В зарослях раздался едва слышный шорох, почти неотличимый от трепета птичьих крыльев. Только почти. Кин не шелохнулся. Он уже слышал подобные звуки накануне, но тогда, слишком глубоко погрузившись в размышления, не придал им значения. Теперь же он был совершенно уверен в том, что ему не показалось. Однако Кин не шелохнулся, не открыл глаза, и ресницы его не дрогнули. Со стороны он казался полусонным, полностью ушедшим в себя.

Вот почему его мгновенный переход из медитации к молниеносному броску в направлении, откуда исходил звук, был полностью неожиданным. Уже через мгновение Кин вновь появился из зарослей бамбука, волоча за шкирку упирающуюся княжну.

— Так и знал, что это ты, — сказал он, поставив ее перед собою. — Уже и сюда пробралась?

Княжна поежилась под его суровым взглядом, переминаясь с ноги на ногу, и то поднимая на него глаза, то отводя их в сторону.

— Подглядывать за мужчинами нельзя, — поведал ей Кин и тут же задумался. — Или… — взгляд его заволокло мечтательной дымкой, и он подернулся рябью воспоминаний. — Или можно, но! — поправился он, — если ты взрослая женщина и знаешь, что делаешь. А для такой, как ты, это неприемлемо и неприлично. Понимаешь меня?

Не удостоив его ответом, княжна отвернулась и одним прыжком оказалась возле бамбука. Она принялась обрывать листья и бросать их в источник. Сочтя, что накидала достаточно, она вернулась к Кину и выжидательно посмотрела на него.

— И?.. — спросил Кин, недоумевая, что ей нужно.

Княжна протянула руку к его поясу и ухватилась за узел с явным намерением его развязать. Кин отпрыгнул, ухватившись за ворот одежды, как стыдливая девственница.

— Эй! Ты что?

Княжна решительно шагнула к нему и попыталась отвести его руки.

— Ты раздеть меня хочешь?! Рехнулась? А ну, перестань!

Отбиваясь от чокнутой княжны, Кин поскользнулся на гладком скользком камне и шлепнулся в воду. Вслед за ним в источник прыгнула Мэйвей.

Кин вынырнул, шумно отплевываясь и отводя с лица мокрые волосы. Княжна, стоя по грудь в воде, решительно направилась к нему, помогая себе гребками. Умело преодолевая сопротивление Кина, который растерялся как никогда, она рывком обнажила его до пояса и двумя руками прижала к берегу, схватив за плечи.

— Мой, — строго сказала княжна.

И, прежде чем Кин успел предпринять что-нибудь, поцеловала его в плечо и слегка прикусила.

Отчаянно забившись, Кин угрем выскользнул из ее сильных ручек. Барахтаясь и поднимая тучи брызг, он выкарабкался на берег и припустил прочь.

Ну точно, сумасшедшая.

И вот настал счастливый день завершения переговоров. Князь Шу, господин Мо, старший брат Кина и он сам, а также секретари, помощники и приближенные (все — в парадных одеяниях) встретились в Зале Благожелательных Бесед для подписания договора. На этот раз присутствовала и княжна — как обычно, смотревшаяся нелепо в роскошных чиньяньских нарядах. Кроме шпилек с драгоценными камнями, в волосах у нее красовалась заколка с цветком айвы.

Заседание вели с соблюдением всех церемоний, то есть невыносимо долго и нудно. Один за одним к возвышению, на котором за столом восседали господин Мо и князь Шу, подходили законники и помощники и зачитывали вслух длиннейшие документы. Кину поручили ответственное дело вести протокол. Добросовестно занося в него каждый кивок и каждое слово, он давился зевками, предпринимая отчаянные усилия, чтобы не свалиться набок в приступе непреодолимой дремы, и в качестве развлечения рисовал на полях свиные рыльца и кроличьи мордочки.

Наконец испытание мочевых пузырей присутствующих подошло к концу. Были зачитаны последние документы, выражены завершающие любезности и соблюдены все полагающиеся церемонии. Князь Шу и господин Мо достали каждый свою личную печать и приготовились скрепить договор.

В этот момент в торжественной тишине раздался звонкий голос княжны, которая произнесла, указывая пальцем на Кина:

— Мой.

