— А как вы передвигаетесь? — нашлась Катя-кошка.

— В основном, прыжками.

Ну, куда она лезет. Сейчас разозлит. Но полумужчина разговорился.

— Когда как, мадам. Иногда и прохожих ловишь, а иногда создаешь переносящую силу.

— А с женщинами у вас как? — продолжала вкапываться Катя.

— Отлично, — уверенно заявил полумужчина, — они ко мне даже не подходят.

И безапелляционно и сухо добавил:

— И я не мужчина. Я просто живу здесь. Мне безразличны трения и споры. Если я кого-нибудь полюблю — я исчезну. Выйти отсюда вы сможете только сами. А мне хорошо в любом случае.

Не солоно хлебавши, мы двинулись дальше. Хотя если сказать ближе, то это тоже правильно. А потом мы столкнулись с ней — по земле ползла и стонала девушка в крови. Причем жидкость буквально хлестала из страшных ран. По моим прикидкам девушка давно должна была стать полностью бескровной. Но этого не происходило — она продолжала стонать, но ползти вперед. К ней я и направился.

— Вам помочь?

— Чем вы сможете помочь? Я когда-то была легендой, но когда я узнала, что нас ждет, то я пришла в ужас и теперь постоянно умираю. Умираю и не могу умереть, потому, что я такая же легенда. Что может помочь? Когда-то среди нас жила одна чудесная легенда о брошенном в невские воды, не помню, то ли кольце, то ли чем-то другом. Она всегда повторяла, что этот предмет может спасти наш мир. Спасем наш мир — спасется и ваш.

— А что это и где найти эту легенду?

— Напрасно будете искать. Говорят, что её несколько недель назад съели, может легенды покрупнее, а может и кто другой. Вытрясти из них что-то — очень сложно.

— А как их найти?

— Все эти легендоеды любят щекотать себе нервы в отсеке, где водятся непонятные существа. Хотите вкусить их общество — идите по этому коридору.

В опасном отсеке

Коридор или проход оказался очень длинным. Я даже не знаю, сколько километров мы прошли. Наконец из конца коридора мы почувствовали явный запах жареного мяса, может быть даже шашлыков. Мы переглянулись. Точнее эта фраза относится только ко мне. Катя просто повернулась ко мне и призывно мяукнула. А не то ли это место, где людей ловят и потом жарят? Мы непроизвольно замедляемся на подходе к страшному месту.

Не может быть! Это же настоящий кабак. Никаких легенд здесь и быть не может. В полном нашем представлении. Жалко Гоголя нет. Только его перо могло описать картину, развернувшуюся прямо перед нами. Несколько коридоров сходились вместе и превращались в почти круглый зал, посредине которого стояла колонна, утыканная то ли отдельными огоньками, то ли свечками. Вокруг нее стояли стойки и даже стулья. А вот за ними сидели существа, вряд ли созданные воображением людей.

Боюсь, один их вид заставил меня резко затормозить, поднять и гораздо сильнее, чем необходимо, прижать Катю к себе. Видимо ей стало больно, потому, что она негромко зарычала и начала вырываться из моих клешней. Ее возмущенное мяуканье заставило затихнуть гул, стоящий над столами, и десятки морд разного калибра, оскала и даже цвета развернулись в нашу сторону. Мне сразу представилось, как эта клыкасто-глазастая свора бросается в нашу сторону. Но на нас просто смотрели сверкающие глаза. Потом выделилась фигура, которую я сразу назвал кабаном. Хотя, пожалуй, от кабана в нем было только длинное вытянутое рыло, заросшее неприятной черно-седоватой щетиной.

— Ну, — оказалось, что рыло обладает познаниями в человеческом языке. Я уже хотел надерзить, типа не нукай, не запряг. Но меня опередила Катя. На чистом русском языке она произнесла:

— Помогите, я вас очень прошу. Муррр.

Вряд ли это было улыбкой, но мне показалось, что этот зверь осклабился.

— Помочь даме — наш долг.

Я отчаянно зашептал на ушко лежащей на моих руках Кате:

— Продолжай, тебя почему-то слушают.

Катя, по-моему, даже приосанилась.

— Мы хотели бы помочь этому миру. Но не знаем как?

— А я знаю, — из задних рядов раздался неприятно-визгливый голос, вместе с которым в передних рядах появился крокодил со сплющенной и изогнутой мордой, — вот он, наверное, очень вкусный, а свеженькое здесь — редкость.

Он показал на меня каким-то отростком на теле. По начинающимся крикам стало понятно, что примерно треть этих, то ли животных, то ли существ желает нас съесть, причем меня в первую очередь. Еще одна треть голосовала за мораторий такого вида казни. Ну а остальные, по-видимому, пока сомневались.

