- И я тоже ... - бурчит Мэтти. - Только у матери.

- Это - хорошие манеры, - пожимаю плечами я.

Рэйми смотрит на Эрика Тюлиса и прямолинейно предлагает ему:

- Слушай, а может, ты мне отсосешь?

На мгновение все растерянно замолкают, а потом мы все взрывается хохотом, чуть вниз не валимся. Начинается новый раунд пустых разговоров, но весь этот напряг меня совсем достал, я откидываюсь назад почти без сил. Слышу, как Гогзги спорит с одним или даже с двумя подонками в углу о людях, которых я не знаю, кто-то из них вспоминает Кайфолома, и они начинают обсуждать его.

Следующее, что я помню, это то, как я оказываюсь в холодном такси вместе с Мэтти, Гогзги, Лесли и Сильвией, мы едем домой, в Лейт.

- Ты слышал, что случилось с мамой Эли? - Спрашивает Лесли.

- Нет, нихуя такого не слышал ...

Рука Сильвии оказывается у меня на колене.

- У нее серьезное заболевание «р».

- Рак? - Не верю себе я.

- Ага ... - брезгливо говорит Лесли, будто одно только название может заразить тебя этой болезнью. - У нее рак груди. Ей сделали двойную мастоктомию, но все равно ничего не получилось. Это - конец.

- Двойная мастоктомия ... блядь, они ей обе сиськи отрезали? - спрашивает Мэтти, и я не удерживаюсь от того, чтобы заглянуть в глубокое декольте Лесли.

Лесли дрожит и кивает.

- Бедная, - говорит Мэтти. - Самое ужасное то, что это ей не помогло. Сука, как же это плохо, когда тебе отрезают обе сиськи, а потом говорят, что ты все равно умрешь? - Рассуждает он вслух с какой-то нездоровой веселостью, а потом вдохновенно добавляет: - Слушай, а у матери толстяка Кизбо, Мойры Юл, то же самое было, Рентс?

- Да, но она выздоровела, операцию сделали вовремя, - отвечаю я. А Сильвия шепчет мне на ухо, что у меня хорошие ягодицы.

- Да, только она совсем сошла с ума, взбесилась на ебаных попугаях, - смеется Мэтти.

Я резко смотрю на него, чтобы он закрыл рот, а потом глажу Сильвию по бедру. Мама Кизбо действительно стала странно себя вести: натаскала всех этих птиц домой, но нельзя говорить о домашних делах своего друга таким ужасным образом. Надо отдать ему должное, этот подонок не стал развивать эту тему.

- А кстати, где Эли? - Спрашиваю я, внезапно волнуясь из-за того, что ее нет с нами.

- Да, блядь, она же с Рэйми к Джонни поехала, - говорит Мэтти.

Гогзги высунулся в окно и выдал странный стон.- Пытался, блядь, рассказать мне о Дохлом ... - пробормотал он. - Знаю я этого ебаный Кайфолома ..

Я чувствую, как у меня в штанах встает.

- Ты в игре? - Шепчу я на ухо Сильвии, чувствуя слабый запах сигарет и дешевых духов.

- Если ты ведешь, - улыбается в ответ она.

Мы с Сильвией выгружаемся в самом конце Уока, потом идем к Дьюк-стрит, а затем - до Локенда, к ней. Она называет свой район Ресталрогом, но на самом деле это - лишь жалкий Локенд. А я ненавижу это место. По моему мнению, этот квартал великоват. Он кишит маньяками, которые так и норовят порвать тебе пасть. Я шел по улице и вздрагивал от каждой ночной тени, особенно учитывая то, что я собирался трахнуть одну из местных телочек, но когда рядом с нами останавливается такси и из него вываливается толпа бухих мужиков, которые вразвалочку направляются к нам, я странным образом избавляюсь всех страхов.

Их главарь холодно улыбается Сильвии, заинтересованно пробегая по взглядом по ее лицу, а потом обращается ко мне:

- Ты - дружок Бэгби? Братюня Билли Рентона?

Я впервые вижу этого подонка, но помню из рассказов Франко, что он за птица.

- Мистер Чарльз Моррисон.

- Что? - Он таращится на меня, раскрыв рот.

- Рад познакомиться. Слава спешит впереди тебя.

Моррисон потрясен. Он обижен, почти страдальческий вид, будто хотел остаться неузнанным. Подходит его крепкий кореш:

- Что такое с этим пиздюком?

