— Она… она… воздействовала на меня… У меня же нет браслета.

— И что она хотела? — Полина встрепенулась так, что вода едва не выплеснулась на мозаичный пол.

— Она хотела узнать, помню ли я прошлое… Она хотела, чтобы я всё забыла.

— Всё — это что?

— Всё, это то, что я помню о пребывании здесь твоей бабушки…

— А вот это мне уже совсем не нравится, — мрачно пробормотала Полина.

Фая ничего не сказала. Она молча сидела на бортике ванны и думала о том, нужно ли говорить Полине, что Тамила пыталась её убить? Что если Тамила хотела избавиться от феи просто потому, что опасалась — она снова даст какие-то неправильные советы своей подопечной и сорвёт свадьбу? Если так, то это ещё не говорит о злонамеренности Тамилы.

Но почему её так волновало, что помнит фея о том времени, когда служила Фаине? Если подумать, у этого тоже могло быть объяснение. Может быть, хотела узнать наверняка, кто же надоумил Фаину украсть часы. Ведь если это была не фея… то кто-то другой, и этот другой явно был опасен. Фаина, скорее всего, не понимала, что делает, вряд ли ей рассказали обо всех возможных последствиях.

Чем больше фея думала об этом, тем более убеждалась в том, что не могла подтолкнуть свою подопечную к подобному шагу. Она понимала, что это может быть крайне опасно для всего Залесья! Значит, был кто-то другой… Или всё-таки… Если Фаине было очень-очень плохо и не было другого способа защитить её…

Фея снова запуталась и незаметно вздохнула. При воспоминании о вчерашнем вечере ей становилось жутко. Она ведь так хотела сделать всё правильно, хотела жить, нести добро и становиться лучше, потом родиться снова… Небытие… это чудовищно!

Управительница была умелым и сильным магом.

Ей хватило бы сил заставить фею замолчать навсегда, тем более, что Фая была ослаблена. Но браслет всё же защитил. Защитил не только Полину, но и её тоже. Похоже, магия, заключённая в нём, расценила попытку уничтожить фею, как нанесение вреда Полине. А потом эта магия вернула фее силы. Но ресурсы браслета не бесконечны… что будет, когда они иссякнут? И если их можно пополнить, то как?

Двухэтажный дом с чердаком на самой окраине посёлка, казалось, был более сродни лесу, чем человеческому жилью. Невзрачный с виду, утопающий в зарослях одичавшего сада, смотревшийся заброшенным. Было так тихо, что редкое тиньканье какой-то лесной пичуги, раздававшееся совсем близко, только ещё больше высвечивало эту тишину, всю глубину её и мрачную торжественность.

Фаина постояла несколько секунд у калитки, потом решительно толкнула её, прошла по дорожке, поднялась на крыльцо, постучала. Здесь не было электрического звонка, хозяйка дома и так всегда знала, когда к ней приходили, можно было даже и не стучать — через некоторое время дверь всё равно распахнулась бы. Или наоборот — не открылась бы, хоть целый день стучи… Вроде был у неё и муж, и дети, и внуки, но посетители их никогда не видели, говорили — чары на доме.

Нина нервно топталась рядом с матерью, осматриваясь тревожно, ёжась, скорее от нервной дрожи, чем от холода поздней, уже заснежившей осени.

Дверь распахнулась стремительно и бесшумно, Нина испуганно вздрогнула, Фаина стояла молча, виновато опустив голову.

— Пришли… — вздохнула хозяйка дома, женщина неопределённого возраста, моложавая, с тонкими седыми прядями в густых тёмных волосах.

В округе её называли Натальей Петровной, хотя на самом деле отчества у неё не было, а если бы было, то совсем другое, а нарекли её при рождении Ташей. И вот такой — с серебром седины, пронзительным взглядом и неопределимым возрастом от сорока до шестидесяти — её помнили в этих местах уже лет пятьдесят, если не больше. Время для неё будто остановилось.

Органы власти обходили её дом стороной, а местные жители приходили за помощью, лечением, советом. Они же вскладчину и содержали шаманку, некогда пришедшую в человечий посёлок Залесье из Залесья другого — того, что за гранью, разделяющей миры. Она пришла на смену своей предшественнице, исполнять долг, заботиться об общине, присматривать — не пробудится ли у кого родовой дар.

