Каждые десять лет со времён Конкисты начинались сильные ливни и происходило затопление города, — продолжал дон Хулио. — Несколько лет тому назад во время одного особенно дождливого сезона большая часть долины скрылась под водой и почти все жители покинули город — лишь непомерная стоимость строительства нового города помешала властям перенести Мехико на более высокую местность.
Давно уже возникала мысль о том, чтобы построить канал и проложить туннель сквозь горы и таким образом заблаговременно отводить дождевые воды, не дожидаясь, пока на город обрушится наводнение. Не удивительно, что разработку проекта поручили известному своими инженерными талантами дону Хулио.
— Как вы оба знаете, — сказал он нам, — я произвёл расчёты и начертил подробный план канала длиной в шесть миль от озера Сумпанго до Ночистонго, причём на протяжении четырёх миль канал этот представлял собой туннель, проходивший через горы.
— И эти планы воплотили в жизнь? — спросил Матео.
— Размер и расположение канала соответствовали моим расчётам. Однако, вместо того чтобы укрепить туннель железными сваями и проложить стены кирпичом, его обложили брикетами из глины с соломой, вроде тех, из каких индейцы строят свои хижины.
Лицо дона Хулио исказила печаль.
— Мы не знали, каков состав грунтов горы, которая, как оказалось, была подвержена обвалам. Я не участвовал непосредственно в строительстве, но мне много раз говорили, что при прокладке канала погибло множество индейцев. Их предсмертные крики будут преследовать меня, когда я буду гореть в аду за невольное соучастие в этом массовом убийстве.
К несчастью для согнанных на строительство индейцев, гора не представляла собой скальный монолит, но состояла из рыхлой и постоянно осыпавшейся земли. Я слышал, что прокладка канала стоила жизни пятидесяти тысячам индейцев, но чтобы не усугублять печаль и чувство вины дона Хулио, молча отвёл взгляд.
— Вы знаете, что дожди в этом году были обильными, не такими яростными ливнями, как в прошлом, но осадков выпало выше нормы. Произошло небольшое наводнение.
У меня сразу отлегло от сердца.
— Небольшое наводнение? Значит, всё не так ужасно, как мы думали.
— Увы. Из-за обвала туннель не мог отвести избыток воды, лишь слегка превысивший норму. И последствия наводнения могут быть ужасными.
— Но ведь можно что-то сделать? — заинтересовался Матео.
— Над этим я сейчас и работаю. Целая армия индейцев уже расчищает завал, латает разрушенные участки стен кирпичами и использует деревянные сваи для закрепления. Но едва мы успеваем справиться с одним обвалом, как в нескольких футах от него уже происходит новый.
— Чем мы можем помочь? — спросил Матео.
— На данный момент ничем. Мне нужно узнать побольше о том, как велось строительство, а в этом деле вы мне не помощники. Пройдёт не один месяц, прежде чем я что-то выясню, и даже тогда, возможно, не смогу определить точно, в чём проблема. Но если то, что я подозреваю, окажется правдой, вот тогда мне и потребуются ваши умения. Ну а пока что я получил новое задание от Совета по делам Индий. Необходимо проверить сведения о возможном бунте против власти его величества.
Вице-король связался с Советом и попросил оказать ему помощь, ибо ходят слухи о заговоре африканцев, рабов, мулатов и тому подобных, задавшихся целью поднять восстание, перебить всех испанцев и выбрать собственного короля Новой Испании.
Матео усмехнулся.
— Такие слухи ходят с тех пор, как я приехал в Новую Испанию. Мы, испанцы, просто боимся чернокожих, потому что они превосходят нас по численности.
Дон Хулио покачал головой.
— И всё же возможность восстания не стоит сбрасывать со счетов. Негры уже не раз поднимались против своих хозяев, жгли плантации, громили усадьбы, убивали владельцев.
Причём стоит взбунтоваться одной плантации, как мятеж тут же вспыхивает и на соседней. До сих пор эти бунты подавлялись, и очень жестоко, в самом зародыше, прежде чем рабы успевали объединиться и оказать солдатам вице-короля серьёзное сопротивление. Одна из причин их неудач в том, что до сих пор у мятежников не находилось вождя, который объединил бы разрозненные группы в повстанческую армию. Но похоже, теперь такой человек появился: известия о его подвигах распространяются среди чёрных, словно лесной пожар, и его почитают чуть ли не как бога.
