— Государь, как бы там ни было, московиты преступили закон, а такое нельзя прощать! — возвысил голос Глава Ордена., - Господь подарил тебе шанс рассчитаться с врагами, приведя их в польскую твердыню. Не дай же им себя обмануть и уйти от расплаты!

Если в Самборе недостает войска, чтобы перебить московский сброд и заковать в цепи его вожаков, знай: мои люди и мой меч — к твоим услугам!

Решайся, Государь, другой такой возможности у тебя не будет!

Несмотря на теплый кафтан и ферязь, Владыку Московии зазнобило. Он понял, какую западню уготовил ему Магистр.

Еще больнее Князю было сознавать, что он сам, по доброй воле, сунул голову в немецкий капкан.

Ян Альбрехт задумчиво молчал, не отвечая ни «да», ни «нет» на предложение тевтонца. Ему предстояло сделать нелегкий выбор.

С одной стороны, Король не хотел нарушать законы гостеприимства. С другой же, после истории с убийцей фон Велля и украденными мечами у него не осталось доверия к восточному соседу.

Бросив Князя в темницу, он лишился бы дружбы Московии, на которую, с недавнего времени, уповал. Но если Иван, и впрямь, был причастен к событиям минувшей ночи, отпустить его из Самбора Король тоже не мог.

— Так что ты решил, Государь? — прервал его раздумия Магистр.

Ян Альбрех, вздрогнул, словно от укуса какой-то незримой твари. Похоже, в западне старого тевтонца очутился не только Владыка Московии, но и он сам.

— Скажи, брат, если я поклянусь, что не посылал к Командору татя, ты мне поверишь? — прибегнул к последнему доводу Иван. — Или тебе мало слова Великого Князя?

— Еще вчера мне бы его хватило, — устало покачал головой Ян Альбрехт, — но сегодня я бы желал получить более весомое доказательство твоей невиновности, брат…

— Государь, прикажи мне взять московитов под стражу! — услужливо склонился перед Королем фон Тиффен. — Потомки возблагодарят тебя за твою твердость!

— Не стоит принимать поспешных решений, Государь! — нежданно пришел на помощь Московскому Князю Сапега. — Их последствия могут быть весьма печальны…

…Взяв под стражу Князя, мы не обезглавим Москву, а лишь разозлим ее. Место Ивана займет его старший сын, у коего появится законный повод для мести. И кто знает, на что он решится, чтобы досадить нам?

— На Москве говорят: «худой мир лучше доброй ссоры» — обернулся на миг старый шляхтич к Ивану, — так вот, Государь, худой мир — это то, что мы имеем сегодня. Меж Унией и Москвой есть старые обиды, неразрешенные противоречия…

…Но есть и другое. Москва ныне не грозит нам войнами, к тому же, прикрывает границы Польши от вторжений с востока. А если мы бросим Князя в подвал, шаткий мир с ней обернется враждой.

Московии даже не придется самой идти против нас в поход. Ей достаточно будет открыть татарам дорогу к польским рубежам…

…И все это произойдет в канун войны со Шведским Королевством!.. — закончив речь, пан Лев учтиво поклонился своему монарху.

Гнев, сверкнувший в глазах Магистра, разбился о холодную насмешливость старого поляка. Опытный дипломат, Сапега лучше всех умел склонять Государя к принятию верных решений.

В наступившей тишине было слышно лишь потрескивание дров в камине тронного зала да биение сердец собравашихся здесь людей.

— Я уже принял решение и не хочу его менять! — твердо произнес, наконец, Ян Альбрехт. — Когда древний царь Александр не мог развязать узел, он разрубал его мечом.

Так же поступлю и я. Пусть Господь разрешит ваш спор в поединке между боярином Бутурлиным и Братом Командором!

Сей же вечер они выберут себе оружие для ордалии и завтра поутру сразятся под стенами Самбора!

Закончив речь, Король встал и удалился из тронного зала. Сапега двинулся вслед за ним, но его остановил Великий Князь Иван.

— Благодарю тебя, пан Лев, — обратился он к придворному, — поверь, я не забуду твоей помощи!

— Я сделал лишь то, что должен был сделать, — развел руками старик, — теперь, Великий Князь, все зависит от твоего молодца. Надеюсь, он не развеет по ветру мои нынешние труды!..

