Она заявила дону Хулио, что деньги якобы были украдены, но призналась, когда он стал расспрашивать её, что не сообщала об этой пропаже ни вице-королю, ни кому-либо ещё.

На четвёртый день пребывания Изабеллы я нечаянно увидел её скрытую красоту. Зайдя в переднюю перед спальней дона Хулио за оставленной там книгой, я наткнулся на Изабеллу, принимавшую горячую ванну с розовыми лепестками.

Я замер на месте, а Изабелла, не потрудившись даже прикрыть свою обнажённую грудь, подняла на меня глаза.

— Ты вообще-то красивый юноша, — спокойно произнесла она, — но тебе нужно сбрить эту вульгарную бороду.

Я бежал оттуда в ужасе.

— Она супруга дона Хулио, — сказал мне Матео. — Мы должны уважать её и не сметь смотреть на неё с вожделением. Жена друга неприкосновенна.

Матео произнёс это с такой горячностью, что я испугался, уж не заподозрил ли он меня в подобных мыслях. Кроме того, я взял на заметку его последнее заявление. Вообще-то Матео любил великое множество чужих жён, и это никак не противоречило кодексу hombria. Как я понял, спальня жены друга являлась запретной территорией, но все прочие замужние женщины считались честной и законной добычей.

Для женщин тоже существовал свой кодекс. Предполагалось, что до брака они должны хранить целомудрие, а выйдя замуж — неколебимую верность. Э, amigos, разве я говорил, что жизнь устроена справедливо?

Порой Матео ощущал себя на гасиенде пленником. Он был человеком действия, и надзирание за vaqueros было не тем занятием, которое могло его удовлетворить. Бывало, что он пропадал неделями, а когда возвращался, его одежда и тело выглядели как шкура кошки, которой пришлось сразиться со стаей хищных псов. Один раз он взял меня с собой, и мы несколько дней усиленно скакали верхом по маршруту, обозначенному на карте сокровищ, в поисках легендарного золотого рудника Мотекусомы, которого, как вы помните, испанцы почему-то именовали Монтесумой.

Матео выиграл этот план, руководствуясь которым хотел отыскать спрятанные сокровища, в карты, и вопрос о его подлинности не обсуждался. Большие города мы объезжали стороной, но скакать верхом по дорогам и искать спрятанные сокровища уже само по себе было увлекательным занятием. Правда, тайного рудника мы так и не нашли, но своё подозрение насчёт того, что Матео обдурили, использовав в качестве ставки в игре поддельную карту, я предпочёл оставить при себе.

— Только сам Монтесума знал местонахождение этого рудника, — сказал Матео. — Работали на нём рабы, которых никогда не выпускали на поверхность, так что они не видели ни дневного света, ни других людей. Раз в год они передавали Монтесуме золото лично, никаких посредников не было.

В ответ на вполне логичные вопросы: чем же рабы питались, если их постоянно держали взаперти, а кроме них на руднике никого не было, и каким образом Монтесума в одиночку уносил такую прорву золота, — Матео лишь награждал меня затрещинами. Терпимость к мыслям и суждениям, не совпадавшим с его собственными воззрениями, не относилась к дарам, которыми Господь наделил этого достойного молодого человека.

Прожив на гасиенде неделю, Изабелла заявила, что намерена побывать в соседней усадьбе, хозяева которой собирали гостей. Дон Хулио отговорился тем, что ему нужно навестить больного, имя которого, равно как и то, чем же именно несчастный болел, я так и не смог выяснить. Поскольку Матео, этому пресловутому picaro, не подобало сопровождать супругу хозяина в гости, сия почётная обязанность была возложена на меня как на «кузена» дона Хулио.

— Ты уже два года готовишься к роли кабальеро, — заявил дон Хулио, сообщив, что мне предстоит сопровождать Изабеллу. — Но пока вся твоя практика ограничивалась лишь этой гасиендой и общением с нами, твоими наставниками. Теперь тебе представляется возможность испытать себя, проверить, сможешь ли ты один, без указаний и подсказок, вести себя как человек из общества. Хорошая проверка, но предупреждаю: испытание тебе предстоит нелёгкое. Изабелле трудно угодить, она требует уважения, подобающего королеве.