Я и глазом не веду в сторону других, тем более не собираюсь говорить с ними. Значение имеет только Чарльз, я не свожу с него глаз ни на минуту. Его лицо белое как мел, но нельзя не оценить его невероятное достоинство и грубую красоту под оранжевым светом фонарей. Затем он морщит лоб, в его глазах появляется угроза, и я впервые начинаю волноваться. И здесь он объявляет:

- Хорошо говоришь!

Кажется, ему действительно все понравилось. Я стою с этими мальчиками-зайчиками минутку, а потом чувствую, как Сильвия тянет меня за рукав. Этот жест не проходит внимания Моррисона.

- Лучше иди, друг. Долг зовет, да? - Он сочувственно посмеивается. - Еще увидимся.

Нас отпускают, и мы направляемся к подъезду Сильвии и скрываемся в квартире. Я действительно произвел на нее впечатление: сначала - своим противостоянием Форрестеру (не то, чтобы это было очень опасно, но все же), затем - схваткой с Чаком Моррисоном (а это был довольно рискованное мероприятие).

- Ты совсем не боялся, - шепчет она в восторге.

- Нет, мне было страшно каждый раз, как я рот открывал, - признаю я, но такие признания приводят обычно к нужному результату.

Пожалуй, я сделал все правильно, потому что она, ни на секунду не задумавшись, ведет меня в спальню. Я за всю жизнь не видел такого количества одежды: она лежала на полу, висела на шкафах, торчала из чемоданов и вещевых мешков. Но с постели одежду безжалостно сбросили, на нем оказался я, мы снова начали целоваться, потом раздеваться. Сильвия сначала потянулась за желтой ночной рубашкой, сильно поношенной сверху, и сначала собиралась ее надеть, но потом мудро отвергла эту идею. Застенчивой эту девочку точно не назовешь; она берет в руку мой член и зачарованно смотрит на то, как он твердеет в ее руке. Отодвигает крайнюю плоть и рассматривает головку. Мои пальцы пробегают по волосам, которые окружают ее темную, влажную щелку, она выпускает мой пенис, садится на меня, и мое сердце пускается в пляс от ощущения целостности, что мой член оказался в конце концов дома.

Мы трахались просто клево. Она как бы и не была под кайфом, но я несколько застопорился, поэтому был не слишком причудливым, я лишь пытался сделать все как надо, и сам хотел сильно вспотеть, чтобы наркотики скорее оставили мой организм. И это было прекрасно, я совсем не чувствовал боли в спине. Пожалуй, все дело в наркоте, так как хотя мне и удавалось поддерживать стояк, но было не так, несмотря на то, что я дал «положительный результат», как это называет Кайфолом.

И леди тоже достигла «позитивного результата».

Но потом мне пришлось сделать то, до чему, как мне раньше казалось, я никогда не опущусь - симулировать оргазм. Я застонал и напряг все тело. Кто- кто, а она может не беспокоиться по поводу того, что к ней не попала моя сперма (пользоваться гандоном у нас не было времени). Вдруг я холодею, понимая, что Бэгби сейчас в баре с тем мудаком Пилтоном. Хотя я все еще под кайфом, он не найдет на мне следов от укола, «прокатит», как любил говорить один наш старый учитель естествознания, мистер Уиллоуби.

- Извини ... э-э-э ... - спрашиваю я. - Ты принимаешь таблетки или что-то такое?

- Да, но что-то ты немного поздно об этом спросил, парень.

- Извини, надо было раньше об этом позаботиться. Момент страсти, он такой.

Она с недоверием поднимает глаза вверх и зажигает сигарету, потом предлагает мне затянуться. Я отказываюсь, и она никак не может понять, что это со мной происходит. Огонек на конце сигареты освещает ее худое лицо с острыми чертами. Такой тип лица у меня всегда ассоциируется со старыми девами. Она выглядит точно, как они.

- Майки всегда ревновал, когда я даже просто разговаривала с кем-то. Он - как бешеная собака. Это невыносимо. Не то чтобы я его высоко ценила, мне нужно что-то значительно проще.

Форрестер, действительно, мудила, но никому не нравятся те, чей девиз «возбудим, но не дадим », а эта красотка, могу сказать с уверенностью, мастер этого дела. Кому же понравится слушать чей-то лепет о том, что «они еще никогда не трахались »... Поэтому я одеваюсь и выхожу в ночь, ссылаясь на то, что мне завтра рано идти на работу.