Камердинер дона Хулио действительно сделал из меня кабальеро, по крайней мере внешне. Он подстриг мне волосы, убрав их с плеч, так что теперь они доходили примерно до подбородка, и завил концы. Белая полотняная сорочка с пышными присборенными рукавами; дублет цвета красного вина с прорезями, сквозь которые была видна белая рубашка; короткая накидка в тон дублету; короткие чёрные венецианские штаны грушевидной формы, широкие, почти топорщившиеся на бёдрах и сужавшиеся к коленям; чёрные шёлковые чулки и туфли с круглыми носами, украшенные бантиками... это был довольно скромный наряд, но уличному lépero он казался одеянием щёголя. Камердинер не позволил мне взять с собой тяжёлую шпагу, и вместо этого я был вынужден довольствоваться изящной рапирой, которая годилась разве на то, чтобы отсечь голову лягушке.

Изабелла никак не высказалась насчёт моего наряда, а когда наконец проснулась и вынуждена была обратить внимание на моё присутствие, то оглядела меня всего сверху донизу — начиная со страусовых перьев, украшавших шляпу, и до шёлковых бантиков на туфлях, после чего неожиданно спросила:

   — Тебе понравилось подсматривать за мной, когда я была в ванне?

Я залился краской и стал краснее, чем мой дублет.

   — Но... но... но я не...

Она отмахнулась от моего лепета.

   — Расскажи мне лучше о своих родителях. От чего умерли?

Я пересказал тщательно состряпанную историю о том, что осиротел ещё совсем ребёнком, в возрасте трёх лет, когда моих родителей унесла чума.

   — А какой дом был у твоих родителей? Большой? Тебе ничего не досталось в наследство?

Донья Изабелла расспрашивала меня вовсе не из подозрения, а от скуки, но, хотя я как lépero был горазд на выдумки, желания рисковать слишком многим ради поддержания светской беседы у меня не было.

   — Моя семья не была столь известной, как ваша, донья. И образ жизни у нас был не такой изысканный, какой ведёте вы в славном городе Мехико. Расскажите мне об этом городе. Правда ли, что по главным улицам там могут одновременно, бок о бок, проехать восемь экипажей?

Последовал неудержимый поток слов — Изабелла взахлёб рассказывала о своей жизни, нарядах, приёмах, о своём великолепном доме. Отвлечь её от расспросов о моём прошлом оказалась совсем нетрудно, ибо Изабелла гораздо больше любила рассказывать о себе, чем слушать о других. Несмотря на её королевские замашки и претензии на роль знатной дамы, из сплетен слуг я знал, что её отец был мелким купцом, а положением в обществе и богатством она была обязана исключительно удачному замужеству.

Однако от этой женщины всегда следовало ожидать сюрпризов. Неожиданные вопросы или замечания порой слетали с её языка без предупреждения.

   — Расскажи мне о той маленькой пушке, с помощью которой можно увидеть небо, — вдруг потребовала Изабелла.

   — Это не пушка. Это звездоскоп, инструмент для изучения неба.

   — А почему Хулио прячет его?

   — Потому что звездоскоп запрещён церковью и можно вляпаться в большие неприятности, если узнают инквизиторы. — Я начал рассказывать своей спутнице о том, как Галилео увидел луны Юпитера, и о кардинале, который отказался смотреть в трубу, побоявшись узреть Божий лик.

Больше о звездоскопе донья Изабелла не расспрашивала и вскоре опять погрузилась в дрёму. И тут у меня возникли опасения: правильно ли я поступил, рассказав ей об этом инструменте? Дон Хулио вполне мог сделать это сам, но ведь не захотел. Несколько дней тому назад, ещё до того, как он показал мне звездоскоп, был весьма показательный случай в библиотеке. Один книжный шкаф был обычно закрыт на ключ, но дон Хулио заходил туда ранее и оставил его незапертым.

