Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я налетел на жёлтую пташку и двинул наглеца по физиономии так, что он отшатнулся.

   — Ты сам баба, — сказал я ему; это было самое страшное оскорбление, какое можно бросить hombre, — и я употреблю тебя по назначению.

Он зарычал и потянулся за шпагой. Я схватился за свою — но слишком долго нащупывал рукоять, покрытую сложным узором. Поэтому, когда я вытащил оружие из ножен лишь наполовину, канареечный франт уже приставил свой клинок к моему горлу. Ещё одна шпага сверкнула между нами. Клинок наглеца был отбит в сторону, но Матео продолжал наносить молниеносные удары, пока не ранил молодого идальго в руку, заставив его выронить оружие. Друзья болтливого франта бросились было ему на выручку, но Матео атаковал их с таким пылом, что скоро все трое обратились в бегство.

С противоположного конца Аламеды прозвучал рог вице-королевской стражи.

   — Бежим! — крикнул Матео.

Я побежал вслед за ним прочь с бульвара, чтобы затеряться между жилыми домами. Когда звуки преследования затихли, мы направились к особняку дона Хулио.

Матео злился сильнее, чем когда бы то ни было, а я помалкивал, пристыженный неудачей. Ведь Матео предупреждал меня о том, что не следует строить из себя щёголя и таскаться с изукрашенным парадным оружием, а я его не послушался. Он имел право сердиться, ведь если бы не его молниеносный клинок, я наверняка истёк бы кровью прямо на Аламеде.

Когда мы оказались рядом с особняком дона Хулио, лицо моего друга напоминало вулкан, изрыгающий пламя, и я пробормотал извинения:

   — Ты предупреждал меня насчёт изукрашенного оружия. Но мне уж очень хотелось покрасоваться, вот я и отправился на прогулку франтом, забыв о том, что ты учил меня быть в первую очередь фехтовальщиком.

   — Пытался тебя учить, — поправил Матео. — Я же говорил тебе, что как фехтовальщик ты мертвец. Меня взбесила не твоя неудача в этой дурацкой стычке, а то, в какое положение ты поставил дона Хулио.

   — Дона Хулио? Но я же защищал его честь.

   — Ты защищал его честь? Ты? Полукровка, который только что выбрался из сточной канавы? Ты решил заступиться за честь испанского кабальеро?

   — Они не знали, что я метис. Все думают, что я испанец.

Матео схватил меня за горло.

   — Мне плевать, будь ты хоть самим маркизом дель Валье! Кодекс hombria требует, чтобы мужчина сам защищал честь своей дамы. — И он грубо оттолкнул меня.

   — Никак не возьму в толк, что я сделал не так?

   — Ты подверг дона Хулио опасности.

Я по-прежнему ничего не понимал.

   — Чем я мог повредить дону Хулио, защищая его честь?

   — Тем, что поставил его честь под сомнение, ты, недоумок-lépero. Дон Хулио не дурак — он знает, что его жена расставляет ноги перед де Альвой, и не перед ним одним. Фактически у них нет семьи, ты же сам видишь, что он предпочитает жить отдельно.

   — А почему тогда дон Хулио ничего не предпринимает?

   — А что он может сделать? Рамон де Альва — мастер клинка, он родился с кинжалом в зубах. А дон Хулио человек учёный, его оружие — перо. Если он вызовет любовника жены на поединок, то, считай, он мертвец. И дело здесь не только в де Альве. Если бы не этот наглец управляющий, нашлись бы дюжины других обидчиков, включая и явных дураков, с ухмылкой называющих его обращённым, будто это сродни проказе. Дон Хулио достойный человек. Но он умён и не лезет попусту на рожон, как делают глупцы. Ты же, нападая на кого-то от его имени, не только создаёшь повод для кровной вражды, но и привлекаешь внимание к интрижке между Изабеллой и де Альвой, вынуждая обманутого супруга предпринимать какие-то, вовсе не желательные для него, действия.

Я был до глубины души потрясён и буквально уничтожен своей глупостью.

Матео заметил это и вздохнул.