Все взоры обратились на второго молодого господина. Кин опустил голову так низко, как только мог, всей душой пожелав испариться.

Князь тихо что-то переспросил у нее на синьшэньском.

— Мой, — повторила княжна.

— Прошу прощения, — негромко сказал князь, обращаясь ко всем.

Отвел княжну в уголок и зашептался с ней на своем языке. Взгляд его то и дело падал на Кина. Это не ускользнуло от внимания присутствующих, и они тоже посматривали на второго молодого господина с любопытством. Кин мечтал провалиться сквозь землю.

Переговорив с дочерью, князь вернулся на свое место, сделал глубокий вдох и заявил:

— Я вынужден объявить о пересмотре условий договора.

В зале поднялся ропот, точно ветер зашумел в ветвях.

— Могу я узнать, чем это вызва… — мягко и любезно начал господин Мо.

— Я отменяю все прежние условия, — сказал князь Шу, — в обмен на одно новое. Мы предоставим вам право на разработку рудников при условии, что второй молодой господин возьмет в жены мою дочь. Любые другие условия отменяются и невозможны. Или этот брак — или ничего.

На несколько мгновений в зале стало ещё тише прежнего. Только из распахнутых окон было слышно пение птиц и донесся голос управляющего, который выговаривал кому-то за провинность. У Кина перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. Во рту пересохло; он сглотнул и, не веря ушам, посмотрел на князя, княжну, своего отца…

— Так в чем же дело, — безмятежно сказал господин Мо. — Разумеется, так и сделаем. Не вижу никаких препятствий. Благодарю за оказанную нам честь, князь Шу. Подпишем же договор.

И они вновь занесли печати над документами.

— Нет! — Кин вскочил с места, опрокинув стол. — Не будет этого! Я не согласен.

— Тебя не спросили, — бросил отец и приготовился поставить печать.

Одним прыжком Кин пересек зал, вырвал у него лист и порвал на мелкие кусочки.

— А я считаю, что меня нужно спросить! Как смеете вы распоряжаться мною! Ты! — он ткнул пальцем в княжну. — Что себе позволяешь?!

— Пожалуйста, оставьте нас, — обратился к собравшимся князь Шу.

Шаркая ногами, шурша шелками и толкаясь в дверях, люди послушались. Через несколько мгновений зал опустел, и остались лишь Кин, господин Мо, князь и его дочка.

— Я хочу поведать вам кое о чем, но должен быть уверен, что все сказанное останется между нами, — начал князь Шу.

— Даю вам слово, — сказал господин Мо. — И мой сын тоже.

Кин наклонил голову в знак согласия. Князь степенно кивнул и стал говорить. Лишь только он раскрыл рот, княжна, ничуть не смущаясь, поднялась со своего места и подсела к Кину. Вытащила шпильки, и прямые золотистые волосы рассыпались по спине и плечам. Княжна принялась крутить из них жгуты и заплетать косички. Лицо ее сияло довольством.

Под взглядами старших, которые носились с дурацкой княжной как с драгоценной вазой династии Сунь, Кин не посмел возразить и молча стерпел подобное обращение. Хотя ему претила скорее бесцеремонность Мэйвей, нежели ее прикосновения, по правде сказать, довольно приятные. Тысячу раз в своей жизни Кин велел красавицам публичных домов массировать ему голову и, лежа головой на их теплых коленях, погружался в дремоту с блаженной улыбкой на лице.

Тем временем князь Шу сказал:

— Секрет состоит в том, что моя дочь — оборотень.

Господин Мо поднаторел в сокрытии своих мыслей, поэтому лицо его осталось невозмутимым, лишь в глазах на мгновение мелькнул проблеск эмоций: нечто вроде удивления, замешательства, а затем понимания. Кин же чуть не подпрыгнул до потолка, но усилием воли усидел на месте и лишь сдавленно хмыкнул, сдержав возглас.

— На ней отразилось древнее проклятье, о котором наш род счастливо забыл на много поколений. Каждую ночь, с полуночи до рассвета, она превращается в панду. Когда старейшина племени панд, чьи предки наложили заклятье, узнал об этом, он потребовал, чтобы, как велит древний обычай, до достижения отрочества девочка половину времени проводила в их племени и половину — с людьми. Согласно их верованиям, такой ребенок приносит общине удачу и плодородие.