Однажды я мылась в душе, когда Саша нетвердой поступью ввалился в ванную. Зашел ко мне в душевую кабину в рубашке и брюках, залез под горячие струи воды и просто обнял. Вернее даже не обнял, а навалился на меня, припечатав к стенке.

— Ты чего?

— Я только подержаться, — заплетающимся языком оправдывается он.

— Ну, держись, раз так хочется, — пожимаю я плечами. И он держится за меня, за мою талию, за мои бедра.

А потом очень расстроенным голосом сообщает, что на большее у него сейчас просто сил нет.

И это одновременно и смешно, и грустно.

Через два года он кладет мне на колени папку с какими-то бумагами и газетными вырезками, в которых повествуется история о том, как в Москве задержали группу аферистов, промышляющих отъемом квартир у сирот. С одной из фотографий на меня смотрит наш бывший сосед и несостоявшийся родственник Дамира.

— Как?

— Я же сказал, что время нужно, — с напускным безразличием поясняет муж. Но я-то знаю, что для него это было важно. Он умел быть циником, но где-то в там в груди, живет потребность быть героем.

Так же в папке лежат документы, согласно которым Дамиру Бероеву принадлежит квартира, когда-то купленная его отцом. Мы ему ее на 18 лет подарим. А там уж пусть сам решает, что с ней делать.

Постепенно кризис заканчивается.

Мне опять дарят машину, только теперь красивую, новую и блестящую.

— Зачем?

— У жены нового именного партнера фирмы должна быть машина, соответствующая его статусу.

— Какого партнера, какой фирмы? — в очередной раз туплю я.

— «Борисов, Загорский, Чернов». Какой же еще.

Что-что, а новости Саша сообщать умеет. Ору я громко и восторженно. Не из-за машины, конечно же, а от гордости за мужа. Раньше не могла понять, откуда-то в нем берется эта мертвая хватка и умение расшибать все преграды, раз за разом позволяющая ему брать новые высоты в работе. Я же знала Сашу совсем другим — нежным, родным, мягким. А потом поняла, что у него просто не было выбора, ведь все наши жизненные передряги приводили к тому, что ему вечно приходилось за что-то бороться. В итоге это не могло не принести своих плодов.

Мы расплатились за дом. Съездили в отпуск на море. Побывали у бабули в Германии.

Наняли кухарку. Которую я поначалу боялась до одури, уж больно строгой она казалось. Да и стыдно мне было перекладывать на другого человека свои обязанности. Но к хорошему быстро привыкаешь. Уже затем появились приходящая няня, периодически сидящая с ребятами, когда мне удавалось сбежать в город. Иногда заезжал садовник. Не то чтобы все эти люди были жизненно необходимы, но с их помощью стало проще. Появилось какое-то время на себя, пропало чувство загнанности.

Мне, наконец-то, подарили моего шестого Гарри Поттера, правда, почему-то на японском. Долго вопила, что уж японский я точно учить не собираюсь. Но через месяц не вытерпела и сама записалась на курсы. В итоге шестая книга заняла свое достойное место, встав прямо следом за своими собратьями на русском и немецком — награду за близняшек.

Алена, правда, крутила пальцем у виска и ругалась на брата, что все нормальные мужья дарят своим женам золото и брильянты, а не книги. Но нас все устраивало.

И вот спустя долгое время у нас с Сашей появилась возможность зажить нормальной жизнью. Но каждый из нас за это время проделал свой путь, и мы изменились, забыв предупредить об этом друг друга. Он все больше на что-то раздражался, а я все больше старалась сглаживать углы, стремясь оградить его ото всего. Почему-то мне казалось, что мы слишком шумные, что нас слишком много на него одного.

Переживала, что мы всем нашим табором ограничиваем его. Даже не знаю, откуда всплыло это «ограничиваем». Разве может нормальный мужик в тридцать лет мечтать о семье с шестью детьми? Опять стала прислушиваться к шепоту за спиной, думала о том, что говорят люди.

Была настолько благодарной ему, за то, что он вывез все последние года на себе, справившись со всем, что подкинула нам судьба. На самом деле все эти годы внутри меня росло и полнилось чувство вины, словно я его обязала или вынудила. Поэтому была готова закрывать глаза на все что угодно.

