— Неужели?

Он изо всех сил старался подбодрить меня, и я была ему за это благодарна. Бог послал мне такого мужа, потому что я нуждалась в нем. Господь никогда не ошибается. Раз уж в моей книге судьбы начертано великое медицинское открытие, то лучше идти к цели вместе с Рэем, чем без него. Мне было послано испытание, но мне на что жаловаться. Я получила все, для того, чтобы его преодолеть — диплом одного из лучших медицинских колледжей в мире, неплохие мозги, таланты мелкого мошенника и вора, а также самых лучших в мире мужа и дочь.

— Как Вики?

— Ли, ты только не волнуйся, — в его голосе проскользнуло утешение, а я замерла на месте, как вкопанная.

— Это она, не так ли? Очередная гребаная аденома?

— Да. Но ее больше нет.

— Где?

— Рядом с надпочечником.

— О Боже!

Я рукой зажала рот, сдерживая рвущийся наружу вой. Эта коварная тварь подобралась к почке. А дальше? Что на очереди? Может быть, сердце? Или легкие? Или трахея….Или….

Вспомнив, что мне пришлось пережить, когда эта бомба замедленного действия взорвала сонную артерию Рэя, я пошатнулась. Холодный ветерок прогулялся по позвонкам, на голове зашевелились волосы.

— Линда, уже все в порядке. Как только Вики отойдет от наркоза, я заберу ее домой. Все прошло благополучно. Тебе не о чем беспокоиться. Мы все здесь присматриваем за ней. Это уже позади.

— Это будет позади только тогда, когда я отгадаю все загадки вируса Эпштейна-Барра.

— Есть еще кое-что.

— Что?

— Та женщина, которая называла себя моей сестрой, ты помнишь ее?

— Вульгарная блондинка в ресторане?

— Да. Она. Хилари.

— Что с ней? Она хочет денег? Ее еще на наши головы не хватало.

— Нет. Денег она не хочет.

— Так в чем же дело?

— У нее аденома. Застарелая. Начала прорастать в спинной мозг.

Ну вот, пожалуйста. Еще одно доказательство того, что за грехи отцов расплачиваются дети. Старик Скайфилд жил себе и не тужил, гулял налево и направо, травил себя наркотой и алкоголем и был здоров, как бык. А дремавший в нем ген чертовых аденом, почему-то, решил проснуться в следующем поколении.

— Это плохо, Рэй. Это очень плохо. Пришли ее снимки на почту Сэма. Покажем Марго. Узнаю, можно ли еще оперировать. Но почему она допустила до такого? Почему опухоль так запущена?

— Я все сделал, еще утром. Пусть проверит, — Рэй на несколько секунд замолчал, словно задумался над чем-то, — я не знаю, чем она думала. Она клянется, что даже не догадывалась о ее существовании.

— Хорошо. Я сейчас доберусь до своей комнаты, возьму папку, а затем вернусь в центр и найду Сэма.

— Я люблю тебя, родная.

— И я тебя.

Я нажала отбой. В груди что-то сжалось, словно кто-то поместил между ребер огромный булыжник. Сердцу стало тесно, он подпрыгивало, кувыркалось, било в грудь, требуя выпустить его. У меня закружилась голова, появилась одышка.

«Это все нервы», — подумала я, продолжая движение. Оказавшись в лифте, я посмотрела на себя в зеркало. На лбу и висках выступил пот. Я провела рукой по лбу, убирая его. Смутные сомнения закрались мне в мысли. Или я так торопилась, что вспотела и разгорячилась, или у меня жар.

С каждой минутой дышать становилось все сложнее. На своем этаже я уже с трудом передвигала ногами. Суставы и мышцы болели нестерпимо, меня как будто поместили на дыбу, и растягивали во все стороны.

Мушки летали перед глазами. В ушах началось невыносимое шипение, больше похожее на тихий свист.

Руки уже не слушались меня. Я с трудом попала электронным пропуском в щель на дверной ручке. Папка была в сумке под кроватью.

Спотыкаясь, держась за стену, я добрела до постели и опустилась на колени. От такой перемены положения голова закружилась еще сильнее, тошнота подкатила к горлу и меня вырвало. Прямо на ковролин. От вида и запаха рвотных масс меня затошнило вновь. Я одной рукой зажала нос, а другой начала шарить под кроватью в поисках сумки.

Последнее, что я помню, как моя щека коснулась противной склизкой жижи на полу.

