Именно об этом я и размышляю, когда наконец-то попадаю в многокилометровую пробку. Должно же это было сегодня случиться?

Приходит сообщение от Дамира.

«Мы на месте»

«Все в порядке?»

Дамир отвечает не сразу. Должно быть подбирает слова, как правильно передать мне новости, но в итоге не выдерживает.

«Нет! Мы опоздали, но это фигня. Они всю дорогу цапались. Вообще всю. Саша злой как черт, с ним же невозможно разговаривать. Сань, сделай что-нибудь!»

А что я на это могу сказать? Что сама не знаю, как успокоить собственного мужа? Вместо этого перевожу тему.

«Что там Стас?»

«Бесится. Еле запихнул его на алгебру. Если никого не прибьет, будет чудо»

«Присмотришь за ним?»

«А у меня есть выбор? И за что вы только свалились на мою бедную голову?! *смайлик ангелочек*»

Я невольно улыбаюсь последнему сообщению. И, правда, за что? Порой у меня такое чувство, что это не мы взяли Дамира к нам в семью, а он сделал всем большое одолжение, и позволил нам считать его своим.

«Спасибо. Люблю тебя»

«*сердечки*»

Сначала порываюсь позвонить Саше, но потом решаю, что с телефонного разговора ничего хорошего не выйдет. Опять решит, что я в конец Стаса распустила. Вместо этого звоню самому надежному в Москве человеку, а по совместительству и единственной настоящей подруге в этом городе — Ленке Кудяковой. Ленка отвечает не сразу, но зато с готовностью откликается на предложение выпить кофе.

Дорога до нашего кафе занимает почти час. За это время успеваю в конец накрутить себя и перебрать все возможные варианты происходящего в нашей семье. Выводы напрашиваются сами собой.

Дорога в поезде заняла чуть больше двух суток, в течение которых каждый из нас успел надумать что-то свое. Когда у детей прошел первый шок относительно плацкартного вагона и общего туалета, они вернулись к своей обычной манере поведения. Парни резались в игры на телефонах, шутили и балагурили, подкалывая друг друга. Девочки довольно быстро нашли себе друзей, благо с нами в одном вагоне ехала молодая семья с двумя детьми, с которыми можно было носиться по вагону, тут и там разбрасывая свои игрушки. Один лишь Ромка куксился и квасился, но оно и понятно, отсутствие душа, регулярное наличие людей в его личном пространстве, и еда из вагона-ресторана, совершенно не пришедшаяся ему по душе, шли в полном разрезе с его аристократической душевной организацией.

Чуть больше хлопот доставил наш зоопарк. Хомяки в первый же день были излечены из карманов, и посажены в трехлитровую банку, которую Дамир каким-то чудом добыл у проводников. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что он вступил в какой-то тайный сговор с той самой Валентиной, потому что до конца поездки она делает вид, что нас просто нет в вагоне.

С кошкой оказалось чуть сложнее. Во-первых, лысая Пушинка была социопаткой от ушей до самого кончика своего хвоста. В чем она вполне вероятно могла переплюнуть Рому. Поэтому тот факт, что ее вырвали из привычной среды обитания, поверг ее в настолько глубочайший шок, что первые сутки она просто не показывала своего носа из переноски. Во-вторых, никто не подумал о том, как кошка будет справлять свои дела в поезде. Ну, ладно-ладно, под никто в данном случае я подразумеваю себя. Но в момент отъезда мне уж точно было не кошачьих лотков. Но и тут на помощь нам пришла смекалка Дамира, который после нашего семейного консилиума по решению проблемы «туалет для Пушинки», удалился в неизвестном направление, и через 5 минут вернулся с двумя детскими подгузниками в руках. Оставалось только проделать дырку для хвоста. Будем честны, кошка идею не оценила, от слова совсем… Что стоило Кириллу несколько глубоких царапин на его руках. Но с этим мы тоже разобрались.

Совсем туго пришлось с Баксом. Здесь уже было нельзя просто взять и натянуть подгузники. Поэтому каждая более или менее длительная станция превращалась для нас в спринтерскую гонку с собакой по перрону: мы надевали на Бакса повадок и бежали куда-нибудь подальше от вокзала, в поисках куска земли, где бы пес мог справить свою нужду, и при этом не задеть чувств окружающих. Затем мы неслись обратно. Правда, такие забеги позволяли решить другую проблему — нехватку двигательной активности, поэтому в вагоне пес вел себя достаточно смирно, и практически не привлекал к себе лишнего внимания.