   — Но не горюй, не так всё плохо, как я расписал. Ты же не сказал этому прощелыге, почему на него напал, к тому же в городе ты пока новичок. Я узнал в одном из его приятелей брата дамы, с которой недавно познакомился. Завтра я скажу ей, что ты набросился на этого щёголя, приняв его за человека, распевавшего любовные серенады под окном у твоей невесты. Не называя имён, я распущу слух о том, что ты ошибся и сожалеешь об этом досадном инциденте. Конечно, если тот человек, которого я ранил, найдёт тебя, то всё равно прикончит, но, по крайней мере, никто не станет трепать имя дона Хулио.

Мы дошли до дома и остановились в прохладе внутреннего двора. Матео зажёг самокрутку из табачных листьев.

   — Но когда ты смотрел на де Альву, в твоём лице было нечто большее, чем возмущение из-за интрижки Изабеллы. Так можно смотреть на человека, надругавшегося над твоей матерью.

Упоминание о матери заставило меня вздрогнуть.

   — Мне было и раньше известно о связи между Изабеллой и де Альвой, — пояснил я и, посмотрев, нет ли поблизости слуг, рассказал ему о сцене, разыгравшейся на гасиенде Велеса.

Матео выругался, заявив, что если это правда, то Изабелла должна вечно гореть в аду.

   — И это всё? Ты зол на де Альву только из-за связи его с Изабеллой?

   — Да.

   — Ты лживый вонючий lepero. А ну немедленно скажи мне всю правду, а не то я отрежу твои яйца и скормлю их рыбам в фонтане!

Не в силах далее противиться, я сел на край фонтана и рассказал Матео обо всём — почти обо всём. Не упомянул я только о встрече с Марией в публичном доме. Всё это кипело в моей душе так долго, что теперь вылилось в бурном потоке слов и заламывании рук — непонятная вендетта старухи в чёрном, сообщение о том, что мой отец gachupin, расспросы Рамона де Альвы, убийство отца Антонио и устроенная на меня охота.

После того как я закончил, Матео позвал слугу, велел ему принести нам вина и снова зажёг вонючую самокрутку.

   — Давай на миг предположим, что добрый священник говорил правду и отец твой действительно gachupin. — Он пожал плечами. — Но в Новой Испании тысячи бастардов-полукровок: метисов, мулатов, есть даже потомки китайских женщин, привезённых на галеонах из Манилы. Бастард даже с чистой кровью не может наследовать своему отцу, если тот официально не признает его и не объявит своим наследником. Но если бы родной отец тебя признал, ты бы не воспитывался лишённым сана священником в сточных канавах Веракруса.

   — Я рассуждал приблизительно так же. У меня нет никаких прав по закону, и меня почти не считают за человека. Так что причина, по которой де Альва хочет моей смерти, остаётся для меня такой же великой тайной, как и то, почему некоторым охота вдыхать противный запах горелого табачного листа.

   — Табак успокаивает, когда рядом нет женщины, которая бы меня приласкала.

Матео встал, потянулся и зевнул.

   — Завтра тебе придётся вернуться на улицы Мехико и снова стать. А я должен купить пулькерию.

Обычно Матео необычайно щедр на советы — зачастую дурные, — и то, что сейчас он не предложил никакого решения в деле с Рамоном де Альвой, оставило меня... в растерянности.

   — И всё-таки, Матео, как ты думаешь, зачем де Альве было убивать отца Антонио? Почему он желает моей смерти?

   — Я не знаю, Бастард, но мы это обязательно выясним.

   — Интересно, каким же образом?

В ответ Матео уставился на меня так, как будто я спросил, какого цвета нижние юбки его сестры.

   — Да очень просто! Мы спросим его!

85

На следующее утро я с радостью снял испанскую одежду и облачился в лохмотья lépero. Я извлёк из своих запасов полученный от Целителя порошок, от которого распухал нос, перестал умываться и даже мыть руки. Однако мне всё равно надо было с неделю поваляться в свинарнике, чтобы вернуть истинное ощущение сточной канавы.

Мне не терпелось вновь опробовать свои старые навыки попрошайничества, но очень скоро меня постигло разочарование: люди проходили мимо и ни один из них не бросил в мою грязную ладонь даже самой мелкой монетки. О вывёртывании конечностей речь уже не шла. Меня могли узнать, да и суставы из-за отсутствия практики утратили былую гибкость.

19
{"b":"635141","o":1}