Женщина продолжала идти, пытаясь стряхнуть порошок рукой.

Я залез в карету и, когда она покатила по мощёной улице, оглянулся. Служанка шаталась из стороны в сторону.

Тот самый индеец-травник, у которого я приобрёл зелье, вызвавшее недомогание у Изабеллы, снабдил меня и йойотль, затуманить сознание приносимых в жертву? Когда-то Целитель с помощью этого средства отправил меня на встречу с богами.

Несколько минут спустя кучер, управлявший каретой, высадил нас с Матео возле дома свиданий, а сам уехал.

Мы вошли через неохраняемые ворота во двор и направились прямиком к парадному входу. Я потянул за верёвку, и внутри зазвонил колокольчик, такой громкий и звонкий, что мог бы сойти за церковный колокол. Через несколько мгновений домоправительница открыла дверь.

— Buenas tardes, senora[4], — сказала старуха.

Не говоря ни слова (впрочем, слугам и не требовалось отвечать), мы с Матео под видом очередной подружки Рамона и её служанки вошли в дом.

Мы были одеты в женское платье, а наши лица скрывали маски. Однако де Альва раскусил бы нас в один миг.

Да что там де Альва: мы не одурачили бы одноглазого пирата на расстоянии мушкетного выстрела. Но обмануть полуслепую и почти глухую старуху нам удалось.

Она оставила нас у подножия лестницы, которая вела к спальням, и побрела прочь, покачивая головой — не иначе как дивясь тому, насколько высокой и крупной оказалась новая любовница хозяина.

Спальню, предназначенную для любовных утех, было легко вычислить — там горели свечи, было постелено свежее бельё, а на столе выставлены вино и закуски. Мы сели и стали ждать.

— Помни, де Альва — прославленный фехтовальщик, — сказал Матео. — Если он успеет выхватить свой клинок, я убью его, но до этого он запросто может заколоть тебя.

Да уж, Матео всегда умел успокоить друга. И главное, с правдой не поспоришь. Разве он не утверждал всегда, что как фехтовальщик я мертвец?

Окна спальни выходили во внутренний двор. Мы увидели, как подъехала карета, как де Альва вышел, пересёк двор и исчез в крытой галерее, которая вела к парадному входу. Двое его слуг остались во внутреннем дворе.

Я уселся спиной к двери, за маленький столик с вином и закусками. Женскую одёжу мы сняли: правда, на мне осталась женская накидка с капюшоном, чтобы не спугнуть Рамона в первый момент, когда он откроет дверь. Шпага была зажата в моей руке — как и сердце. Самого де Альву я не особенно боялся, гораздо больший страх мне внушали те тайны из прошлого, которыми он мог владеть.

Дверь за моей спиной открылась, и я услышал тяжёлые шаги входившего в комнату Рамона.

— Изабелла, я...

Этот человек чуял опасность не хуже лесного кота. Не знаю уж, что в моём облике его насторожило, но он мгновенно схватился за шпагу.

Я вскочил со стула, взмахнув собственной шпагой, но прежде чем мы успели схватиться, Матео ударил Рамона рукоятью по затылку. Де Альва упал на колени, и мой друг ударил его снова, однако не очень сильно — с тем чтобы не убить, но лишь оглушить. Мы немедленно набросились на пленника с верёвками, связав ему руки за спиной. Другую верёвку Матео прицепил к круглой, огромной, словно колесо телеги, люстре, свисавшей с потолка. Затем мы, приставив де Альве нож к горлу, подтащили его под эту люстру и, приподняв, совместными усилиями поставили злодея на стул и накинули петлю ему на шею.

Теперь де Альва стоял на стуле; руки связаны за спиной, на шее — петля. Матео выбил стул из-под его ног. Де Альва закачался и задёргался, задыхаясь, люстра заскрипела, и с потолка посыпалась штукатурка.

Пока петля не удушила Рамона, я быстро подсунул стул обратно ему под ноги.

