За занавеску заглянул Арум:

— Что, он очнулся? Прекрасно! Сейчас пошлю за бульоном…

— Потери?!.. — повысил голос эльф.

Янтарь вздохнул:

— Я не знаю, Эридан. Все это время я был здесь, пытался сохранить тебе жизнь. Давай пока отложим этот вопрос. Скажи, где ты сейчас чувствуешь боль?

Паладин прикрыл глаза, ощущая усталость. В этот момент раздался старческий голос:

— Он пришел в себя? Мне надо сказать ему пару ласковых!

Драколюд встрепенулся:

— Нет, только не эта ведьма!

Он отдернул занавеску, встал, скрестив руки на груди:

— Стой, Присцилла! Господин не желает тебя видеть!

— Пошел вон, ты, шишка еловая, — послышалось ближе, — меня не волнует, чего он не желает. Я потеряла часть жрецов. Ему придется отвечать не только перед богиней, но и предо мной!

— Пусти ее, — сказал Эридан слабым голосом.

Драколюд удивился, но спорить не стал, послушно отступил в сторону, пропуская старуху. Та медленно проковыляла к кровати, оперлась обеими руками на клюку и вдруг ехидно улыбнулась:

— Да ты стал еще большей развалиной, чем я. Не такой-то ты и страшный, если прикован к постели, да?

Полуприкрытые глаза Эридана широко распахнулись, в них зажегся недобрый огонек.

Вернувшийся Арум замер недалеко от занавески:

— Что происходит?

Янтарь метнулся к нему, шепча на ходу:

— Некогда объяснять. Ты не видел гвардейцев, когда выходил?

— Двоих. Позвать?

— Зови, — вздохнул старший брат, — здесь становится жарковато.

Старуха тем временем еще сильнее склонилась над эльфом:

— Ты слишком много о себе возомнил, Нежность! Госпожа позволила тебе возглавить это войско по одной только ей ведомой причине. Будь я на ее месте, давно бы уже убила. Теперь-то, когда ты стал никчемным куском плоти, она, надеюсь, избавится от тебя, как от мусора! Несколько жриц погибли, и все потому, что ты передал бразды своей рогатой суке, выбравшейся из навозной кучи!

Красный ореол ярко вспыхнул вокруг головы Эридана, и он приподнял голову. Его дрожащий от гнева голос хоть и звучал слабее привычного, но все равно был громким и злым:

— Закрой свою гнилую пасть, скрипучая телега! Будь ты на месте богини, да?! Хочешь оспорить ее решение?! Почему бы тебе не сказать это ей в лицо, во время полночной молитвы?! Кишка внезапно истончилась?!

Он захотел схватить ее за грудки, но правая рука не послушалась. От этого он разозлился пуще прежнего:

— Я покажу тебе никчемную плоть, Присцилла! Даже лежа на кровати я могу размозжить твой уродливый череп! Жаль толку от этого не будет, ты пережила свой разум!

— Только посмей! — взвизгнула старуха, отшатнувшись от него. — Тебе не дозволено поднимать руку на жрецов!

Эридан сделал шипящий вдох сквозь стиснутые зубы:

— Сама не забывайся, рухлядь! Все-таки боишься меня? Правильно делаешь. Раненный дракон остается драконом, а тебя, овур-то а-джак-ай, я могу размазать таким тонким слоем, что твои послушницы примут тебя за прохудившийся пергамент!

В этот момент двое гвардейцев ворвались за занавеску, поспешно подхватив старуху под руки. Вспышка гнева, подпитавшая паладина, погасла, и тот осел на подушку с тяжелым вздохом. Янтарь и Арум тут же бросились проверять его самочувствие.

— Тебе нельзя так волноваться, — сказал старший. — Нужно поберечь силы для восстановления.

— Волноваться… — слабо проговорил Эридан. — Волноваться?! — произнес он уже громче и злее. — У меня война… а я до сих пор не знаю ни потерь, ни ситуацию… с противником… Зовите командиров… гвардейцев… мне нужно знать.

Арум разозлился:

— Ты себя видел? Тебе принести зеркало?

Глаза Эридана снова вспыхнули.

В этот момент Кьяра вернулась к лазарету. Она сразу услышала громкие, перекрывающие друг друга крики. Она хотела войти, спросить, что происходит, но из-за полога вышли двое гвардейцев, выволакивающих упирающуюся старуху в бело-синем одеянии. Она громко кричала:

— Это мы еще посмотрим! Аурил тебя еще накажет!

