяться не приходилось.

Поделом тебе, подумала Кьяра, глядя на убитое лицо паладина. Никого не слушал, упрямился, а теперь пожинай плоды.

Закончив кормление, заклинательница легко коснулась его макушки ласковым, покровительственным жестом, но он никак не отреагировал, только молча прикрыл глаза.

— Он фыркать, но кричать нет, — тихо сказала женщина, когда они с Кьярой вышли за ширму. — Сил сопротивляться конец, можно делать с ним что хотеть, но осторожно. Он молчать как тюлень об лёд, наверное, и меня ненавидеть, но не страшно. Я хотеть его поднять, а там пусть хоть убивать.

— Тебя он точно не станет убивать, — улыбнулась тифлингесса. — Сам виноват, надо было сразу вас, лекарей, слушать. Скажи, как часто его кормить и когда вас звать?

Эрта улыбнулась неожиданной мягкостью:

— Он как брат. Младший.

А затем добавила с серьезностью:

— Да, вина, нет терпения, но его сильно подгонять. Видать мороз? Аурил гневаться. Ее терпение иссякать. Может сама приходить.

— Ее гнева он может не пережить, — пробормотала чародейка.

— Она плевать, находить другой, — вздохнула заклинательница. — Аурил злой, не знать жалость. Я узнать Эридан: находить его в ледник по голова, удивляться сильно, но он не ломаться тогда.

Ее глаза затуманились от воспоминаний.

— Даже найди она нового, не будет никакой гарантии, что он справится с этим войском, — задумчиво сказала тифлингесса.

— Может это его и спасать пока. Она может ставить Присцилла, но та не понимать ничерта. Выходить, Эридан нет замена объединить эта кошмар.

Нахмурившись, Эрта добавила:

— Аурил глупый богиня. Быть я бог, я бы поднять свой полководец, даже если не любить его. Это разумно лишь. Но она не желать. Девчонка лишь.

— Из тебя вышла бы хорошая богиня, — подтвердила Кьяра. — Строгая и справедливая.

Женщина гордо улыбнулась в ответ. Она была воистину бесхитростной.

— Следить за ним, давать вода и еда — назидательным тоном продолжила Эрта. — Два раза день еда, хоть немного. Если совсем боль терпеть не мочь, холодный вода и звать лекарь быстро — баран молчать, пока не помирать совсем, я знать. Если кричать, значит совсем плохо.

Девушка покивала на инструкции. На такое она не подписывалась, да и толку от нее, как от сиделки, было мало, но кому-то надо было о нем позаботиться.

Надев два плаща из шкур, женщина накинула капюшон на голову:

— Эльфы шатер пусть сидеть. Я не хотеть растить им новая нога.

После ее ухода, тифлингесса запустила гвардейцев внутрь и принесла им жаровню, чтобы отогрелись. Лицо Арадрива светилось от искренней благодарности, да и второй эльф, напоминающий Кьяре лимон, был очень рад возможности погреться.

— Даенис, — представился он. — Большое спасибо.

Через некоторое время караульные пришли в себя и принялись щебетать на эльфийском. Кьяра ушла в комнату Эридана. Не хотелось упускать его из виду. То, что он тихо лежал на кровати, еще ничего не значило. Эрта предупреждала, что эльф может смолчать, если почувствует себя плохо, но выражение лица не обманет. Кьяра устроилась возле его постели, накрылась меховым плащом и задумалась о своем новом амплуа. По приказу Королевы ей приходилось делать много странного, но такого — никогда.

Спустя несколько часов Эридан приноровился к боли, но бездействие и неподвижность начали давить ему на нервы. Давным-давно, в те времена, о которых он предпочел бы забыть, тюремщики периодически наказывали его полной неподвижностью, и эльф просто сходил с ума, словно заточенный в бутылке ифрит. Вот и сейчас ему казалось, что он скован по рукам и ногам, а рядом сидит тюремщик и пронзает внимательным взглядом. Это чувство было невыносимо, поэтому эльф решил отвлечься разговором.

— Кьяра, расскажи, как так получилось, что уроженка Нижних Миров взялась спасать материальный план от Тиамат в то время, как большая его часть была занята своими распрями? — поинтересовался он.

Ему было любопытно. Девушка не была похожа на героя, хоть и обладала большой силой духа.

Почему бы и не рассказать, подумалось Кьяре. Она и так поведала ему о битве с Тиамат много такого, чему сложно поверить, однако эльф выслушал, не усомнившись в ее словах, не упрекнув во лжи или хвастовстве. Это располагало к разговору.

— Иногда могущественные дьяволы делают предложения, от которых невозможно отказаться, — начала она. — Жила я себе, подрабатывая воровством и прочими мелкими поручениями, пока один шипастый дьявол не предложил эту работенку. У него были какие-то свои мотивы. В Уотердипе я пересеклась с Арфистами. Не зная ничего об этом мире, мне пришлось объединиться с группой «героев». Пока лорды решали, вступят они в борьбу или нет, мы занимались грязной работой, а за нами по пятам шло несколько поисковых отрядов.

Она замолчала, вспоминая те напряженные времена, и своих товарищей, с которыми ей было очень сложно найти хоть в чем-то общий язык.

— Арфисты! — сплюнул эльф. Одно это слово вызвало волну агрессии. — Они сделали большую ошибку, что связались со мной. Когда закончу здесь, вернусь на материальный план и перечеркну их историю… Однако сейчас они меня мало интересуют. Что предложил тебе дьявол? Уверен, что-то интересное, раз ты пошла на другой план, да еще и на такой риск.