Вечер провожу с парнями, которые в кое-то веке никуда не убежали. Пытаю всех по очереди, пока Дамир не признается, что «они помогали семье друга переезжать». Какой семье, какого друга мне так никто и не смог объяснить. Я уже не на шутку волноваться начинаю, воображая самые криминальные варианты.

Отпрыски, конечно, убеждают, что все будет хорошо, и никуда они не влипли. Можно подумать, что они бы мне в этом признались.

Ближе к шести Саша приводит дочерей. И в доме сразу как-то становиться заметно громче. Парни вываливают в коридор пообщаться с отцом. А я ловлю девочек и отправляю их в ванную. Минут через десять, обнаруживаю, что Саша все еще у нас и о чем-то переговаривается со Стасом и Дамиром.

И тогда я решаюсь. Правда, перед этим хорошенько наступив всей своей гордости на горло.

— Саш, ужинать с нами будешь?

Они все втроем с удивлением смотрят на меня. Можно подумать, что я какая-то мегера.

Закатываю глаза.

Зато Сашка осторожно улыбается. Робко так. Я даже не сразу понимаю это. Что? Чернов? Робко? Да эти два явления рядом друг друга в жизни в глаза не знали.

— Саш? — кажется, наше молчание затянулось.

— Да, с удовольствием.

— Разувайся тогда, и руки мыть, — командую я им, как до этого давала указания девочкам.

Нет, еще одного «сыночка» мне не надо. От этого я смущаюсь и скрываюсь на кухне. Кир помогает накрывать на стол. Счастливый и радостный.

— Ты чего такой сияющий? — интересуюсь у него.

— Папа с нами ужинать будет, — Кирилл говорит медленно, словно подбирая слова. Боятся они меня сегодня все что ли?

— Соскучился?

— Да нет, мы с ним… — начинает сын, а потом осекается, и быстро тараторит совершенно не то, что хотел сказать. — Ой, то есть да, соскучился.

— Кирюш, а что вы там с ним?

— Ничего.

— Кирилл?! — я смотрю на него своим фирменным «расскалывающим» взглядом. На старших он уже не действует, но Кир еще пока поддается моему внушению.

— Ну, мы с ним просто почти каждый день виделись.

— Когда? — глупо уточняю я.

— Ну на этой неделе… На прошлой.

— А что, папа в Москву не улетает?

— Не знаю…

— Кирюш?

— Ну честно не знаю. Он не говорил.

— А почему ты мне не сказал, что с папой встречаешься?

Сын мнется.

— Ты бы расстроилась.

— Это он так сказал?

— Нет, это я так решил. Просто, вы с ним… ну, вы… Все сложно в общем у вас.

Какая точная формулировка, все сложно у вас.

— Кир, я совсем не против вашего общения с папой. Наоборот это очень правильно. Он же твой папа. Давай, ты… — тут я немного мнусь, принимая правильное решение. — В общем, ты можешь у меня не отпрашиваться, когда идешь к нему, просто предупреждай, чтобы я знала, где ты, и не волновалась.

Ребенок заметно расслабляется. Ладно, с одной потеряшкой разобрались. А остальные-то где бродят? Может тоже с Сашей? А почему тот не в Москве? Отпуск опять взял?

Ужин проходит вполне мирно. Дети что-то все время щебечут, спорят, болтают, заполняя собой каждую минутку нашего пребывания за столом. Кажется, они тоже устали от неловких пауз, которые в последнее время повисали между нами, когда собирались всей семьей.

Семьей. Самой смешно. Опять куча вопросов проносится в моей голове. Главный из которых — «А что же сейчас представляет из себя моя семья?».

Периодически ловлю на себе Сашин взгляд, иногда наши глаза даже встречаются, и каждый раз внутри меня что-то замирает.

Ужин затягивается, дети не торопятся расходиться по своим комнатам. Зато меня нехило так колбасит от всей этой семейности и идильности. Зря я Сашу попросила остаться, только лишних надежд всем понадавала.

Спустя час все темы для разговор, наконец-то, исчерпаны, и я начинаю разгонять детей по квартире, напоминая, что кому-то завтра в школу.

Кухня медленно, но верно опустела. И я могу заняться посудой. Начинаю убирать со стола, когда появляется Саша и молча присоединяется к моему занятию. Не то чтобы это странно, раньше у нас с ним не было четкого разделения домашних обязанностей, занимались всем по мере возможностей. Но это было так давно. В общем, это все-таки странно.

