Следуя примеру Матео, я спешился: он пугнул лошадей, и они умчались по направлению к центру города. Но едва стих топот их копыт, как послышался новый, на сей раз приближавшийся.

   — Лодка уплывает! Мы в западне!

   — Ничего подобного, — спокойно отозвался Матео. — Это мы в ней как раз и уплыли.

И с этими словами он подтолкнул меня к запряжённой осликом повозке, возле которой, ухмыляясь, стоял Хайме. В повозке не было ничего, кроме индейских одеял.

   — Под одеяла, живо! Паренёк вывезет нас отсюда.

   — Но нам ни за что не миновать стражу на дамбе. Не такие уж они там глупые.

   — Да не собираемся мы ехать через дамбу.

Матео взглянул на Хайме.

Паренёк протянул руку.

   — Тебе чего?

   — Ещё dinero, денег.

Матео выругался и обозвал мальца разбойником, но поскольку, судя по топоту копыт, к нам направлялись конные солдаты, сунул вымогателю монету. Мы забрались в повозку, спрятались под одеяла, и возница тронул с места.

Повозка доставила нас к дому вдовой дочери дона Сильвестро.

   — Сейчас хозяйка почти всё время проводит с отцом, а сюда наведывается, только чтобы принести еды да прибраться, — сказал Матео. — Здесь я и залягу до тех пор, пока не сумею связаться с Еленой и доном Эдуардо.

На протяжении двух следующих дней Хайме появлялся ровно в полдень — доставлял свежие новости и вымогал дополнительную плату. Я ничуть не сомневался в том, что паренёк не колеблясь продаст нас с потрохами всякому, кто заплатит больше, но пока больше всех платили мы, поэтому Хайме был заинтересован в таком источнике дохода. Как дитя улицы, я не мог не восхититься его наглой практичностью. Деваться нам было некуда, и мы, чертыхаясь, платили, хоть Матео и грозился перерезать парню его «поганую воровскую глотку».

Первым делом до нас дошла новость о том, что пресловутый Кристо Бандит со своими сообщниками бежал из города на индейской пироге. А поскольку такие лодки ежедневно приплывали в город и уплывали из него сотнями, то установить, на какой из них уплыли разбойники и где они высадились, не представлялось возможным. Это известие нас порадовало.

Увы, следом потоком хлынули дурные вести. Дон Эдуардо скончался от раны, и его смерть приписали мне. Это и опечалило меня, и разгневало. Вот уже во второй раз кинжал убийцы лишал меня отца, и меня снова несправедливо обвиняли в кровопролитии.

Сообщения о том, как продвигалась охота за Кристо, поступали ежедневно, и недостатка в них не было. Его следы находили повсюду, и вели они на все четыре стороны света. И повсюду Кристо творил свои обычные злодеяния: грабил обозы с серебром и бесчестил женщин. Эх, если бы мне и впрямь довелось присвоить хоть половину этих сокровищ, не говоря уж о великом множестве женщин, близость с которыми мне приписывали...

Другие новости касались Елены. На рынке рассказывали, что племянница вице-короля якобы принесла еду недужному стражнику и оказалась в караульном помещении в тот самый момент, когда прогремел взрыв.

Я не мог не проникнуться к испанским чиновникам некоторым уважением: дон Диего во всяких уловках поднаторел основательно. Я, например, хоть и вырос на улице и прошёл самую суровую, какую только возможно, школу выживания, своим умом до такой хитроумной лжи вряд ли бы дошёл.

Однако следующая новость, связанная с Еленой, воодушевляла меня гораздо меньше. Было объявлено о её помолвке с Луисом, причём свадьбу собирались сыграть в самое ближайшее время, дабы молодые могли отбыть в Испанию с ближайшим казначейским флотом. Мать Луиса (которая сама в своё время отплыла в Испанию перед родами, чтобы её сын появился на свет носителем шпор gachupin, а не уроженцем колоний criollo) намеревалась представить сына королевскому двору в Мадриде, дабы тот мог получить подобающее представителю столь благородной фамилии назначение.

В то время как я угрюмо сидел дома, не смея высунуть носа наружу, Матео то и дело наведывался в город и, возвращаясь, пересказывал мне последние слухи.

