Или — не чтобы, а потому? Потому что не могла смотреть, как он будет выстраивать свою жизнь с другой? Нет. Это не Райяна. Она не могла. Кто угодно, но не она! Она смотрела на него с болью, когда узнала, что он ударил Полину. И не могла… Нет. Райяна и благородство — это одно и то же. Она могла бы ударить его — открыто и прямо, она могла бы сказать ему что угодно — в лицо, но не за спиной. Она не способна на такое.

— Тамила, — сказал Ярон, открыв глаза после нескольких минут молчания.

Муфра приподняла бровь.

— Если ты ждёшь, что я скажу "да" или "нет", то ждёшь напрасно. Я не судья. Только тебе решать.

— Ты ведь знаешь, — очень тихо сказал Ярон. — Ты — точно знаешь.

— Да, — шаманка с достоинством кивнула. — Я знаю. Всегда. Это моя ноша. Она тяжелее, чем ты можешь представить. Я знаю. Но не могу сказать. Не должна вмешиваться! — последние слова она выкрикнула, и в её лице, глазах, всей фигуре было столько боли, что Ярон содрогнулся, словно заглянул в бездну.

Несколько секунд шаманка молчала, только грудь её вздымалась от тяжёлого, загнанного дыхания.

— Такова наша ноша, — наконец проговорила она очень спокойно, но это было спокойствие, родившееся из боли, пережитой тысячи раз, и Ярон это понял.

— Мы знаем, мы видим, и чем больше видим и знаем, тем нам тяжелее. Потому что вмешиваться нельзя. Если вмешаешься, лишишься дара, останешься пустой оболочкой, которая не сможет более ничего, никогда.

— Мы помогаем там, где возможно, там, где наша помощь не лишает вас выбора. Вас, тех, кто не смотрит за грань. Вы не видите того, что зрим мы. Но у вас довольно знания, довольно души, разума и сердца, чтобы делать выбор.

— Для этого мы все живём — делать выбор, чтобы наш выбор создал нас! Вылепил наши души, будто гончар, создающий из глины изящный кувшин, полезный горшок или кособокое нечто, что следует снова слепить в ком и сделать ещё одну попытку. И ещё одну, и ещё, если не выходит. Вы делаете выбор, выбор делает вас. А мы… не можем мешать этому.

— Ты знаешь и чувствуешь достаточно, чтобы решить — решить всё, что нужно. Я помогу, когда смогу, подскажу, когда будет можно. Но не раньше, и не больше. Твоё сердце знает правду! — выкрикнула она, указав на Ярона пальцем, будто обличала его, обвиняя в преступлении. — Знает! Так не спрашивай меня!

Муфра настояла, чтобы Ярон выпил целебный напиток, восстанавливающий силы, и удалилась. Никто не знал, покинула ли она замок или, может быть, ещё бродит где- то здесь.

Настаивать ей пришлось потому, что Ярон не хотел терять ни одной лишней минуты, а волшебный напиток, хоть и обладал поистине чудодейственными свойствами, но требовал нескольких часов глубокого сна. Однако пришлось подчиниться. Не доставало ещё снова потерять сознание, и на этот раз не при паре гостей, а уже при всех.

Посланники и главы кланов всё ещё оставались в замке. Некоторые, кого призывали срочные дела, отбыли к себе, но и они прислали посланников вместо себя. Замок гудел, как растревоженный улей, слухи наполняли и переполняли его, как забытая хозяйкой квашня — кадушку. Необходимо было прояснить всё, собрать посланников и… И снова пережить это.

Вторая невеста — второй побег. Да, нужно собрать все силы, чтобы снова пройти этим путём — путём поражения и… позора. Даже дурманный напиток не мог освободить Ярона от тяжести, лежавшей на душе. Так много всего…

Предательство кого-то, кому он безоговорочно доверял. Внезапное появление ворона. Откуда?! Если представитель воронов прибыл в замок инкогнито, скрывшись под личиной кого-то из птиц-оборотней, а для ворона это не составило бы проблемы, то… То он показал себя перед воронами с самой отвратительной стороны из всех возможных и на союз с ним они не пойдут никогда.

Его собственное ужасное поведение по отношению к Полине, которое она, должно быть, никогда не простит. Права Муфра. Он пытался спорить с ней, говорить о долге, о том, что вымолит у Полины прощение, лишь бы вернуть её обратно.