Всплыли очередные сомнения. «Просто Саша слишком порядочный», — крутилось в моей голове. А может быть он с нами потому что не может иначе? Вдруг он просто терпит нас? Сама понимала, что глупо это. Но ведь мысль однажды поселившуюся в голове, не так легко изгнать ее оттуда.

А его периодические вспышки гнева лишь служили тому доказательством. Чем больше он злился, тем больше мне хотелось угодить ему. На ум приходили советы миллиона женских журналов, о том какой должна быть идеальная жена. Не то чтобы Саша это требовал, я вообще не была уверена, что он злился именно на меня. Скорее уж на ситуацию в целом, только хоть убейте не могла понять на какую именно. Но так тоже было не всегда. И это меня упокаивало. Порой у нас все очень даже хорошо, и эти моменты убеждали меня в том, что все у нас нормально.

Остаток лета прошел достаточно мирно. Мы с детьми успели не спеша подготовиться к школе, купив все необходимое и в конец слиться с окружающей нас местностью.

Ближе к осени я вспомнила о том, что вся теплая одежда осталась в Москве. Дамир списался с Сашей, и тот обещал все собрать и выслать нам. Замечательно. Мы с Черновым продолжали хранить режим молчания. Даже переговоры по поводу Кипра, состоящие из пары сообщений в телефоне, теперь казались мне непозволительной роскошью.

Я понимала, что поступила правильно. Наверное, в моей жизни действительно ничего кардинально не поменялось. К своим годам я была уже взрослой девочкой и проблемы свои тоже умела решать сама, но мне еще предстояло научиться жить без него. Не в смысле, что все тащить самой, это я видимо и так умею, а вот науку жить без ожидания Саши, его звонка или приезда, мне предстоит еще освоить. Нужно перестать вслушиваться в разговоры ребят в поисках хоть какой-то информации о Чернове или же замирать в те дни, когда дети сообщали, что папа в городе.

Сашка молчит. А я не могу понять, что это — уважение к моим желаниям или же тупое безразличие. Люблю и ненавижу. Как же это сложно. Хорошо, что есть дети. Вот честно. Сейчас я понимаю, что шестеро — это прям мой вариант, с ними не заскучаешь.

Постепенно мы перестали чувствовать себя чем-то инородным в этом городе. Каждый день проходит в каких-то делах и заботах. И машина пришлась очень кстати.

Начинаем с девочками готовиться к школе, вспоминаем, что они проходили в садике, читаем книги, рисуем, вспоминаем цифры и буквы.

Парни тоже живут в предчувствие учебного года на новом месте. Они уже неплохо пообтесались в близлежащих окрестностях, нашли знакомых. Теперь каждый вечер пропадают где-то в больших и шумных компаниях. Я вроде как спокойна, но Стаса на всякий случай обнюхиваю каждый вечер. Ну как обнюхиваю. Чтобы уж совсем не палиться, просто смотрю на Рому, морщится он рядом со Стасом или нет.

Стас стал своим в новой команде, даже как-то с футболом раздумал завязывать. Может быть, все дело в том, что здесь никто из него не пытался слепить профессионального футболиста, и он просто мог играть в свое удовольствие.

Дамир пересмотрел свое благородство и стал зажигать в спаррингах. Правда и прессовать его стали сильнее, уже пару раз приходит то с подбитым глазом, то с рассеченной бровью, зато спокойный и умиротворенный.

Кир бросил робототехнику и уговорил меня пойти на станцию юннатов. Все-таки живое ему оказалось ближе бездушной техники.

Девочки готовятся к театральным подмосткам и требуют от меня поход на вокал.

Рома, тоже заскучав, собрался на курсы английского. Не то что бы ему это сильно надо было, язык из всех ребят он знал лучше всех, тот ему с рождения легко давался.

Как педагог, коим я являлась очень глубоко в душе, я с самого детства пыталась приучать детей к любви к другим культурам и разным языкам. Иногда получалось. Так что у меня даже близняшки лет так с 4-х знали какие-то базовые фразы на английском. А чем еще было заняться маме в вечном декрете?