Иветта должна справиться. Если теория Радигоста была верна, если сказки о древних богах действительно имели место быть, у неё всё получится. Они узнают, кто такой Лек Август на самом деле и как ему удалось создать столько оружия против чародеев. Ошейники уже не удивляли, но приборы, способные засечь Первоначало и использование магии, были тревожным знаком. Фанатики до такого сами не додумались бы. Да и как бы они их создали, если для них нужна магия?

Инквизиция использовала то, против чего и боролась. Святоша заставлял людей поверить в то, что магия была создана Ригурдалом, но его оружие тоже было её результатом. И простой люд слепо подчинялся Церкви, не замечая очевидных вещей.

Сегодня утром до подъёма через дырочку в стене в комнату к Дите проник знакомый листок, свёрнутый в трубку. В самом низу заполненной мелким почерком страницы Альберт оставил новое сообщение. Он писал о том, что может договориться и отправить через стражника письмо своему знакомому, хозяину одной из городских таверн. А тот перешлёт весточку в другое место. Альберт интересовался, что и кому он должен написать в письме, и советовал торопиться. Дита ответила таким же мелким почерком, уже на другой стороне листа. Она спрашивала, уверен ли Альберт в том, что письмо никто не перехватит и что стражник не вскроет его. Ответная реплика Альберта была следующая: «Свой».

Это означало, что стражник был из тех, кто по-прежнему поддерживал магов и пытался им помочь, а для этого вступил в ряды Братства. Да, такие смельчаки находились, что вселяло в Диту надежду. А теперь она могла попросить о помощи. Но кого?

Дита передала письмо через дыру Альберту, отчаянно веря, что оно дойдёт до адресата. Иветта должна справиться. Но она может не успеть до того, как Тиссоф окончательно падёт, а прах чародеев развеется по ветру. Оставалось только одно — обратиться за помощью к врагам.

***

Зелёная дымка леса лоснилась по влажной от дождя земле, скрадывая звуки зверей. Зловещее уханье сов сопровождало весь их путь через древнюю чащу, погружённую во мрак и туман. Воздух здесь был сладок — настоящее удовольствие после вони деревень и городов. Густые, насыщенные запахи леса дразнили обоняние. Дерево, мох, земля, дождь… То, чего Конору так не доставало.

У этого леса было другое имя прежде, но никто его не знал. Нынешнее название пошло от Траквиля, первого города магов, на месте которого сейчас на километры расстилалась бесплодная земля. Траквиля больше не было, а сухую песчаную долину, которой являлся кратер, оставшийся от загадочно исчезнувшего Ордена Превосходящих, прозвали Пустом. Но Траквильский лес по-прежнему жил и хранил свои тайны.

Дождь моросил весь день и закончился только к ночи, когда они уже зашли глубоко в чащу. Но и здесь с листьев падали оставшиеся капли, бесконечно освежая Конора и огорчая барда. Они с Берси едва ли провели три дня вместе, как певун уже дважды чуть не лишился своей головы. Если он и внимал предостережениям Конора по поводу болтовни и нытья, то только первое время. На второй день начались жалобы на холод и быстрый шаг, на что ответом барду послужил топор, просвистевший слишком близко к его лицу. Настолько близко, что оставил лезвием порез на щеке. Берси притих, но ненадолго, и Конор продемонстрировал удивительное самообладание над собой, когда остановил руку, уже выхватившую меч и приставившую его к шее барда. В дальнейшем все робкие попытки Берси завести беседу оборачивались невнятными монологами. Конор предпочёл прикинуться глухим, и это сработало. Оставшись без его внимания, бард прекратил свои старания и только изредка жаловался. В лесу жалобы усилились. Конор в некоторые минуты закрывал глаза и заставлял себя успокоиться, перенаправить свой слух на другие звуки, но голосистый говор Берси перекрывал их все. Тогда он успокаивал себя тем, что в первой же попавшейся деревне оставит барда там.

Зря он взял его с собой. Толку от певуна было мало. Он послушно выполнял всё, что говорил ему Конор, таскал хворост для костра и дежурил по ночам, но платой за это были его нескончаемые разглагольствования и сетования на судьбу. От барда хотелось поскорее избавиться.