В шкафу находились книги, которые числились в Index librorum prohibitorium — Списке произведений, запрещённых святой инквизицией. Это были вовсе не скандальные сочинения, а научные труды, исследования по медицине и истории, которые церковь, в отличие от людей учёных, находила еретическими или богохульными.

Дон Хулио как раз показывал мне научный труд, запрещённый по той причине, что он был написан английским протестантом, когда мы обнаружили, что Изабелла подслушивает. В тот раз у моего наставника тоже была возможность вовлечь супругу в дискуссию или рассказать ей о содержимом книжного шкафа, но он этого не сделал.

Некоторое время поколебавшись, я отбросил все страхи и сомнения. В конце концов, Изабелла ведь дону Хулио не чужой человек, а верная жена.

Гасиенда Велеса и его хозяйский дом оказались ещё больше, чем у дона Хулио. На взгляд lépero, этот дом был настоящим дворцом. По дороге Изабелла рассказала мне, что владелец гасиенды, дон Диего Велес ди Малдонато, был очень важным gachupin в Новой Испании.

   — Поговаривают, что со временем он станет вице-королём, — сказала она.

В тот день самого дона Диего на гасиенде не было, но Изабелла заверила меня, что часто общалась с ним в Мехико. Похоже, что общению с выдающимися людьми она придавала большое значение.

   — Там будут семьи с двух других соседних гасиенд, — объясняла Изабелла. — Гостей созывает управляющий дона Диего, но, поверь мне, ты можешь многому научиться, просто сидя у его ног и слушая его. О, этот человек не просто управляющий дона Диего, он также блестящий коммерсант и помимо всего прочего считается лучшим фехтовальщиком Новой Испании.

Мы подъехали к большому дому дона Диего ближе к вечеру. Как только карета остановилась, нас встретили несколько женщин (все, как и Изабелла, владелицы гасиенд, где бывали только наездами) с дочерями. Вслед за ними шли их мужья.

Я устал, весь покрылся пылью, от долгой дороги у меня затекли ноги, и, когда меня начали представлять дону такому-то и донье такой-то, ни одно из имён не отложилось у меня в памяти. Большую часть пути Изабелла пребывала в сонном состоянии, но оживилась, как только экипаж остановился перед домом.

Она без особого энтузиазма представила меня как молодого кузена дона Хулио, дав, хоть и исподволь, понять, что вовсе не рада появлению в доме ещё одного бедного родственника. Стоило лишь Изабелле намекнуть на мои плачевные обстоятельства, как любезное внимание со стороны матерей моментально сменилось хмурыми взглядами, а улыбки их дочерей стали холодными, словно плоть лягушки. В который уже раз она заставила меня почувствовать себя ничтожеством.

Ах, донья Изабелла — что это была за женщина! Неудивительно, что дон Хулио поддался её чарам, даром что теперь старался держаться от супруги как можно дальше. Матео утверждал, что некоторые женщины похожи на ядовитых пауков чёрная вдова — у них тоже очень красивое брюшко, но они безжалостно пожирают своих самцов. А Изабелла была воистину великая мастерица плести паутину.

Правда, я совершенно не огорчился, тогда как настоящий бедный родственник на моём месте наверняка почувствовал бы себя задетым: в душе я смеялся над тем, что столь важную даму сопровождал leper о. Однако веселье моё моментально испарилось, когда я услышал голос из прошлого:

— Рад встрече с тобой, Изабелла.

Для некоторых из нас дорога жизни извилиста: она петляет среди опасных утёсов и отвесных скал, а внизу поджидают острые камни.

Христианская церковь внушает, что в жизни у нас есть выбор, но порой мне приходит в голову, что, может быть, правы были древние греки, которые верили в существование игривых — а порой и злобных — богов и богинь, плетущих нить нашей жизни и вносящих в неё сумятицу и хаос.

Как иначе можно объяснить то, что пять лет тому назад я бежал от моего врага, благополучно скрылся от его кинжала и его убийц, однако в конце концов оказался с ним в одном доме?