— Тише, бабуся, — сказал один из них. — Надорветесь.

После этого они, не сговариваясь, кинули женщину в снег и зашли обратно. Кьяре стало любопытно. Она юркнула в шатер и уткнулась в спины гвардейцев. Те обернулись, окинули тифлингессу взглядом, в котором промелькнуло узнавание.

— Что произошло? — тихо спросила девушка.

Один из эльфов, с привлекательным лицом и аметистовыми волосами до плеч, ответил ей:

— Нахальная бабка накричала на господина. Мы вышвырнули ее прочь. Ни капли уважения!

Господина? Значит, Эридан очнулся. Вслух она сказала:

— Уже хорошие новости.

— Не для этой бабки, — хмыкнул эльф в ответ.

Больные, притихнув, сидели по своим койкам, опасаясь привлекать лишнее внимание. За занавеской мелькали тени и обрывки речи. В повисшей на мгновение тишине раздался голос Эридана. Он был тихий, слабый, но в нем ощущалась накипевшая злость:

— Я что… на общем с акцентом разговариваю?… Камень связи сюда, живо!.. Доклад по форме!.. Что за балаган… устроили без меня?

— Наконец-то, — удовлетворенно сказал аметистовый, надев шлем, и выбежал из шатра.

Кажется, я успела соскучиться, подумалось Кьяре.

Янтарь вышел из-за занавески, вид у него был расстроенный и растерянный:

— Какой камень? Какие доспехи? Ты вообще в своем уме?!

Он заметил девушку:

— А, Кьяра! Господин Эридан очнулся, только он, кажется, повредился головой и нас не слушает! Некогда ему, видите ли, лежать. Да он при всем желании не встанет!

— Это я-то не встану?! — воскликнул паладин.

— Не надо! — закричал Арум.

Раздался стон боли.

— Джак… Почему не могу пошевелиться нормально? — произнес ослабевший голос эльфа.

— Я же говорил, — вздохнул Янтарь.

Вернулся гвардеец с аметистовыми волосами.

— Господин! Я принес ваш камень связи! — крикнул он с порога.

— Так, пошел вон отсюда! — прошипел старший брат и попытался вытолкнуть эльфа из лазарета, но тот ловко поднырнул под руку драколюда.

— Меллот, не слушай его, — крикнул Эридан. — Неси!

Аметистовый слегка заколебался, но, тем не менее, ловко обошел Арума и нырнул за занавеску.

— Спасибо, Меллот, ты свободен, — распорядился паладин. — Янтарь, ты что-то сказал про Кьяру… Она здесь?

— Да, она тут, — громко ответил Янтарь, не сводя глаз с девушки, — но уже уходит, ей что-то передать?

— Никуда она не уходит. Пусть сейчас же… подойдет.

Драколюд беззвучно выругался, а затем полушепотом обратился к тифлингессе:

— Ему нельзя много говорить, волноваться, но, может, разговор утомит его, и он затихнет. Так что постарайся заговорить его.

Кьяра была удивлена проявленным к ней вниманием. Одергивая занавеску, она лихорадочно думала, как бы выполнить поставленную задачу.

В небольшой каморке, освещенной масляным фонарем, она увидела лежащего на кровати Эридана. Его лицо и растрепанные волосы все еще были в небольших следах крови, бледная кожа отливала синевой, особенно губы, веки и крылья носа. Красный ореол был очень бледен и почти незаметен. Бинты покрывали все тело, кое-где основательно испачканные уже засохшей кровью. Правая рука покоилась на груди, накрепко зафиксированная повязками и кусками дерева.

Увидев девушку, Эридан почувствовал облегчение. За всеми этими разговорами с драколюдами и Присциллой он потихоньку вспомнил события, предшествовавшие ранению. Все было быстро, сумбурно. Сначала Кьяра была недалеко от него. Он отметил ее мощный залп, но после дракон не давал ему возможности смотреть по сторонам. Когда Оберон вернул прежний облик, чародейки нигде не было видно. Эльф заподозрил, что ее могло убить ледяным дыханием и непонятно почему расстроился. Он плохо разбирался в эмоциях, тем более своих собственных, не различая полутонов и намеков.

— Вижу, ты в порядке, — сказал паладин наконец. — Я думал, Оберон убил тебя. Хорошо, что ты жива.

— Мне повезло, — ответила чародейка, пытаясь скрыть удивление. — Если бы вы не вывели меня из оцепенения, могла бы и умереть.