Но обстоятельства были против меня. Я очень, очень сильно сомневалась, что опухоли Рэя и Вики, обнаруженные в одном и том же месте, имеют разную природу. Десять лет учебы и практики наводили меня только на одну мысль — это генетическое заболевание, и оно передается по наследству. Без вариантов, Линда.

Моя малышка тихонько засопела, и перевернулась на другой бок, а Рэй, не открывая глаз, подстраховал ее от падения с кровати, выставив руку, как шлагбаум. Идеально. Это идеальные отец и дочь, которые, скорее всего, больны одним и тем же заболеванием — идеальными опухолями, от которых нет иного спасения, кроме постоянных хирургических вмешательств.

Боже! Я знаю, что грешно жаловаться и сетовать на жизнь, но неужели ты думаешь, что я должна пройти через это? Зачем ты посылаешь мне это испытание? Неужели я еще не доказала тебе, что имею достаточно внутренней силы и железной воли? Неужели эта болезнь — мой шанс? Но шанс на что?

За этими размышлениями меня застала Мэнди, которая тихонько просунула голову в приоткрытую дверь, и шепотом позвала меня:

— Линда, ты как?

— Неважно, были времена и получше, — устало бросила я, сдерживая зевок.

— Ты срочно нам нужна. Парень упал со строительных лесов, и чудом выжил. Но у него множественные переломы, пневмоторакс, и разрыв околосердечной сумки. Он уже в операционной. Сэм займется переломами, а я поврежденным легким.

— Окей.

Я встала, легким прикосновением поцеловала малышку в ее теплый нежный лобик, и вышла в коридор.

— Лаборатория еще не открылась? — спросила я, глядя на часы. Стрелки показывали 7:15.

— Еще нет, они с восьми, — ответила Мэнди на ходу.

Я недовольно поморщилась и зашла в лифт сразу за подругой. Терпеть не могу, когда меня отвлекают от операции какие-то тяжелые назойливые мысли. Как мне теперь сосредоточиться на спасении этого парня, когда моя голова занята кучей вопросов о состоянии здоровья мужа и дочери?

— Что ты делаешь? — спросила Миранда, видя, как я быстро набираю сообщение на смартфоне.

— Пишу постовой медсестре, чтобы забрала результаты тестов Вики сразу же, как откроется лаборатория и позвонила в операционную.

— Ты серьезно думаешь, что узнав результаты, сможешь работать спокойнее? — Мэнди недоверчиво вскинула брови, — А если новости будут плохие? Линда, это может стоить парню жизни!

Черт бы побрал Миранду с ее нравоучениями! Но она была права.

— Ладно, — я начала набирать второе сообщение, отменяя предыдущее распоряжение, и в этот момент двери лифта распахнулись на седьмом операционном этаже.

Я зашла в операционную и сразу же отбросила все личное. На столе лежал молодой симпатичный парень со смешными курчавыми волосами, как у Джастина Тимберлейка. Я сразу подумала о его семье — матери, отце, может быть брате или сестре, девушке или невесте, и моя голова тут же посветлела.

— Патрик Холди, двадцать три года, — начал зачитывать мне диагноз уже стоящий у операционного стола Сэм, — множественные переломы, пневмоторакс, разрыв легкого. Состояние стабильное, но нам лучше поторопиться, пока его грудь не разорвало на части от внутреннего кровотечения.

— Доброе утро, шеф! — поприветствовал меня Лэндон Брибидж, сидящий на своем стуле в изголовье пациента с неизменной газетой с кроссвордами, — пятый президент Соединенных Штатов, пять букв?

— Монро, — ответила я на автомате, и подошла к столу, — Скальпель на 10, пожалуйста.

Грудь пациента была неестественно поднята. Очевидно, изнутри на нее оказывало сильное давление большое скопление крови. Я осторожно начала разрез, и на меня фонтаном хлынула темно-бордовая жидкость.

— Отлично выглядишь, — усмехнулся Сэм, бросив на меня смешливый взгляд, — особенно эти капли на твоем лбу — прекрасно гармонируют с цветом твоих глаз.

— Заткнись уже, шутник, — бросила я ему, и забралась руками между ребер, — Отсос, немедленно. И пилу! Будем вскрывать грудную клетку.

— Давай я займусь отсосом, — подала голос Мэнди, — все равно до легких пока не добраться.

Я передала подруге отсос, а сама нащупала пальцами разрыв ткани околосердечной сумки.

