Так или иначе, если уж в Книге судеб прописано, чтобы Изабелла оказалась на балу, так пусть она, как это ей свойственно, будет слишком занята собой, чтобы нас опознать.

   — Если я окажусь разоблачённым перед Еленой, то покончу с собой.

Матео подкрутил кончики усов.

   — Compadre, твоя беда в том, что ты не хочешь принимать женщин такими, как они есть, и откровенно признавать, зачем они нам нужны. Тебе нужна puta и ангел в одном лице, а вот я люблю грешных женщин и вполне с ними счастлив.

И вот мы остановились напротив ворот дома, где жил дон Сильвестро. Я остался ждать в карете, тогда как Матео пошёл позвать хозяина. Я нервно постукивал по колену кинжалом, всё более склоняясь к тому, чтобы, если старик меня узнает, перерезать горло самому себе.

Ворота освещались лишь одной, хотя и большой, свечой, и свет от неё распространялся всего на пару футов, но я и без того сидел в тёмной коляске.

И тут вдруг произошёл приятный сюрприз. Неожиданно у моей двери появился Мигель де Сото. Рассыпавшись в извинениях, он сообщил, что его компаньоны, имена которых он по-прежнему держал в секрете, согласились включить меня в число партнёров. Но ставка повысилась: теперь с меня запрашивали пятьдесят тысяч pesos.

Не приходилось сомневаться в том, что тут не обошлось без Луиса. Понимая, что вице-король не позволит ему убить соперника на дуэли, он хотел разорить меня, справедливо полагая, что потом ему легче будет нанять убийцу, который вонзит кинжал мне в спину. Сумма была несусветной, и я согласился на тридцать тысяч, причём три тысячи pesos в золотых дукатах, в знак серьёзности намерений, вручил де Сото сразу, пообещав собрать остальные в течение нескольких дней. Отдав золото, я захотел узнать более подробно о предстоящих вложениях.

   — Цены на маис растут не по дням, а по часам, — ответил дон Мигель.

Так оно и было. Маис с рынков почти исчез, в то время как склады были забиты битком. Судя по ворчанию моих новых слуг, это уже порождало в народе недовольство. Вне всякого сомнения, меня норовили впутать в аферу с продовольствием.

   — Мои компаньоны владеют зерном, хранящимся на складах. Мы контролируем распределение.

Понятно. Они придерживали маис, фактически обрекая бедняков на голод, для того чтобы взвинтить цены и, когда они достигнут максимума, сбыть товар с наибольшей выгодой. Что-то подобное я подозревал, но теперь, когда всё было высказано прямо, это ставило меня в затруднительное положение в отношении Елены. Ясно ведь, что подобная афера не могла осуществляться втайне от неё и без согласия вице-короля.

Заслышав шаги — Матео приближался, ведя с собой дона Сильвестро, — я внутренне напрягся и выглянул в окошко. Мой друг пропустил старика за ворота, а сам задержался, чтобы закрыть их.

Дон Сильвестро в одиночку направился к экипажу, а когда подошёл, я открыл дверь.

   — Карлос... — начален.

И в этот момент кто-то выскочил из темноты и смазал его рукой по лицу. Старик попытался схватить нападавшего, но тот оттолкнул его, и дон Сильвестро, слабый в коленях, непременно бы упал, не поддержи его вовремя подскочивший сзади Матео.

   — Вор! — кричал дон Сильвестро. — Он украл мой монокль!

Я выскочил из кареты и принялся вместе с Матео и возницей искать дерзкого грабителя. Но куда там — его и след простыл. К моему великому облегчению, Хайме справился со своей ролью отменно.

Я переглянулся с Матео и, собравшись с духом для предстоящего испытания, направился прямиком к остававшемуся у экипажа дону Сильвестро, а подойдя, заключил его в крепкие объятия.

   — Дон Сильвестро, — прочувствованно промолвил Матео, — как жаль, что вашу встречу после долгой разлуки омрачила эта гнусная кража!

   — Мой монокль! — причитал старик. — Этот негодяй утащил мой монокль, а другого у меня нет! Одному Богу ведомо, когда мне удастся раздобыть замену.