Позднее в тот же вечер я зашёл в библиотеку, и при виде меня дон Хулио, склонившийся над каким-то необычным инструментом, вздрогнул. То была латунная трубка со стёклами на обоих концах, установленная на металлических ножках. Он тут же накинул на неё покрывало.

Поначалу дон Хулио не хотел показывать мне этот инструмент, но после того, как дал мне все наставления относительно Изабеллы, всё-таки снял ткань. Он был радостно возбуждён, словно ребёнок, который получил новую игрушку.

   — Это звездоскоп, — пояснил мне дон Хулио. — Его изготовили в Италии, где космограф по имени Галилео использовал этот прибор, чтобы рассматривать на небе планеты. Он написал книгу «Sidereus Nuncius» («Звёздный посланник»), в которой рассказывает о своих открытиях.

   — А что вы видите, когда смотрите в этот... как его... звездоскоп?

   — Небо.

У меня просто челюсть отвисла, а дон Хулио рассмеялся.

   — Вовсе не рай, как ты мог подумать. В эту трубу можно увидеть планеты, даже луны Юпитера. И она открывает нам нечто настолько противное косным представлениям церковников, что людей сжигают на костре за одно лишь обладание подобным инструментом.

Дон Хулио понизил голос, словно заговорщик, и продолжил:

   — Земля наша вовсе не является центром мироздания, Кристо. Земля всего лишь планета, которая вращается вокруг Солнца, как и другие планеты. Польский математик по имени Коперник обнаружил это ещё много лет тому назад, но, опасаясь преследования церковников, вплоть до самой смерти так и не открыл результатов своих исследований. «De revollutionibus orbium coelestium» («Об обращениях небесных сфер»), этот великий научный труд, опубликованный в тысяча пятьсот сорок третьем году, когда Коперник уже лежал на смертном одре, опровергает утверждение Птолемея о том, что Земля центр небес.

Звездоскоп доказывает теорию Коперника. Церковь настолько боится звездоскопа, что один кардинал, когда Галилео предложил ему заглянуть в него, даже отказался сделать это из опасения узреть Божий лик.

   — Что там насчёт Божьего лика?

Прозвучи рядом мушкетный выстрел, мы и то не испугались бы. На пороге библиотеки стояла Изабелла.

Дон Хулио пришёл в себя первым.

   — Ничего, моя дорогая, мы просто беседуем о философии и религии.

   — А это что такое? — Она указала на звездоскоп. — Похоже на маленькую пушку.

   — Это просто измерительное устройство. Он помогает мне чертить карты.

И дон Хулио накинул ткань на звездоскоп.

   — Как ты знаешь, я не могу посетить с тобой гасиенду Велеса, вместо меня тебя будет сопровождать Кристо.

Как ни странно, Изабелла не бросила на меня презрительный взгляд, а лишь указала веером и промолвила:

   — Ты одеваешься как мужлан. Если уж во время завтрашней поездки мне придётся терпеть твоё общество, так соизволь одеться так, как если бы ты ехал на бал в Испании, а не на захолустный сельский праздник.

После того как она вышла, дон Хулио покачал головой.

   — Да, Изабелла любит повелевать. Но она права. Ты одеваешься как vaquero. Я распоряжусь, чтобы тебе подобрали гардероб кабальеро.

Дорога к гасиенде Велеса была всего лишь сельской тропой, по которой редко проезжали кареты. Мы с доньей Изабеллой тряслись и подскакивали внутри экипажа, колёса которого сосчитали на дороге все рытвины и колдобины. Внутри кареты было душно и пыльно, и донья прижимала к лицу букетик.

Первые два часа мы почти не разговаривали. Чтобы добраться до другой гасиенды засветло, пришлось выехать очень рано, и Изабелла спала.