Включаю воду в раковине.

— Я вымою, — перехватывая тарелку из моих рук, настаивает Чернов.

Смотрю на него с подозрением.

— Задобрить пытаешься?

— А у меня получается? — с улыбкой на губах спрашивает он.

— Не особо…

— Значит, не пытаюсь. Просто это честно. Ты ужин готовила, значит убирать кому-то другому.

— У меня Стас для этого есть.

Саша вопросительно поднимает бровь.

— Давняя история. Он у нас теперь главный по тарелочкам. Трудотерапия после той пьянки.

— И как? Исправляется?

— Больше не в чем таком замечен не был… Вот только, Саш, — аккуратно начинаю я. — Парни где-то вечерами стали пропадать. Я волнуюсь, как бы чего не натворили.

— Не натворят, — уверенно заявляет он. И я убеждаюсь в том, что их исчезновения как-то связаны с ним.

— Откуда такая уверенность?

— Просто… знаю. Они же у нас с мозгами, — выкручивается Саша, делая вид, что полностью поглощен тарелками.

Хочется в лоб ему заявить, что я обо всем знаю. А о чем конкретно я знаю? Что они уже какое-то время почти каждый вечер пропадают с ним. Внутри меня поворачивается неприятный червячок сомнений. Такое чувство, что за моей спиной что-то готовится. Сразу в голову лезет всякие мысли о том, что Саша забирает детей, что переманивает на свою сторону, что манипулирует. СТОП. Нельзя так думать.

Мы уже решили этот вопрос, или почти решили. Он обещал, что не будет забирать или делить со мной ребят. И вообще, это и его дети, со всеми вытекающими правами. Но должна ли я ему доверять в этом вопросе?

Но если не доверять, тогда как? Тогда зачем вообще все? Зачем все попытки научиться разговаривать друг с другом. Как нам их тогда вместе их растить, если я буду ждать угрозы. Нет, надо сдержаться, довериться…

Но упрямое сознание шепчет: «Предавший однажды, предаст опять».

— Ты чего притихла? — врывается в мои мысли Саша.

— Да так… Саш, а ты почему не в Москве? — нахожу я для себя более обтекаемый вопрос.

— Время свободное появилось, решил пока здесь побыть.

— Именно сейчас появилось?! — кажется, мое негодование опять просыпается.

Саша выключает воду, встряхнув последнюю вымытою им тарелку, и оборачивается ко мне.

— Если не сейчас, то когда?

Не знаю, что ему ответить. Даже реакции своей на его слова не разберу. Вроде как и рада, а вроде… И не рада совсем, потому что бесит меня это, что только потеряв все, он вдруг находит время. Да, все-таки не рада.

Отворачиваюсь от него, старательно делая вид, что вытираю крошки со стола.

— Сань, — зовет он меня. — У тебя на воскресенье планы есть?

— Зачем? — почти огрызаюсь я.

Чернов замечает перемены в моем настроение. Поэтому медлит с дальнейшим ответом.

— Что ты хочешь, Саш? — не выдерживаю я, бросая тряпку и опять поворачиваясь к нему. Вот что за повороты-отвороты, не я, а какой-то китайский болванчик.

— Мы еще не договорили. Предлагаю устроить посещение следующего памятного места. — В прошлый раз было достаточно всего сказанного!

— Возможно, но далеко не все.

— Окей, Саш. Поговорим мы с тобой, вспомним. А что потом? Куда ты меня затем поведешь? Еще одного ребенка делать? Или сразу в женскую консультацию заглянем? Как далеко ты готов зайти в этом всем? Потому что всегда должна быть граница.

— Ты чего опять на меня взъелась? — тяжело вздыхает Чернов.

— Ничего.

— Саня, ты опять! Если тебе что-то не нравиться, скажи уже это прямо. Твои хождения рядом, да около, знаешь ли совсем не помогают.

— А они и не должны.

— Александра!

Нелепо как-то получается. Почему я снова и снова превращаюсь в истеричку. Была же вот, только нормальной и рассудительной, и опять это все из меня полезло. Будто я не я. Саша прав, надо сказать.

— Время. В последние года у тебя его не было для нас. А тут. Сразу и много. Когда стало совсем все плохо, ты вдруг смог. И время найти, и возможность, — стараюсь говорить спокойно. Факты, говори просто факты. Ровно. Без истерик. — И к девочкам на линейку не смог приехать. Где она мера? Где граница того, что вот тут ты можешь побыть с нами, а вот здесь тебя нет?