В итоге одной и неприкаянной оставалась только я. Как-то совсем неожиданно для себя я попала в плен своих же мыслей. Я уезжала из Москвы в надежде сбежать от всех проблем, которые разом навалились на меня. А получилось так, что оказалась запертой в вагоне наедине с самой собой. Дети были заняты своими делами, их не надо было никуда везти, готовить им есть, проверять домашнее задания, собирать на тренировки, кружки или прогулки. Даже животные требовали моего минимального участия. Знай только три раза в день корми их всех, да спать иногда укладывай, все. Не было ни дома, ни хозяйства, ни вечных мотаний из поселка в Москву. Было только безгранично тянущееся время, которое разъедало огромную дыру внутри меня, вновь утягивающую в пучину воспоминаний.

_________

Лена уже сидит за столиком у окна — рыжая, свежая, деятельная. Синее платье идеально подчеркивает фигуру без изъянов, волосы цвета меди выпрямлены и свободно спадают на тонкие плечи, легкий макияж, яркий маникюр. Философия Кудяковой — выгляди всегда так, как будто у тебя сегодня ужин с Камбербэтчем — так и прослеживается в каждой детали ее внешности. Завидев меня, она машет мне, и я плюхаюсь на стул рядом с ней.

— Я тебе кофе заказала, сейчас принесут, — начинает сразу Лена, без всяких «здрасти, давно не виделись».

— Спасибо.

— Одним спасибо не отделаешься. Ну, рассказывай, что у тебя случилось? — в своей обычной манере переходит сразу к делу Лена.

— Почему это сразу случилось? Я что не могу просто так с тобой кофе попить?

— Ты? Нет, не можешь. У тебя же дети, собаки, муж, и еще мир обычно где-то между всем этим спасать надо.

— Да ладно тебе…

— Это тебе ладно. А меня ты, между прочим, из кроватки выдернула, такой вот мягкой и брутальной… Но я тебе ничего не расскажу, пока ты мне не выложишь, что у тебя там в голове засело.

Я невольно улыбаюсь подруге:

— Это кто же у нас там мягкий и брутальный?

Кудякова жестами изображает, что нема как рыба. Вот же интриганка! Ну ладно, сама напросилась.

— Ленка, у меня с Сашкой беда какая-то, — говорю я и замолкаю. Кудякова тоже молчит и ждет продолжения. — Не знаю, что с ним происходит. Вроде все как всегда, а сам весь какой-то не такой: постоянно не в настроение, заводится с полоборота, со Стасом вечно разбирается.

— А между собой как? Ругаетесь?

Вопрос мне не нравится, потому что не нравится и ответ на него.

— Нет, не ругаемся… — пауза, долгая и неудобная. Ленка смотрит на меня выжидающе, и я сдаюсь. — Понимаешь, чтобы ругаться, надо хотя бы видеться друг с другом, разговаривать… А мы… А он… Он на работе, сутками, на этой неделе только один раз дома ночевал. А я как всегда с детьми, в делах. У девчонок выпускной, конец года, Стас с ума сходит, у Ромы обследование плановое было… хомячки рожают.

С хомячками меня уже, конечно, понесло, сама понимаю, что рассказ про нашу занятость больше на оправдания похож. Неужели меня постигла судьба многих домохозяек и я просто на просто превратилась в наседку?

Подруга собирается задать свой следующий вопрос, но я ее опережаю, предвидя то, что она собирается мне сказать.

— Нет, нет… Вот только давай не про это. Нет у него никого. Нет, и не может быть. Это же Сашка, мой Сашка. Ты хоть помнишь, сколько всего мы с ним прошли?! Да мы с ним с 15 лет вместе. У нас шесть детей, и собака, кошка… а еще это… хомяки. Лен, ну я же все это знаю, все понимаю. Что быт разрушает семью, я же не дура. Себя не запускаю, одеваюсь там, крашусь. Он приходит, я его встречаю, радуюсь ему… Реально радуюсь, дети радуются. Он их любит, вот с этим уж точно никто не спорит, — меня несет дальше, речь становится все сбивчивей, и путаней, говорю все, что приходит в голову, лишь бы не дать Кудяковой озвучить свои мысли, не дать ей произнести их в слух.