Кабанья голова предложил спокойно обдумывать ситуацию. Он опять повернулся к Кате и, с явной надеждой, спросил:

— А может быть, того, мы, и вправду, его съедим, а тебе поможем? Как ты на это смотришь, — почему-то он всегда обращался только к Кате.

Теперь слово было за ней. Интересно, как она отнесется к тому, что меня растерзают прямо на ее глазах. Катя потянулась, вот уж не ожидал, что она может это делать так привлекательно.

— Вы хотите, чтобы я надежно помогла этому миру или так себе?

— А что с ним может произойти? — раздались любопытные голоса.

— Все, что угодно. Но, скорее всего, весь этот мир смоет, и вместо него останется пустота. То есть вас никого не будет.

— Ну и что, — вмешался кабанья голова, — мы же представления людей о их соседях, начальстве, а иногда даже о теще. Значит, мы снова появимся.

— Да, — парировала Катя, — но это будут другие представления, другие существа. И теща будет к этому времени чужая. И они ничего не будут помнить о вас. Даже вкус мяса забудется.

Начался общий шум, едва не перешедший в настоящую драку. И, наконец, вперед вышел верблюд с бараньими рогами.

— А давайте попробуем. Отведем их на переправу разлуки и поиска. Пусть плывут. А съесть мы их успеем и на обратном пути.

По одобрительному шуму мы оценили уровень верблюжьего авторитета. Уже через несколько минут два неимоверно толстых кота, слегка подталкивая меня по ногам лбами, стали нашими спутниками до самой пристани.

Найти что-нибудь

— Хватить меня тискать, — раздался голос у меня в руках. — Это только домашние сладкоежки не могут без хозяйских рук. И держать кошку нужно совсем не так.

Опущенная на доски причала Катя крутила головой и почти синхронно с ней — хвостом. Найти неизвестно что и непонятно зачем. В этаких-то просторах. Перед нами расстилалось настоящее море. Мне даже представилось, что нас вывели прямо на берег Финского залива. Только вот береговая линия другая. Да и погода непонятная. И чаек нет. И вообще, все очень и очень странно.

Коты привели нас на небольшой деревянный причал, у которого замерло на приколе несколько парусных лодок. Катя сразу толкнула меня лбом.

— А ты парусом умеешь управляться?

— А чего тут страшного, ветер поймал и вперед, — я, по-моему, в этот миг сам был твердо уверен в своих словах.

— Ну-ну, — Катя сразу выразила сомнение моему заявлению.

Коты уселись на берегу и внимательно присматривали, чтобы мы не повернули обратно. А такое желание, нет-нет, да и появлялось. Обнаружив в одной из лодок что-то вроде тужурок и малахаев, мы решили выбрать именно ее. По внешнему виду она ничем не отличалась от других, но ее заботливость нам очень понравилась. Вполне возможно, что лодка тоже существо.

Как только мы начали отходить от причала, толстые коты побежали прочь, переваливаясь как будто диванные тюфяки, перекидываемые хозяином с места на место. А я сел на весла и начал грести, уверенно разворачивая лодку в открытое море. Когда сзади меня послышался непонятный шум-шорох, я обернулся — Катя, только теперь уже человек, выискивала в куче хлама подходящую одежду.

— Тебе интересно? За курсом следи, — раздался ее возмущенный голос. — И не нужно задавать мне глупых вопросов. Могу. Умею. И не становлюсь от этого не лучше и не хуже. Главное, что ты у меня не замерз.

Не поверите, но мне было совершенно безразлично, что она только что была кошкой. Катя — мой единственный друг в этом странном и непонятном мире. Только она может и погубить, и спасти меня. И, кроме того, я же слышал, что она говорит. Вдумайтесь «ты у меня». Значит, она считает меня своим. И будь она хоть трижды оборотнем, Катя в любом случае остается и женщиной. А ещё мне нравится, как из кучи хлама она соорудила себе вполне приличный прикид. Конечно, на концерт или торжественный вечер в нем идти проблематично, а вот завалиться в какой-нибудь городской клуб — вполне возможно. И даже меховой воротник ворсистой куртки вполне можно выдать за мех, скажем куницы или какого-нибудь никогда не существовавшего прионежского барса. А вдруг такой и существовал, только в незапамятные времена? И ее юбка — соединенное спереди полотно ткани — почти модное одеяние с разрезом. Да ведь и другого-то нет. И не нужно обсуждать. Самое чудесное чаще всего не то, что вы видите, а то, что скрывается под ним. Может это сказать Кате?