— Линда, ты напряжена! Результаты биопсии еще не готовы? — спросил Сэм, помогая мне раздвинуть ретрактором грудь пациента.

— Еще нет, — буркнула я, опасаясь расклеиться и снова погрузиться в свои мрачные мысли.

— Все будет хорошо, детка, — добродушно сказал он, — я узнавал.

— Сэм дело говорит, — поддакнула ему Мэнди.

— Спасибо, — выдохнула я, и, очистив место порыва от сгустков крови, начала накладывать шов.

Сэм тем временем передвинулся поближе к тазу парнишки и начал установку спиц.

— Линда, может быть это сигнал свыше? — осторожно начал Сэм, — Может быть, именно тебе предстоит стать тем врачом, который сможет найти лекарство от этой болезни? Может, это твое предназначение?

Я ухмыльнулась. Ничего себе предназначение — видеть, как страдают близкие тебе люди! Особой болью в груди отзывались мысли о Вики. Эта кроха, у которой еще даже не все зубы прорезались, не понимала, что такое боль и как нужно ее терпеть. Мое сердце разрывалось на части каждый раз, когда она жалобно плакала, будь то ушиб от падения, или рвущийся сквозь десна наружу второй резец. Мне хотелось уберечь ее от всего плохого, что может подкинуть ей жизнь. И уж тем более мне была противна сама мысль, что мой ребенок станет подопытным кроликом для испытаний нового лекарства от множественных прогрессирующих аденом. Ни одна премия в мире не может оправдать боль и слезы ребенка.

— Сэм, а ты хотел бы такое предназначение для себя? Ты думаешь, что нобелевка по медицине стоит хотя бы одной слезинки Виктории? Так могут говорить только люди, у которых нет детей!

— Ты права, Ли. У меня нет детей. Но если бы у моего ребенка диагностировали подобное заболевание, я бы точно не стал сидеть на месте. Если это нельзя отменить, то мы должны попытаться это победить!

Я пожала плечами. Во-первых, я не и не собиралась сидеть, сложа руки. А во-вторых, диагноз еще не подтвержден, и есть слабая надежда, что все наладится. Однако, в словах друга было рациональное зерно, и он был прав касательно того, что раз уж я с этим столкнулась, то мой долг хотя бы попытаться одолеть эту заразу.

— Сэм, я не буду сидеть, сложа рукава, и горевать о судьбе-злодейке. Если диагноз Вики подтвердится — это будет делом чести. Или я уничтожу эти аденомы, или они уничтожат мою жизнь и семью.

Я отпустила зажим и легонько толкнула пальцем сердечную мышцу пациента. Главный человеческий орден сперва судорожно сжался, а затем появилось легкое, но ритмичное сердцебиение.

— Отличная работа, шеф! — сказала Мэнди, передавая отсос медсестре, — а теперь, если позволишь, я поработаю.

Я отошла в сторону и выдохнула. С пациентом все будет в порядке. Но в порядке ли я?

Сняв перчатки и выбросив их в мусорный контейнер, я достала из кармана брюк телефон. Мое второе сообщение постовой сестре не отправилось. Я недовольно сдвинула брови, и в эту минуту в операционной раздался телефонный звонок. Не сомневаясь, что звонит именно Тайра, я сняла трубку.

— Восьмая операционная.

— Доктор Скайфилд?

— Это я.

— Пришли результаты биопсии Виктории.

Я затаила дыхание и скрестила за спиной пальцы.

— Что там, Тайра. Говори. Я уже закончила оперировать.

— Мэм, это аденома.

Я не выронила трубку и не начала биться головой о стену. Но все мое существо сжалось от досады и разочарования в комок. Стало тяжело дышать, по щеке потекла первая соленая слеза. Что ж, Линда. Только не раскисать. Видимо, мне придется принять этот вызов, и выиграть даже не отдельный бой, а целую войну. Ради Вики. Ради Рэя. Ради себя.

Часть II. Глава 5

Глава 5

Я сидела в своем кабинете и злилась. Десять минут назад я нажала «отбой» и закончила так ничего и не давшую видеоконференцию с участием ведущих хирургов и онкологов Соединенных Штатов и Великобритании.

Чертовы консилиумы — один за другим, — отнимают все время, не оставляя ничего. Ровным счетом. Джефри Раш (символичная, в моем случае, фамилия, не правда ли?) — ведущий онколог центра Мемориал Слоан-Кеттеринг из Нью-Йорка предложил попробовать остановить возникновение аденом химиотерапией.