Те, кто про оборотней ничего не знал или забыл — иной раз с Ташиной же помощью, так как она отлично умела накладывать чары забвения, как и отвода глаз, — считали её ведуньей, шли за лечебной помощью и с житейскими проблемами тоже.

— Ну, проходите, — сказала она. — Чаем успокоительным напою, а больше ничем помочь не могу. — Она предупреждающе и одновременно успокаивающе коснулась рукой груди Нины. — Да не надо так на меня смотреть! Я всё уже сделала. Всё, что могла. И, может быть, даже больше…

— Я виновата… — всхлипнула Фаина.

— Так, ну-ка стоп! Теперь поздно казниться. И без толку. Да, виновата. Свою судьбу ты сама должна была принять, ничего непосильного для тебя в ней не было, а Полине теперь потяжелее придётся. Но что сделано, то сделано. Проходите, чайку попейте, успокойтесь. Я верю, что не пропадёт Поля. Оберег она зарядила сполна, а значит, и там его подпитывать будет. Я верю, что она найдёт свой путь, и вы верьте. Так будет!

Женщины ещё долго сидели на кухне, где успокаивающе пахло травами, размеренно тикали настенные часы, а за печкой стрекотал сверчок. Сидели в тишине, которой ни тиканье, ни стрекотанье не мешало, а наоборот делало её густой и умиротворяющей, пили мятный чай, сами себе удивлялись, почему не хочется больше ни о чём спрашивать, а на душе стало легче. Даже у Фаины, хотя она никак не могла забыть тот день, когда вернулась… нет, сбежала из Залесья с часами.

Именно тогда она совершила роковую ошибку, именно тогда её ещё можно было исправить…

Как ей и сказали, при пересечении границы часы уменьшились. Фаина едва успела добраться до дома и оставить их на чердаке, забросав старым хламом, как услышала нетерпеливую трель дверного звонка. Пока спускалась вниз, дверь уже оказалась открытой, Таша стояла на веранде, смотрела тяжёлым, пронизывающим взглядом.

— Ты не понимаешь, что делаешь! Ещё не поздно всё исправить! Вернись! Верни часы!

— Нет! — выкрикнула тогда совсем ещё юная Фаина. — Ни за что! Это моя жизнь, это мой выбор!

— Ты в этом уверена? Уверена, что это был твой выбор? Видно, кому-то очень сильно захотелось от тебя избавиться, раз надоумили часы украсть!

— Мне помогли, — нахмурилась Фаина.

— Тебя обманули!

— Нет! Уходи отсюда! Убирайся! Я проживу свою жизнь так, как хочу!

— Ты ведь любишь князя… — устало проговорила Таша.

— Нет! Знать его не желаю! И тебя не желаю слушать!

Таша тяжело вздохнула.

— Вот что бывает, когда кровь оборотней бурлить начинает, а выхода ей нет… Лучше бы обряд пробуждения крови прошла.

— Ещё чего?! Не желаю я там оставаться, а значит и кровь пробуждать мне ни к чему. Уходи!

— Да пойми же, глупая, не только себе жизнь портишь, не только наречённому своему…

— Слышать о нём не желаю!

— Да и не надо! — Таша даже топнула ногой. — Послушай о другом! Беды на Залесье навлечёшь! Часы надо вернуть!

— Если верну часы, за мной снова явятся, нет уж, знаю я ваши хитрости!

— Может так статься, что дети твои за твой поступок расплачиваться будут, об этом ты подумала?

— Мои дети тебя не касаются! Уходи!

Таша вздохнула тяжело, повернулась и ушла, понимая, что для обиженной девушки разговоры о каких-то будущих детях, которые ещё неизвестно когда будут, мало что значат. Сейчас пытаться убеждать в чём-то Фаину было бесполезно. Таша не знала, что именно там случилось, но очень подозревала, что девушку рассорили с наречённым намеренно.

В сердце Фаины бушевал пожар, но она не желала этого признавать. Слишком гордая была и упрямая. Насилием тут ничего не решишь. Таша собиралась попытаться ещё — попозже, когда Фаина остынет, но та уехала из посёлка уже на следующий день, вернулась в город, где училась в техникуме, и часы с собой прихватила.