Никси много пьет, пустые бокалы выстроились перед ним в шеренгу. Сдается, он уже сильно опьянел. Рассказывает снова о своей Марше, затем - о своих родителях, о том, как он постоянно спорит с ними, хотя искренне любит их, от всего сердца. Какой же он милый, домашний мальчик. Так мило было с его стороны пустить нас пожить в своей квартире, хотя Кайфолома он вообще едва знал. Когда-нибудь я его за все отблагодарю.
Но мне все равно как-то неспокойно, я хочу пройтись, а потому оставляю его наедине с пивом. И вот я уже иду по мощеным улицам, смотрю, как пьяницы созерцают девушек в витринах, и думаю о том, насколько безумный этот город. Я иду вдоль реки и оказываюсь на огромной площади Лейдсеплейн. затем смотрю на часы и понимаю, что пора возвращаться назад. Один парень, происхождение которого я не могу угадать, даже услышав его акцент, пристает ко мне прямо посреди улицы. Он продает спид Я пробую, и он оказывается неожиданно хорошим. На самом деле, он действует на меня, будто какое-то ракетное топливо, меня мгновенно плющит, и я очень хочу вернуться к героину. Ебаный Амстердам!
Однажды я точно поселюсь в этом городе. Парень рассказывает мне, что он приехал из Сербии, а затем советует пойти по этой узкой улочке с магазинами, чтобы скорее добраться центрального вокзала.
Хотя уже совсем темно и поздно, все магазины еще работают. Великобритания в этот час уже напоминает кладбище, по сравнению с Европой. Шагая по улице, я вдруг наталкиваюсь на Шарлин, которая как раз выходит из какого-то женского бутика. Сначала мне в глаза бросается ее логотип «Силинк», и только потом я вижу роскошные волосы.
- Привет, - говорю я, она почему-то нервничает. - А где Кайфолом?
- Хуй его знает, мы не виделись. Он - твой друг, ты должен знать, - отвечает она, жуя жвачку и смущенно озираясь по сторонам.
Видимо, тоже еще спида где-то достала.
- Извини, я думал, вы ... э-э-э ...
- С ним? Господи Видимо, он сам себя любит, но не все к нему так относятся! Невозможно передать, какой сладкой музыкой ангелов звучат для меня эти слова.
- Шоппинг? - спрашиваю я.
- Типа того.
Мы заходим на кофе в уличное кафе, где она расспрашивает меня о Никси (кажется, я его потерял) и Кайфолома (кто знает, куда его могло занести). Я решаю не раскрывать ей его наполеоновские планы, мы просто говорим о всяком-разном, а потом едем к докам последним поездом. Я устал, но все еще кайфую от спида, пока поезд несется сквозь ночную тьму. Судя по тому, что я уже видел, мы немного потеряли, голландская провинция скучная и пустая. Я едва удерживаюсь, чтобы не запустить пальцы в ее невероятные волосы. Волосы девушек просто рулят, я бы даже выучился на парикмахера, только бы иметь правомерную возможность касаться таких волос. Кайфолом работал в парикмахерской некоторое время после школы, это была его первая и последняя легальная работа. Его босс сначала доверял его пальцам прически своих работников, а затем - и клиенток, но Кайфолома начало тошнить от их волос, и он ушел с работы.
Шарлин проводит рукой по художественному беспорядка на своей голове и говорит:
- Я одна в каюте, никого не подселили, повезло. Приходи, покурим.
- Договорились.
- И под курением я имею в виду секс, если ты не догадался, - мило улыбается она.
- Конечно, - киваю головой я; мне нравится, как она себя ведет, но я понимаю, почему употребляю наркотики.
Если бы я не был под кайфом, это не сумел бы адекватно отреагировать на такое приглашение. Но сейчас я чувствую себя в своей стихии. Я даже думаю обнять ее, а то и поцеловать, если она не будет против. И мне похуй, если я неправильно ее понял, похуй то, что она под кайфом, я просто пойду к ней вечером.
Мы возвращаемся на корабль. Здесь так тихо, мы не видим ни Кайфолома, ни кого-то еще. Пробираемся тихонько к ее каюте, где она сразу снимает куртку.
- Ну, давай, - зовет она, расстегивая пуговицы на блузке.