   — А я слышал, что с последним казначейским флотом прибыл шлифовщик линз, — заметил Матео. — Поищем его, правда, Карлос?

   — Карлос! — Старик потрепал меня по щеке.

   — Мы не допустим, чтобы это наглое ограбление испортило ваше воссоединение, — заявил Матео и, обратившись к вознице, приказал: — Трогай! Вези нас во дворец вице-короля. Весь город уже ждёт почётных гостей.

Всю дорогу до дворца Матео тарахтел не смолкая, а если я что-то и вставлял, то полумёртвый дон всё равно не расслышал и половины. Один раз Матео прикурил скрученную из табачного листа сигару от свечи, горевшей в застеклённом боковом фонаре нашей кареты. При этом он нарочно держал свечу так, чтобы она в темноте кареты высветила моё лицо.

На балу, надо полагать, всё будет залито светом, и испытать, не узнает ли меня старик, было предпочтительнее сейчас, чем на глазах у сотен людей.

   — Как вы думаете, дон Сильвестро, — заинтересованно осведомился Матео, — сильно изменился Карлос с тех пор, как вы видели его отроком?

Старикан подался вперёд и покосился на меня.

   — Вылитый отец, ну просто одно лицо! Сходство с отцом такое, что я узнал бы его среди тысячи молодых людей.

Я едва сдержался: мне захотелось перекреститься и возблагодарить Бога за тщеславное нежелание старого кабальеро признавать за собой слабости, присущие его возрасту.

Ну что ж, одно испытание было пройдено успешно, но я-то знал, что от трёх богинь, что свивают нити наших судеб, так просто не отделаться. По приближении к дворцовым воротам меня охватило странное чувство: я задумался о том, кем же являюсь на самом деле. «Кто настоящий отец его, знает ли муж хоть единый?» — помнится, спросил Телемах, сын Одиссея, у своего отца. А я всю жизнь задавался вопросами — и насчёт отца, и насчёт матери, и насчёт одетой в чёрное старухи, так жаждавшей моей крови.

Правда, отец Антонио частенько говаривал, что неведение иной раз может быть великим благом, и со временем я стал понимать, что это мудрое изречение.

Ибо сейчас я начинал бояться, что Бог пошлёт-таки мне долгожданные ответы.

В Севилье мне доводилось участвовать в разгульных пирушках актёров, но вот гостем аристократического бала мне предстояло стать впервые. У ворот дворца нас приветствовали разодетые в пышные мундиры офицеры дворцовой стражи, поспешно выступившие вперёд и сопроводившие нас к дверям. Там мы были переданы на попечение вице-королевским распорядителям и препровождены в бальную залу.

Правда, на глазную повязку и красный наряд Матео распорядители поглядывали косо, тем паче что броские шелка не могли скрыть его повадок головореза. Полагаю, что, не прибудь он со мной, почётным гостем, они сочли бы своим долгом позвать капитана стражи и спросить, следует ли допускать в благородное собрание столь сомнительную персону.

Путь в бальную залу пролегал через холл с огромными зеркалами, в которых отражался не только свет бесчисленных канделябров и факелов, но и сверкающее шитьё мундиров выстроившейся вдоль стен почётной стражи.

В конце холла, за высокими дверьми, находилась огромная трёхъярусная бальная зала, в которой поместилось бы не одно жилище, сравнимое с тем, что я снимал в настоящее время. Как и холл перед ней, зала была ярко освещена множеством свечей и факелов.

Стены и потолок, канделябры, лепнина — всё вокруг сияло серебром и позолотой, и, признаюсь, в первое мгновение всё это великолепие ошеломило меня. Мне было не так-то просто сохранить маску высокомерного безразличия, подобающую идальго.

Несколько сот человек прогуливались по помещению, беседуя и потягивая напитки, и, когда я появился на вершине широкой мраморной лестницы, все взоры обратились ко мне. Я почувствовал, как сильно колотится сердце. Сам вице-король подошёл ко мне и с величественным жестом возгласил:

— Сеньоры, сеньориты и кабальеро, позвольте представить вам дона Карлоса Васкеса де Монтерея, героя Веракруса.