Вчера перед сном он как-то достал лютню — ту, что подарили ему в Аш-Красте. Взгляд Конора был более чем красноречив, и бард засунул инструмент в мешок. Зачатки разума всё же присутствовали в его голове.

Конор не знал Траквильский лес, ни его тропинок, ни уголков, ни логов зверей. Карканье воронов настораживало. Совы со своими утробными одиночными звуками тоже не сулили ничего хорошего. Они были чужаками в этом лесу, а болтовня барда мешала прислушиваться к окружающему миру. Лес пропускал их в свои глубины, но не переставал следить — сотнями глаз, которые Конор видел впервые. Маарну. Существа, почти исчезнувшие из этого мира.

И всё же Конор знал, куда идти. Полузабытые слова вели его. Приметное дерево, похожее на застывшего в прыжке оленя, валун, испещрённый древними символами, маленький единственный ясень посреди целой опушки… Это были знаки, что вели к Кривому Рогу, и он узнавал их, вспоминая истории и рассказы своего давнего знакомого.

Каждый их шаг сообщал всем существам, наблюдавшим из сумерек, об их присутствии, и как бы Конор не старался идти тихо, весёлый топот барда сводил всё на нет. Настроение Берси, впрочем, померкло, когда совсем стемнело, а лес обзавёлся этим зеленоватым туманом, неестественным и чарующим. Противные капли только всё усугубляли, поэтому жалобы, оставленные бардом при входе в чащу, вернулись вновь, подкреплённые усталостью.

Конор молча шёл впереди барда, внимательно оглядывая деревья и пытаясь отыскать следующий знак. Леса на Севере были особенными. Куда более древними и опасными, но леса в княжествах… Эти были полны жизни и силы, деревья звучно скрипели по редкими порывами ветра, пели ручьи, подкормленные недавним дождём, мелких зверьков здесь было больше, чем где-либо ещё, а кустарник ломился от ягод брусники, которые Конор не стеснялся срывать не глядя и набирать в сумку прямо на ходу. Изумрудная дымка, подсвечивавшая немного лесную тьму, была признаком того, что всё здесь пронизано самой таинственной и древней магией — природой. Её называли Первоначалом, первым, что появилось в этом мире, тем, что создало его.

Бард видел в дымке Траквильского леса «коварство и зловещую поэтичность», на что Конор даже не сразу сообразил, что ответить. Они шли некоторое время после наступления темноты, а бард не переставал окликать Конора и сообщать о своих тревогах. Тот всё-таки не выдержал:

— Вот чего ты боишься? Что медведь за ляжку укусит? Волки лютню отберут?

Берси закряхтел позади.

— Я просто, это… Ты же видел их.

— Кого?

— Глаза.

Конор вздохнул, сбавляя шаг.

— Я думал, ты любишь быть в центре внимания.

— Эти существа, вдруг они на нас нападут?

— Ну, — Конор цокнул языком. — Если они это сделают, я всегда могу предложить им тебя, а самому спастись.

Теперь настал черёд Берси вздыхать.

— Не глаз надо бояться, дурень. А совершенно других частей тела. Зубы там, когти… — Конор вдруг остановился, и бард едва не налетел на него, с перепугу звякнув дорожной сумкой.

Перед ними возвышались побитые каменные ступени, поросшие мхом и просевшие в земле за многие годы. Тропа плавно вела наверх, как по холму, и терялась между двумя скалами, разглядеть которые Конор смог с трудом.

— Этот путь ведёт к Кривому Рогу, — сказал он барду.

— Мы пойдём к Стражам?

— Мы весь день к ним шли, — резонно отвечал Конор.

— Почему ты сразу не сказал?

— Я избавил себя от твоих тупых вопросов. Хотя бы на некоторое время.

— Зачем нам туда?

Конор хмыкнул и ступил на первую ступеньку, которая выступала над землёй лишь на пару сантиметров.

— Видишь — тупые вопросы начались.

— Тебе же несложно ответить, — обиженным тоном ответил Берси.

— Трепание языком, может быть, тебе воздух и жратву заменяет, а мне оно приносит только головную боль.