Но шаманка, посмотрев на него долгим печальным взглядом, сказала:

— Ты не понимаешь… Ты мужчина, и ты не понимаешь… Наверное, она простит тебя, может быть даже уже простила, если Верен и Райяна объяснили ей, что произошло и почему. Простит или простила — умом, рассудком. Но сердцем… Допустим, она простит тебя и сердцем, если у неё над головой воссияют лучи святости. Но тело её — оно не простит тебя никогда. И никогда она не сможет стать твоей без ненависти и отвращения. Ты хочешь зачать наследника в ненависти и отвращении? Ты веришь в то, что такой наследник принесёт Лоанире благо?

Ярон отвёл глаза.

— Что же делать? — спросил он, понимая — сердцем, о котором всё твердила шаманка, что она права!

— Оставь её в покое. У неё свой путь, — уронила Муфра, обернувшись уже у двери, прежде чем выйти.

Когда князь проснулся или, вернее сказать, пришёл в себя во второй раз, рядом был Тремир — немолодой коренастый мужчина с лёгкой проседью в каштановых волосах, волк, ровесник и друг отца Ярона, до сих пор остававшийся вторым по силе в его стае. Но важнее силы было всеобщее уважение, которым заслуженно пользовался Тремир — не только в стае, но и во всём клане волков, а также и в Теновии в целом.

— Что ещё случилось, Тремир? — обречённо спросил Ярон. Перед старым другом отца и своим наставником можно было позволить себе проявить истинные чувства и не скрывать своё состояние.

— Да, собственно, ничего нового. Посланники ждут, когда им официально объявят, что происходит и что ты собираешься делать. Они могут подождать и до завтра, если ты ещё не в силах…

— Я в силах, — Ярон сел в кровати. — Кажется, уже вечер?

— Да, — подтвердил Тремир.

— Через час я выйду к ним и объявлю… Скажу, всё как есть. Думаю, это лучшее, что можно сделать.

— Я согласен, — Тремир кивнул, но по-прежнему выглядел озабоченным. — Ты готов назвать виновника того, что с тобой случилось?

Ярон стиснул зубы, угрюмо глядя в пространство перед собой. — Я готов устроить разбирательство. Тамила в замке?

— Здесь, — Тремир косо усмехнулся. — Ходит важно, что твой петух перед курями. Она уже со всеми переговорила о том, что никак не ждала такого предательства от Райяны. Повздыхала, посочувствовала "бедной девочке", которой безответная любовь к князю помутила рассудок.

— И ей поверили? — спокойно спросил князь.

— Трудно сказать, — Тремир погладил подбородок. — Все потрясены случившимся и не знают, что и думать. Ждут, что ты расставишь всё по своим местам и во всём разберёшься или хотя бы предложишь, так сказать, официальную версию. Но, честно сказать, почти все ей верят. Райяна сбежала и тем, можно сказать, подтвердила свою вину. Однако… Ты знаешь, я лично никогда до конца не верил Тамиле. Я был против, когда твой отец не только принял ей в клан, но и доверил ей… слишком многое. У меня никогда не было доказательств, не было ничего против неё. У меня и у всех, кому она не нравилась все эти годы, несмотря на то, что упрекнуть её было не в чем. Я уж было решил в последнее время, что заблуждался на её счёт. Что она, может, и с гнильцой, но ведь её благополучие зависит от благополучия принявшего её клана, и сама она достаточно умна, чтобы это понимать.

— А что ты думаешь теперь? — отстранённо спросил Ярон.

— Я бы поверил, что это не Тамила, если бы мог поверить, что это Райяна. Но не могу. А больше некому.

Ярон кивнул. Тремир коротко и ясно высказал именно то, к чему пришёл он сам.

— Я приведу себя в порядок и выйду к гостям. Через час, — сказал он.

— Это не всё, — Тремир протянул князю маленькую шкатулку.

Ярон осторожно принял её, ни о чём не спрашивая, открыл. Внутри покоился небольшой кристалл, переливавшийся бесчисленными гранями. Когда-то прозрачные, сейчас они явственно отливали голубым. Это значило, что кристалл использовали.

— Записывающий кристалл? — князь вопросительно посмотрел на Тремира.