Матео углядел тайник, где хранили те самые мешки для верчения, причём на некоторых из них даже сохранились следы серебряной пыли. Это, конечно, было сущей ерундой, но Матео вёл себя так, словно выявил неопровержимые доказательства страшных злоупотреблений, и с несчастным помощником управляющего говорил сурово и резко, недвусмысленно намекая на неминуемую тюрьму, а то и виселицу. К тому времени, когда они с Матео удалились в кабинет чиновника, бедняга весь позеленел и обливался от страха потом. Спустя мгновение Матео вышел, и мы «отбыли в Лиму».

   — Ну и сколько ты из него выжал? — спросил я, когда мы уже выбрались за дамбу и направлялись на юго-восток, в сторону Акапулько, собираясь, однако, вскоре купить лошадей и сменить направление. — Небось хорошо поживился?

Матео посмотрел на меня искоса.

   — Откуда ты знаешь?

   — А откуда я знаю, что солнце восходит по утрам? Ты ведь у нас кто? Picaro! Ясное дело, что ты не мог не содрать хороший куш с бедолаги, готового в ногах у тебя валяться, лишь бы не отправиться в застенок. Но ты, конечно же, изначально намеревался поделиться добычей с напарником.

   — Тысячу песо...

   — ¡Santa Maria! — вырвалось у меня. При нашей-то нищете это было целое состояние.

Я быстро произвёл в уме некоторые подсчёты. При скромной жизни этих денег должно было хватить нам обоим на год. Правда, Матео, имевший привычку вылезать из-за карточного стола, только чтобы завалиться в постель со шлюхой, мог пустить их по ветру за неделю.

   — Если мы будем благоразумны...

   — Мы удвоим эту сумму ещё до возвращения в лагерь, compadre. Эх, в былые времена знавал я одно местечко в Тескоко — уверен, оно и сейчас работает. Три игровых стола и пять самых красивых женщин в Новой Испании. Одна из них, мулатка с Эспаньолы, такое выделывает...

Я застонал и закрыл уши ладонями.

Оказалось, что способность Матео пускать деньги на ветер я серьёзно недооценивал. Спустя всего-навсего три дня мы покинули игровой притон в Тескоко с пустыми карманами и свежей кровью на клинке моего друга. Он уличил сына трактирщика в мошенничестве, и в результате нам пришлось пробиваться силой — не только из трактира, но и из города. Все местные жулики — кабатчик с сынком и слугами, альгвасил, явно состоявший с шулерами в доле, и пара дюжин их приятелей — пытались нас задержать, но, к счастью, безуспешно.

Когда мы покидали Тескоко со всей быстротой, на какую только были способны наши лошади, я приметил бродячую труппу из Мадрида, ту самую, которую мы ненадолго задержали на дороге в Ял any. Они, как это принято у бродячих артистов, установили на пустой площади, задником к одному из домов, предназначенный для сцены помост в пару футов высотой. Пространство перед остальными домами отводилось под стоячие и сидячие места — некоторые зрители смотрели представление также из окон, с балконов и крыш.

Вообще-то точно так же ставили в своё время comedias и мы, но именно при виде этого балагана меня вдруг осенило.

   — Акт второй! — крикнул я Матео, когда мы выезжали из города.

   — Что?

   — Да то, что я придумал, как разыграть второе действие! Специальная пьеса для монетного двора!

Он повертел пальцем у виска, давая понять, что я loco[9].

Я был счастлив вернуться к ремеслу автора комедий, даже если то были разбойничьи буффонады.

Для осуществления плана (а мы задумали ограбить монетный двор) нам могли потребоваться трое наших banditos amigos. То были тупые, жадные метисы, но без их крепких спин было не обойтись. Да и к тому же нам нужно было что-то делать с двумя пленниками. Проще всего, конечно, было их укокошить, но Матео сочувствовал испанцам куда больше, чем прочие. Поддавшись на его уговоры, я согласился приковать инспектора и его слугу цепями к стене пещеры и нанять по соседству индейцев, чтобы те дважды в сутки в течение десяти дней приносили им еду, а потом и вовсе отпустили обоих.

