По конвейеру
едут
туфельки.
Вентиляторов гул нарастает,
и шутя,
с быстротою туполевской
руки девичьи
здесь летают.
Им,
девчатам со «Скорохода»,
обувь данная старомодна!
Подавай им туфли модельные,
не какие-нибудь —
модерные!
Тут про «Ночи Кабирии» споры,
по полсотни к празднику сборы.
Просто делятся тут секретами
так же просто,
как сигаретами.
И, любя девчат,
но поругивая,
вне веселой их лихорадки
смотрят старшие их подруги —
виды видевшие ленинградки.
Не играли фокстрот им лабухи.
Они надолбы возводили.
Отливали снаряды,
по Ладоге
грузовые машины водили.
А в землянке порой
хлопнешь стопку,
и под хриплый фальцет патефончика
вдруг захочется столького-столького,
очень женского,
потаенного.
Над землею
зенитки бахали,
и кружились,
грубы и грязны,
их священные туфельки бальные —
сапоги из армейской кирзы.
И девчат болтовню обычную
они слушают
и молчат.
Как за юность свою небывшую,
им тревожно за этих девчат.
Вот сидит за машинкой Верочка,
на машинке прошвы строчит,
ну а около нее —
вербочка
из кефирной бутылки торчит.
Очень любит Верка одеться!
Что-то в этом есть даже от детства!
Легкомысленной Верка кажется —
в голове у ней столько ветра!
Говорят про нее,
что катится
по наклонной плоскости Верка.
На нее боятся надеяться,
но при первом раскате грозы
эта Верка
тоже надела бы
сапоги из армейской кирзы!
А сейчас
в белом платье с точечками
павой выплывет пусть на паркет,
с каблучками такими тоненькими,
что как будто совсем их нет.
Будь пушистою,
верба-вербочка, —
по природе ты такова.
Будь красивою,
Верка-Верочка.
Одевайся.
Танцуй.
Ты права.