Часть II. Глава 18

Глава 18

В ушах звенела тишина, прерываемая писком кардиомонитора. Я открыла глаза и увидела выбеленный потолок с длинной тонкой лампой, от которой исходил мерцающий яркий свет. Опустив взгляд ниже, я обнаружила на своем лице кислородную маску. Прохладное шипение в носу означало, что помимо маски мне вставили еще и зонд. Я попыталась поднять руку, но обнаружила, что она привязана к кровати. Щиколотки также были стянуты лентами.

Что случилось? Почему я здесь? Привязанная, беспомощная — точно пациентка психлечебницы.

В памяти всплыла картинка — кровать, рвота на полу и мои спутанные волосы. Я упала в обморок. Но как это произошло?

Мозг начал лихорадочно строить логические цепочки, воспроизводя события последнего дня: утро, душ, Сэм и Марго, потом журнал с первым пациентом программы, затем кабинет доктора Хуанг и тот мальчик с необычайно добрым взглядом, потом канцелярия, доктор Киу и несколько часов в моей каморке, проведенные за разбором анализов, звонок Рэя, Вики…. О Боже, Вики! Кажется, с ней все хорошо. Хилари. Почему я ее вспомнила? Вульгарная сестренка моего мужа оказалась в одной лодке с нами, у нее опухоль позвоночника. Я успела сказать Марго? Кажется, нет…Черт, черт, черт!

Я сжала в кулак простынь и потянула на себя. Кардиомонитор тревожно заверещал. По-моему, я чересчур разволновалась, вспоминая тот день. Что было после звонка Рэя? Почему в разгар рабочего дня я оказалась в своей комнате? Папка. Господи, я так и не посмотрела материалы! Удача отвернулась от меня.

Слезинка скатилась по щеке, забралась под маску и оказалась на губах. Я облизнула их, почувствовав соленый вкус разочарования.

Но это не дает ответа на мой вопрос — как я умудрилась заболеть? Что это — экзотическая азиатская лихорадка? Но какая? Эбола? Зика? И где я ее подхватила?

И вновь в голове картинка из кабинета доктора Хуанг — миниатюрная китаянка в нелепом защитном костюме, и выздоравливающий мальчик. А затем ее требовательный голос — «доктор Скайфилд! Немедленно покиньте помещение, здесь инфицированный больной».

Господи! Неужели я подхватила вирус Эпштейна-Барра от этого мальчишки?

Мне вдруг захотелось вскочить, вызвать персонал и потребовать у них отчета! Неведение самое ужасное из всех состояний человека. Неизвестность пугает, волнует, вводит в ступор.

Я опустила ладонь на холодный бортик моей кровати в поиске тревожной кнопки. Слава Богу, кнопка была на месте. Я несколько раз сильно надавила на нее большим пальцем. В коридоре послышался раздражающий барабанные перепонки звук сирены — так, наверное, звучит сигнал, предупреждающий о бомбардировке.

По потолку поползли красные лучи. Наверняка, в коридоре есть фонари, которые мигают в случае опасности. Это я, что ли, опасность?

Я измучила себя догадками. Мне не терпелось услышать ответы. Я попыталась приподняться хотя бы немного, но была слишком слаба. Локти дрожали, не слушались меня. Тело превратилось в один сплошной мешок с цементом — самостоятельно мне не встать.

Неожиданно в общей какофонии звуков, мой слух различил еще один — протяжный скрип открывающейся двери бокса.

Я подняла голову и увидела человека в защитном костюме.

— Слава Богу, — раздался знакомый голос доктора Хуанг, — вы очнулись.

Она сняла с меня маску, затем проверила показатели на мониторе.

— Что со мной случилось? — едва шевеля пересохшими губами, спросила я.

— Поздравляю вас, — она взяла в руку мое запястье, и сильно надавила на него, чтобы проверить наполнение пульса, — вы в эксперименте.

— В каком эксперименте?

— Вы без разрешения ворвались в мой кабинет в то время, как там находился инфицированный больной. Вам ли не знать, насколько опасен вирус Эпштейна-Барра? Вам прекрасно известно, что его инкубационный период — один из самых длительных. Мне жаль.

— У меня лихорадка Барра?

— Вы чудом остались живы. Интоксикация организма была мгновенной. Особенно, если учесть, что ваш иммунитет ослаблен перелетом, сменой климата и часового пояса. Вы оказались легкой добычей.