С индейцами, правда, пришлось повозиться — во-первых, объяснить, какова реальная стоимость монет, которые они получили, а во-вторых, удостовериться, что они действительно поняли, когда именно им следует отпустить пленников. Я дал индейцам десять камушков, по числу дней.

Занимаясь устройством пленников, мы одновременно засадили индейских женщин за работу, шить костюмы для нашей пьесы. Проще всего, разумеется, было получить разрешение на постановку пьесы благочестивого содержания. Мы выбрали произведение, близкое к autosacramentale, священнодействию, — религиозный сюжет из тех, какие обычно разыгрывают на праздник Тела Христова. Правда, наша версия включала в себя исполняемый Матео монолог с красочным описанием того, как Господь карает грешников, обрушивая на них громы и молнии.

Вероятность того, что эта пьеса привлечёт зрителей после первого представления, была ничтожна, но мы и не собирались давать больше одного спектакля. А религиозная тематика позволяла без проблем получить разрешение как от вице-короля, так и от святой инквизиции.

Нам опять требовалась маскировка, и Матео, актёр до мозга костей, предложил простой вариант:

   — Мирские монахи.

   — Мирские монахи? А что, такие бывают?

   — Существует баскский орден братьев-мирян, именующих себя Братство доброй надежды. Своего рода бродяги, но отнюдь не picaros — они странствуют, совершая добрые дела. У этих братьев в ходу мышиного цвета балахоны с капюшонами, бород они не бреют и волос не стригут, зарастая до глаз. Церковь не то чтобы поощряет их, но терпит, считая людьми безобидными. Главное, постановка мирской версии сюжета из Священного Писания — это как раз в их духе.

   — Браво, Матео! Ты гений. В этаких рясах с капюшонами даже эти тупые léperos сойдут за святош.

Матео усмехнулся и отпил большой глоток из своего неизменного бурдюка.

   — Эх, Бастард, говорил же я тебе — держись меня и ты получишь всё, чего заслуживаешь в этой жизни. Посмотри на себя — всего за пару недель ты превратился из разбойника в слугу, из слуги — в монаха, а скоро станешь кабальеро и не где-нибудь, а в Матери-Испании. Как только в наших карманах зазвенит королевское серебро и золото, мы поплывём в Севилью, эту королеву городов. Говорил я тебе, что улицы там вымощены золотом? А какие там женщины...

Однако до этого пока было далеко, а в настоящий момент нам требовались деньги: чтобы заплатить вице-королевским чиновникам за разрешение использовать свободную территорию рядом с монетным двором, на заготовку древесины для сооружения сцены, на уплату индианкам, которым предстояло пошить из грубых одеял мешковатые рясы с капюшонами.

По этому поводу я высказал свои соображения:

— Слушай, Матео, за этими шулерскими карточными столами в тавернах ты потерял столько денег, что хватило бы на три жизни. Разве не будет справедливо, если мы возместим часть этих потерь? И ещё — нам не помешало бы приобрести побольше опыта в обращении с чёрным порохом.

Мы присмотрели городок рудокопов, находившийся всего лишь в трёх днях пути от столицы. Пусть он был не так богат и велик, как Секатекас, но серебра на игральных столах в здешних тавернах ходило куда больше, чем в обычных городах, живущих за счёт ремесла и торговли.

Матео вошёл в таверну, а я тем временем направился к заднему входу, где один из метисов держал наготове наших лошадей. Выждав достаточно времени, чтобы Матео мог выпить и оглядеть столы, выяснив, где какие ставки, я положил под заднюю дверь пороховую бомбу, от души надеясь, что мой друг не забыл о том, что ему нужно держаться на противоположном конце питейного заведения. Как только громыхнувший взрыв обрушил дверь вместе с частью стены, я швырнул внутрь ещё одну бомбу и опрометью бросился к своему коню.