Поскольку у меня не было намерения убивать этого человека без крайней необходимости, то я не ограничился одной лишь маской, но также держал во рту маленькие камешки, чтобы изменить голос.

   — Около семи лет тому назад, — начал я, — ты убил в Веракрусе одного очень хорошего человека, священника по имени Антонио, и ещё ты пытался убить мальчика, которого этот Антонио воспитал. Зачем ты это сделал? Кто толкнул тебя на эти чёрные дела?

Де Альва в ярости изрыгнул грязное ругательство.

Я выбил стул у него из-под ног, и Рамон вновь закачался, а лицо его побагровело. Когда черты де Альвы исказились от боли и он почти почернел от удушья, я снова подставил стул.

   — Давай отрежем ему яйца, — предложил Матео и в подтверждение серьёзности своего намерения ткнул клинком в пах.

   — Рамон, неужели ты хочешь, чтобы мы превратили тебя в женщину? — спросил я. — Я знаю, что ты убил отца Антонио не по своей воле, а по чьему-то приказу. Расскажи мне, кто велел тебе это сделать, и можешь дальше развлекаться в своём борделе.

И снова ответом были лишь злобные ругательства.

   — Я не сомневаюсь, что один из вас тот самый мальчишка-бастард, — прохрипел пленник. — Так знай же, что я поимел твою мать, перед тем как убить её.

Я хотел вновь выбить стул у него из-под ног. Но когда я подошёл к стулу, де Альва пнул меня в живот. Его сапог угодил мне как раз под дых: я сложился пополам, пошатнулся и упал на пол.

Де Альва пнул меня так яростно, что сила инерции сбросила его со стула: он закачался, повиснув на люстре, и этот огромный светильник, выломив фрагмент потолка, рухнул на пол. Произошёл обвал штукатурки, меня ослепила туча пыли.

Яростно взревел Матео, увидевший сквозь пыль, как тёмная фигура де Альвы метнулась к окну. Рамон с разбегу запрыгнул на подоконник, вышиб деревянные ставни и, грохнувшись на каменные плиты внутреннего двора, громко заорал, призывая на помощь.

Матео схватил меня за руку.

   — Скорее!

Я побежал вслед за ним — сперва в соседнюю комнату, а оттуда на балкон. В руке у Матео была верёвка, на которой мы подвешивали де Альву. Он накинул петлю на столб, сбросил верёвку вниз и ловко соскользнул по ней на землю — чувствовалось, что Матео приобрёл этот навык, поспешно покидая чужие спальни. Я последовал за ним.

Спустившись на землю, мы первым делом избавились от одежды и масок и уже в своём настоящем обличье отправились в таверну, где уселись играть в primero, карточную игру, в которой Матео был отменным мастером просаживать деньги.

   — Бастард, сегодня вечером, помимо того что этот де Альва крепкий орешек, мы выяснили ещё один интересный факт.

   — Что же именно?

   — То, что он, оказывается, убил твою мать.

Я никогда не знал матери, не имел о ней никаких сведений, но утверждение этого мерзавца, что он её якобы изнасиловал и убил, должно было стать ещё одним гвоздём в крышку его гроба. С другой стороны, это заявление, пусть даже высказанное ради того, чтобы посильнее меня задеть, усугубляло тайну, окружавшую моё прошлое. Какое отношение имел де Альва к моей матери? Зачем было знатному испанцу убивать простую индейскую девушку? И самое загадочное — как Рамон вообще мог её убить, если она жива до сих пор?

   — Да, — покачал головой Матео, — теперь нам не скоро удастся снова заполучить де Альву для расспросов. Если вообще удастся.

   — Как ты думаешь, он свяжет нас с Изабеллой?

Матео пожал плечами.

   — Вряд ли. Скорее всего, решат, что Изабелла и её служанка пострадали от плохой еды. Однако от греха подальше, чтобы де Альва уж точно не мог усмотреть между нами и болезнью своей любовницы какую-либо связь, я сегодня же вечером отправляюсь в Акапулько.