— А зовут его Янага, — сказал Матео.
— Янага? — Я чуть не свалился со стула. — Не может быть!
— В чём дело, Кристо? Почему это имя тебя так удивило?
— Ну, я... мне приходилось слышать об африканце по имени Янага, беглом рабе. Правда, это было много лет тому назад.
— Этот Янага и есть беглый раб, по-моему, откуда-то из-под Веракруса, но имя Янага вообще-то весьма распространённое у африканцев. Ты долго укрывался на гасиенде и не слышал, что тут рассказывают об этом человеке. Этот самый Янага сбежал с плантации, укрылся в горах и за несколько лет собрал вокруг себя беглых рабов, которых мы называем cimarrones. Из них он сколотил небольшую шайку маронов, разбойников, которые подстерегают путников на дорогах между Веракрусом, Ялапой и Пуэблой.
Янага утверждает, что якобы в Африке он был принцем. Так это или нет, но он действительно прирождённый вождь, наделённый вдобавок незаурядным военным талантом. Говорят, что его банда насчитывает уже более сотни человек. Они не просто прячутся в горах, но занимают какую-нибудь деревню, а когда войска вице-короля наконец добираются до этого населённого пункта и штурмуют его, неся немалые потери, люди Янаги поджигают деревню и скрываются в джунглях. Несколько недель спустя они располагаются в другой горной деревушке, откуда и совершают набеги на лежащие внизу дороги.
Эти мароны донимают не только нас, испанцев, но и индейцев. Они похищают индейских женщин с целью заключения так называемых горных браков, когда женщин вынуждают — а иногда те соглашаются и по доброй воле — выйти за разбойников замуж. Недавно близ Ялапы мароны напали на купца, его сына и слуг-индейцев. Беглые рабы захватили ящик с деньгами, в котором находилось более ста песо. Молодой сын купца был убит во время нападения, ему отрубили голову, как и некоторым из индейцев. Нескольких индейских женщин разбойники увели с собой. Говорят, что какой-то марон выхватил младенца из рук одной женщины, разбил его череп о камень и насильно увёз мать на вьючном муле, которого тоже похитил у индейцев.
Предполагают, что тот налёт совершила банда Янаги, однако этого человека обвиняют в таком множестве нападений, что, для того чтобы их совершить, он должен был бы находиться в трёх разных местах одновременно. И эти рассказы повествуют о всё больших зверствах маронов, хотя, возможно, тут не обходится без преувеличений. Примерно в то же самое время, когда произошло ограбление близ Ялапы, подверглась нападению гасиенда неподалёку от Орисабы, где были убиты управляющий-испанец и несколько индейцев. Уцелевшие рассказывают, что, после того как управляющий упал на землю, раб раскроил ему голову мачете, а потом наклонился, зачерпнул руками кровь и выпил её. Это нападение тоже приписывают Янаге.
Мы с Матео подавленно молчали. Мне хотелось верить, что вожак маронов — это не тот Янага, которому я некогда помог освободиться, но я помнил, как владелец плантации смеялся над утверждением раба о том, что на родине он якобы был принцем. Впрочем, даже если это тот же самый человек, я не испытывал угрызений совести. Мароны появлялись по вине алчных и жестоких рабовладельцев, а никак не по моей.
Дон Хулио уставился в потолок и поджал губы. Когда он заговорил, мне показалось, что он прочёл мои мысли.
— Похоже, что Господь вдвойне воздаёт за зло, которое мы посеяли. В Новой Испании в двадцать раз больше испанцев, чем испанок, и естественно, что наши мужчины удовлетворяют свои плотские потребности с туземными женщинами. Прибавьте сюда ещё чёрных рабов мужского пола; их, между прочим, тоже в двадцать раз больше, чем африканок. И они тоже удовлетворяют свои потребности с индейскими женщинами. В результате в стране становится всё больше людей смешанной крови, которых все ненавидят и презирают, и не потому что они ходят, разговаривают и думают не так, как мы, но потому что они служат живым укором нашей алчности и насилию.
