Я ещё не успел в нём разобраться, но кое–что уже понимал. Просьбу разбудить Рию я опознал достаточно уверенно, а вот вторая часть фразы вызвала у меня затруднения. Было сложно собрать в одну фразу слова «мозги», «болван» и несколько ругательств, которыми часто пользовалась Рия, и смысла которых я пока не понимал.

Мужчина согнул руку в локте, вытянув кулак в сторону Рии, и сделал им небольшое круговое движение. Над головой сладко спящей девушки, прямо в воздухе за доли секунды материализовался небольшой камушек, который тут же упал ей на макушку.

Рия испуганно открыла глаза, и первым кого она увидела, был я. С такой волной радости и облегчения от вида меня любимого, я ещё не сталкивался. Одновременно с внешними проявлениями эмоций меня захлестнула волна Рнна, развёрнутая на полную мощь. Волна мягкая, игривая, настойчиво требующая впустить её внутрь, «вдохнуть» радость полным Источником и порадоваться вместе тому, что живы, тому что справились и тому, что стали сильнее. Одновременно с этим, внимательно следя краем глаза за мужиком с женщиной, так и стоящих на пороге палаты, я видел, как харизма здорового бугая таяла, его уверенность, сила и власть воспринимались уже как бы через фильтры, а божественная природа его спутницы уже не была такой однозначной.

«Разбуди Рию, а то у этого болвана от моей Рнна сейчас мозги через задницу вытекут»?

Фразу, сказанную женщиной своему спутнику, стоило понимать именно так? Или там формулировки были чуть помягче? Потому что суть, скорее всего, была именно такая. Я не мог вспомнить момент, когда Рнна этой хрупкой, улыбчивой женщины начало на меня воздействовать, но сейчас я чётко ощущал, как Рнна моей эНн прикрывает меня от чужого давления, защищая и возвращая мне здравомыслие. Хотя, каналы я как держал, так и держу закрытыми. И ни грамма этой энергии не проникает в меня штатными путями. И это однозначно говорило мне, что штатные пути — это ещё далеко не всё.

— Рия, девочка моя! — тихим голосом, с той же тёплой улыбкой обратилась женщина к моей эНн, — аккуратнее, вы тут не одни!

Рия резко вскочила, роняя массивное кресло и с тихим «Ой» согнулась в поклоне в сторону двери.

— Глава! Матушка! Прошу простить, я была неосмотрительна! Это больше не повторится!

При этом давление своей ауры Рия не только не сбавила, а даже подняла, но только в небольшой зоне, вокруг нас двоих, резко стягивая ауру и подбираясь как при опасности. Сейчас я ощущал флёр Рнна своей эНн даже без того, чтобы запускать её энергию внутрь астрального тела. Ощущал неразборчиво, поверхностно, без деталей. Но даже это был огромный шаг вперед. Я чувствовал, что между двумя берегинями сейчас что–то происходило. Давление энергии вокруг меня росло, очертания внешних границ воздействия колебались, как ткань под сильным ветром.

Рия всё также замерла в поклоне. Мужчина с довольной улыбкой щурился, всем видом показывая, насколько ему доставляет удовольствие происходящее. Женщина тоже выглядела довольной, но в её внешнем виде нет–нет, да и проскакивала растерянность.

— Ты стала сильней, девочка моя, — первой нарушила напряжённую тишину женщина, одновременно с этим уже почти искрящееся напряжение схлынуло и в палате снова стало можно дышать, — мы с Дверомом необычайно счастливы осознавать, что будущее клана снова безоблачно.

Ого! Я подозревал, что гости, пришедшие нас проведать, совершенно не простые. Явно не лечащий врач и сиделка. Значит, Глава клана Двером Корус и Верховная берегиня клана Матушка Укма.

— Спасибо Матушка! Моя жизнь принадлежит клану! Я горда тем, что клан ценит меня! Я счастлива служить клану!

— Ну, вот и отлично, — включился в диалог двух женщин сам глава клана, — не будем отнимать у вас слишком много времени, вам ещё нужно восстанавливаться. Вот только есть кое–что, что мы должны узнать как можно быстрее.

Говоря это, Двером неторопливо прошёл до уроненного Рией кресла, поднял его как игрушку и аккуратно поставил. Лицом ко мне. Приглашающее махнул рукой своей эНн, аккуратно помог ей сесть, а сам встал рядом, заложив руки за спину.