— Прости, брат, что все так обернулось, — печально произнес за ужином, Газда, — видит Бог, я хотел, как лучше. Кто мог знать, что я попадусь с мечами на глаза подручному Магистра!

— Не кори себя, Петр, — положил ему руку на плечо Бутурлин, — не будь у нас, оружия, фон Велль все равно нагрянул бы к нам ночью.

Но с мечами мы хотя бы сумели отбиться, а без мечей нам оставалось лишь умереть. Немцы бы нас просто перерезали, как скот на бойне!

— И то правда… — согласился с приятелем, Газда. — Дивно только, что Король не послушался Магистра и не заковал нас в цепи!

— Похоже, Король разумеет, кто ему друг, а кто враг, — пожал плечами Дмитрий, — да и как бы я в цепях сражался с фон Веллем?..

Лязг отпираемых замков не дал ему договорить. Дверь в пристанище боярина и казака отворилась, и в горницу вошел Воевода. Вопреки ожиданиям побратимов, он был один, без стражи.

— Выйдем ненадолго, боярин, — без приветствия обратился он к Бутурлину, — у меня к тебе есть дело…

— Не бойся, степняк! — усмехнулся Кшиштоф, поймав настороженный взор Газды. — Твоему господину ничего не грозит!

— Что ж, пойдем, — встал со скамьи Дмитрий. — Что за дело у тебя ко мне, пан Воевода?

— Увидишь на месте, — важно выпятил подбородок Самборский Владыка, — тебе оно будет по нраву…

Пройдя по извилистым замковым коридорам, Кшиштоф и Бутурлин остановились у полукруглой дубовой двери, запертой на три массивных замка.

— Сии замки гвоздем не отопрешь! — хитро подмигнул Дмитрию старый поляк, орудуя ключами, — готовься, боярин, к великому удивлению!

Справившись с замками, он взял со стены факел и распахнул дверь. Войдя следом за ним, Дмитрий осмотрелся по сторонам.

Увиденное его, впрямь, удивило, хотя и не настолько, как рассчитывал Воевода. Просторная палата без окон была местом, где Кшиштоф хранил свои военные трофеи.

Поскольку воевать ему приходилос, преимущественно, на юге, большую часть его собрания составляло турецкое оружие и доспехи.

На вбитых в стены крючьях висели зерцала, юшманы и калантари, набранные из стальных пластин, бахтерцы и кольчуги, искрящиеся в факельном свете, словно мокрая рыбья чешуя.

К каждому из доспехов прилагался шлем, увенченный пучком конского волоса, в изножье лат громоздились круглые щиты, отороченные, бахромой.

Большинство турецких шишаков имело личины в виде злобных демонских рож, и, глядя на них, Дмитрий понял, в подражание чему Кшиштоф сам обзавелся шлемом, с пугающим оскаленным забралом.

Одна из стен палаты была отведена под пацири, другая — под сабли и мечи, вдоль третьей было выстроено древковое и метательное оружие.

— Что скажешь, боярин? — обратился к Дмитрию Воевода, обводя свои сокровища восторженным взором. — Видел или ты когда-нибудь в одном месте столько сарацинской зброи?

— Что тут можно сказать? — развел руками Дмитрий. — Ты, Воевода, впрямь, приложил немало усилий, чтобы собрать все это! Только, зачем ты меня сюда позвал?

— Как зачем? — удивился рыцарь. — Тебе предстоит схватка с лучшим бойцом Ордена. Ты же не можешь выйти без доспехов на поединок! Вот я и решил подобрать тебе кое-что из своих запасов…

— Не пойму я тебя, Воевода! — искренне изумился Дмитрий. — То грозишься сжить меня со свету, то вдруг предлагаешь помощь. С чего, такая перемена? Уразумел, что не держу камня за пазухой, или какую хитрость замышляешь?

— Да какую хитрость? — поднял на него глаза, полные боли, Кшиштоф. — Человек один мудрый открыл мне глаза на истину. Вернее, два человека…

…Я и сам вижу, каких дел натворил, перенеся на тебя свою неприязнь к Москве. Эва теперь на меня смотрит, как на врага. Когда тебе смерть грозила, она не ко мне побежала за помощью, а к твоим друзьям…

…Минувшего нам не исправить, но можно изменить грядущее. Знаю, боярин, тебе меня любить не за что. Но все же не отворачивайся от моей помощи. Оглядись по сторонам, может, и найдешь себе зброю по вкусу.