   — Настроение на улицах ни к чёрту. Цены на маис растут как на дрожжах.

   — Что, перекупщики хотят взять народ за горло?

   — Похоже на то. Представь, они специально наняли распространителей слухов, которые толкутся на рынке, рассказывая о засухах, наводнениях и прочих напастях, что якобы на корню извели урожай, да только никто им не верит. Город ведь не на небе стоит, в него прибывают путники из разных провинций, и они, заслышав эти бредни, качают головой и рассказывают совсем другое. Однако Мигель де Сото упорно отказывается сбить цены, пустив в продажу маис из государственных закромов, заявляя, будто амбары почти пусты, а то немногое, что там осталось, необходимо сохранить на крайний случай.

   — Но если урожай хорош, то почему окрестные земледельцы не везут маис в город?

   — Всё те же перекупщики скупают у крестьян урожай прямо на полях, но не везут зерно в город, а сжигают.

   — Сжигают? Маис?

   — Да, чтобы не допустить увеличения поставок на рынок и, следовательно, снижения цены на те запасы, что хранятся у них в амбарах. Больше всего от этого страдают бедняки, метисы и индейцы, подёнщики и чернорабочие. Ну а твои братья léperos, беднейшие из бедных, уже голодают. А вину за все эти беззакония народ возлагает на вице-короля.

   — При чём тут вице-король? Или, думаешь, он действительно к этому причастен?

Матео пожал плечами.

   — Думаю ли я, что дон Диего замешан в этом напрямую? Наверное, нет. Но он дорого заплатил королю за получение своей должности. И наверняка влез в долги, решив покрыть их за счёт возможностей, которые открывает пост вице-короля. А у кого, по-твоему, он мог взять взаймы?

   — У Рамона де Альвы, я полагаю.

   — Точно, а ещё у Луиса. И те огромные барыши, которые получают теперь эти двое грабителей, наверняка связаны с долгами вице-короля.

   — А Луис ещё и женится на Елене, — с горечью проворчал я. Да уж, теперь, когда он получил титул маркиза, который должен был принадлежать мне по праву, Луис стал завидным женихом. Я вздохнул и вновь вернулся к обсуждению ситуации в городе: — Неужели совсем ничего нельзя сделать?

   — Голод даже самых смирных людей превращает в злых и отчаянных. Сначала горожане ворчат, потом ропот становится всё громче, но когда они выходят на улицы и дело начинает принимать нешуточный оборот, спекулянты, которые за всем этим стоят, «чудесным образом» обнаруживают на складах некоторое количество зерна и пускают его в продажу по справедливой цене. Но стоит волнению утихнуть, как маис опять исчезает и цены снова ползут вверх. Склады, конечно, хорошо охраняются, но Хайме говорил с одним из тамошних работников, который уверяет, будто они набиты зерном до самой крыши, того и гляди рухнут.

   — Жадность моих нищих братьев léperos мне понятна, — сказал я Матео. — Когда нам швыряют кость, мы все бросаемся на неё, потому что, возможно, больше ничего нам в ближайшее время не достанется. Но чем объяснить жадность Рамона и ему подобных?

   — Да тем, что они свиньи, готовые жрать до упаду, даже когда их животы раздуваются так, что вот-вот лопнут. Они ненасытны. У них одно желание: ЕЩЁ!

   — Amigo, я сижу в этом курятнике взаперти уже целую вечность и если в самое ближайшее время не выберусь наружу, то попросту околею от скуки.

   — О, понимаю. Твоя сеньорита в ближайшие дни должна выйти замуж за эту свинью Луиса. Ты же предпочёл бы подвесить его за ноги, перерезать ему глотку и полюбоваться тем, как негодяй истечёт кровью. Я прав?

   — Очень неплохой план. Правда, я был бы не прочь подвесить рядом с ним ещё и Рамона.

   — Ну, в чём проблема: давай так и сделаем.

   — Выкладывай свой замысел, — велел я.

   — Какой ещё замысел?

   — Да ладно, я ведь вижу, что ты уже, как у тебя водится, задумал трагикомедию, что-нибудь совершенно невообразимое и абсолютно неосуществимое.

   — А разве тебе не случалось обмануть смерть благодаря моему драматическому искусству?