Господи, она действительно не шутила! Я тоже снимаю одежду, надеясь, что от меня не сильно воняет, я уже несколько дней не имел возможности нормально помыться, и изо рта у меня не цветами пахнет. И вот я стою наготове, обнаженный и смешной, мой грязный хуй стоит так, будто вобрал в себя всю кровь из моего тщедушного тела. Мне все кажется, что сейчас он отсоединится от моего паха, как паразит, который покидает тело носителя, как только насосется его крови.
Шарлин методично раздевается, развешивает на кровати свою хорошенькую куртку и юбку. Затем снимает блузку, но оставляет лифчик и трусики; сквозь прозрачную сиреневую ткань видно соски на ее маленькой груди и светлые лобковые волосы; кажется, она действительно натуральная блондинка. Эта маленькая, хрупкая девушка несется ко мне и берет в руки мой хуй.
- Ты такой худой, - шепчет она, обнимая меня за шею и смотря на меня своими узкими, почти азиатскими глазами.
Я понимаю вдруг, сколько усилий она возлагает на то, чтобы поддерживать свои волосы в форме, и начинаю щупать ее попу, потихоньку приближаясь к кровати. Я стягиваю с нее трусики, обнажая шелковистые волосы между ног, и она неожиданно говорит: - Не спеши...
Мое тяжелое дыхание свидетельствует о том, что я хочу совсем другого, но волосы Шарлин ложится на грязную дешевую подушку, и мы целуемся. Кажется, она не против, и я говорю ей заветные слова, которые всегда срабатывают и поражают меня больше, чем любую девушку:
- Хочу вылизать твою киску ...
- Плохая идея, - отвечает она, заметно напрягаясь.
- Почему?
- Мы не любовники. Это просто секс. Давай, Марк, просто трахни меня!
- Позже, - мурлычу я, спускаясь ниже и ниже.
Я провожу языком по ее животу, потом целую ее пупок и зарываюсь лицом в эту светлую, тонкую поросль. - Марк ... - протестует она, но я уже лижу ее клитор и чувствую, как он твердеет под моим языком. Она обнимает меня за голову, но потом стонет и просит:
- О Господи ... Продолжай, что бы ты там ни делал ...
Она немного расслабляется, а затем снова напрягается, но на этот раз - от удовольствия, и теперь она не позволяет мне оторваться, просит еще снова и снова.
Она отпускает меня и выдыхает:
- Я уже на грани ... Давай, трахни меня!
- Об этом не переживай, - говорю я и вхожу в нее. Несколько толчков, и она уже снова переживает очередной клиторальный оргазм. Это напоминает мне о ...
Блядь ... Сколько это уже продолжается?
Я понимаю, что из-за наркотиков мне трудно закончить, потому ложусь на спину, она садится на меня сверху, потом трахаю ее сзади, потом она снова сверху. Последняя поза нравится мне больше других, потому что так я могу наслаждаться ее копной волос. Меня накрывает волной удовольствия, и я, в конце концов, кончаю. Мне больно, но это - настоящее облегчение.
Мы ложимся рядом, задыхаясь от похотливого желания, устраиваемся на узкой постели на металлической полке. Клево, что мы такие худые. Представим, например, Кизбо с Большой Мел из мастерской Гиллзланда, или с одной из тех бочко-девок, просто смешно было бы с их стороны пытаться потрахаться здесь. Никаких шансов!
Эти мудаки попали бы в порочный круг: из-за невозможности потрахаться они бы больше расстраивались, а чем больше они бы расстраивались, тем больше бы жрали и толстели и тем сложнее им было бы потрахаться ...
- Это было фантастически ... охуенно ... - говорит она, ее слова - небесная музыка для моих ушей, я еще никогда не слышал такого от девушки; я сам не верю, что она обращается именно ко мне. - Где ты научился так трахаться?
Я не мог сказать ей, что этому меня научила одна абердинская шлюха.
- О, сам не знаю ... Наверное, дар от природы ...
- У тебя точно дар, - благодарно мурлыкает она, еще больше ублажая мое эго, но у меня очень болит хуй.
Он жжет, будто его лазером обожгли, теперь мне точно не заснуть, поэтому я спрашиваю ее:
- А чем ты занималась, прежде чем прийти работать сюда?
- В основном кражами, - улыбается она, касаясь серьги в моем ухе так, будто хочет украсть и ее. - Я и сейчас этим подрабатываю. Она кивает в сторону сумки с эмблемой «Силинк», которую бросила на столик.