— Расскажи нам, Воин, что же произошло у вас, когда вы возвращались с ритуала взросления. Всё расскажи. Подробно, — голос главы клана был низким, тяжёлым. Фразы звучали, как будто булыжники скатывались с горы. Гулко и неумолимо, — Жизнь от этого зависит. Жизнь всего клана. И твоя.

Порыв рассказать этому здоровяку всё как есть я в себе задушил. Хоть и с трудом, харизмой он давил мощно. Поэтому, рассказал почти всё. За исключением того, что может быть использовано против меня, и того, что он от меня действительно хотел.

Не родился ещё, теперь уже в двух мирах, добрый дяденька или тётенька, или, вот как сейчас, человек, который одним своим суровым авторитетом и харизмой сможет заставить меня поделиться информацией.

Я с четырёх лет точно знаю, что всё хорошее отношение, вся доброта всех дяденек и тётенек, заканчивается сразу, как только они получают от меня то, что им нужно. Не важно, есть это у меня или нет. И до тех пор, пока ты нужен — с тобой добры, ласковы и щедры. Само собой, в тех рамках, в которых эта доброта, ласка и щедрость вообще возможны в стенах детского дома. При этом, результат одинаков получат они требуемое или нет. А вот длительность процесса, во время которого щедрость повышена, вариативна.

— Расскажи нам, Мишенька, где ты был вчера вечером, перед отбоем? Дядя полицейский тебе ничего не сделает, ему просто интересно, кто вылил эту пахучую жидкость в компот в столовой?

— Миша, ты должен рассказать следователю всё, что видел сегодня утром во время утренней пробежки. Твой друг Костя, перед тем, как его забрали в приёмную семью, просил передать тебе, чтобы ты хорошо помог полиции и всё рассказал, как было…

— Михаил, ты взрослый и достаточно сообразительный парень, поэтому я не буду заострять внимание на том, что только помогая следствию ты можешь доказать, что твоей вины в смерти воспитанника Евгения нет…

Видя, как взрослые постоянно врут детям, чтобы получить от них что–то нужное, я очень рано понял, что слова — это лишь слова. Застывшая растерянная улыбка Кости, когда его, уже мёртвого, уносили на носилках в лазарет, снилась мне ещё год. Как и улыбка следователя, давшего мне слово, что Костю забрали в семью. Просто слово. Обычное, ни к чему не обязывающее слово.

Улыбка другого следователя, заявившего, что это я убил своего друга Женьку, столкнув его с крутой лестницы в подвал, мне совершенно не снилась. Мне снился другой человек, на моих глазах сделавший именно то, в чём обвиняли меня. И ему, его словам охотно поверили и ждали от меня других слов, в которые бы они тоже охотно поверили.

Тогда мне было девять лет. Разницу между «словами» и «информацией» я тогда понял очень ясно. Понял, что информация, в отличие от слов, совершенно уникальна, бесценна и двойственна. Так как, кроме тех, кому информацию нужна, и они всеми силами пытаются её от тебя получить, всегда есть те, кому совершенно не нужно, чтобы эта информация выходила наружу. При этом, первые, получив информацию, теряли ко мне весь интерес, а вторые, когда первые не получали им нужное, сохраняли этот интерес на долгое время. Правда, интерес вторых был остр и травмоопасен, но это только поначалу.

С тех пор, если не задевали лично меня, все кто требовал от меня информацию — получали просто слова. А те, кто хотел гарантий, что так и будет впредь, быстро разобрались, что со мной проще договориться, чем давить, угрожать и пытаться меня заткнуть силой. И перестали пытаться воздействовать на меня опосредованно. Через моё окружение. Поэтому больше мои друзья не гибли.

Информацию же, с тех самых десяти лет я больше никогда и никому не передал «просто так». Слишком она ценна. Слишком много может дать вечно голодному, постоянно избитому воспитаннику детского дома.

И сейчас ситуация повторялась.

Диалог с первыми лицами клана выдался трудным. И информативным. Приятно радовало, что на меня не давили, не повышали голос и не уплотняли токи энергии вокруг. Спокойно и методично задавали вопросы, уточняли детали в ответах. Вот только многие вопросы были очень неудобны и о многом говорили.