Мать Всех Ветров вряд ли вмешается, — шепчу про себя, — но меня, надеюсь, простит. Ведь ради благого дела.

Зову своего демона.

Варга, помнишь как на ипподроме. Дай мне голос, так, чтобы всех их, — показываю рукой вниз, на площадь, — пробрало до печенок.

До печенок, — довольно хмыкнул демон, — это мы можем.

Встаю на самый край ступени, мой взгляд нацелился на надвигающуюся толпу. Чувствую бьющую оттуда злобу и ненависть, настолько сильную, что перехватывает дыхание. Успокаиваю себя, представляя каменное лицо богини. Грозное и скорбное. Именно так надо говорить с этими людьми. Развожу руки в стороны и начинаю.

— Остановитесь, дети мои!

Варга, по-моему, перестарался — звуковая волна ударила, сотрясая стены домов и разбивая окна. Толпа, ошарашенная падающим с небес голосом, мгновенно остановилась. Ярость на лицах сменилась страхом и непониманием, а голос по-прежнему грохочет над площадью, чугунным молотом вбивая каждое слово.

— Опомнитесь, неразумные! Как вы посмели принести оружие на мою площадь!

На лицах проступило озарение. Многие упали на колени, и над всей площадью пронесся благоговейный шепот.

— Матерь Ветров!

— Как посмели поднять оружие перед ликом моим! Нет вам прощения!

Теперь уже вся площадь на коленях, оружие брошено на землю и каждый старается отодвинуть его подальше от себя. Отовсюду несутся жалобные мольбы. Люди забыли про меня и не смотрят на маленькую фигурку у края лестницы. Все взоры устремлены к небу.

— Прости нас!

— Прости, Светлая Мать, нас неразумных. Из-за демонов все…

Мои губы разочарованно кривятся.

— Не там! Не там, глупцы, вы ищете демонов. Вглядитесь в глаза тех, кто звал вас к бунту, тех, кто дал вам оружие и вы найдете. Увидите! На самом дне, в самом темном уголке их поганой души вы узрите демонов.

Со злорадством отмечаю, как стащили с бочки горластого старика, как взметнулись к верху и пропали его голые ноги.

— Прости нас, Великая Мать! — По-прежнему гудит площадь.

— Прости!

Так, вижу, как серые послушники трибунала потянулись с площади — пришла пора быть милосердной.

— Прощаю вас, дети мои, ибо не ведаете вы, что творите, но спрошу строго с пастырей ваших, что допустили грехопадение и святотатство!

На перепуганных лицах впервые появляются радостные улыбки. С разных сторон теперь слышатся хвалебные крики.

— Ты великая!

— Ты милосердная!

Ну вот, совсем другое дело, а то заладили ведьма да ведьма. — Настроение улучшается. — Что дальше? Хорошо было бы разогнать всех по домам.

Делаю вдох, и мой голос проходится по головам ураганным ветром.

— Прощаю вас, но видеть боле на площади своей не желаю. Убирайтесь с глаз моих! Расходитесь по домам и молитесь о прощении грехов ваших!

Народ почти сразу начинает покидать площадь, кто как, кто ползком на коленях, кто пятясь задом и отвешивая поклоны, но пространство пустеет прямо на глазах.

Встряхиваю головой, сбрасывая напряжение и прогоняя Варга из своего сознания. Он послушно уходит, оставляя как обычно тошноту и головокружение. Минуту прихожу в себя, а затем оборачиваюсь назад. С удивлением обнаруживаю Лидарона, стоящего на коленях. Губы лихорадочно шепчут молитву, лицо застыло в благоговейном экстазе.

Ну, а что ты хотела, — говорю себе, рассматривая склоненную голову короля, — твой муж такой же продукт своего времени, как и остальные.

Кстати и остальные, вся свита и гости, все склонив колени, молятся, заполонив пространство под колоннадой.

Устало присаживаюсь на ступеньку, чувствую такую дикую усталость, что даже рукой не могу пошевелить. Надо передохнуть, заодно может и молитвенный экстаз закончится.

Изредка посматриваю на короля и свиту.

Вроде бы никто не связал звучащий голос со мной. Вон как усердно молятся, давненько видать так искренне не отбивали поклоны.

Прислушиваюсь, с одной из улиц доносится нарастающий топот лошадиных копыт. Через мгновение на опустевшую площадь, грохоча подковами по мостовой, вылетает первый отряд рыцарской конницы.

— Вот и кавалерия. — Киваю поднимающемуся Ристану. Счастливчик единственный кто не молился и не падал на колени, но это понятно. Спасибо хоть вопросы не задает.

Он садится рядом, и мы вдвоем смотрим, как обескураженные рыцари вздыбливают коней и гоняют редких горожан не успевших покинуть площадь.

— Надеюсь на сегодня все. — Говорю, даже не смотря в его сторону. — Больше мне уже не выдержать.

Счастливчик молча кладет свою ручищу на мою ладонь и лишь сочувственно пожимает.

Огромный зал переполнен светом. Тысячи свечей только в семи великолепных люстрах, блистающих где-то под высоченным арочным потолком, не меньше в тяжелых бронзовых светильниках, развешенных вдоль стен. Бесконечный п-образный стол ломится от еды и вина. Королевская казна решила не мелочиться. Ведь завтра решится все, или незачем будет экономить, или не для кого.

Я успела лишь сменить платье и умыться, мы слишком задержались. Вообще сегодняшняя церемония войдет в историю по количеству заглавных «впервые». Первое в истории королевства покушение на королеву, впервые пролилась кровь у храма Матери Ветров. Слишком много событий и нервных потрясений. Все устали, жаждут поскорее усесться за стол и накинуться на еду и вино, но не могут бедолажки, вынуждены ждать жениха и невесту. Первыми к столу должны пройти король и королева, а мы все не идем. Во-первых, я переодевалась, во- вторых, я расклеилась, и мне надо было побыть в одиночестве. Выставив всех за дверь, забралась с ногами в кресло и сидела в нем в полной темноте, пока не пришел Ристан. Кроме него никто войти не решался, после сегодняшних событий меня стали реально побаиваться. Представляю, что обо мне рассказывают в дворницкой или на кухне, что-нибудь типа — она перегрызает зубами горло и ест на завтрак младенцев.

Счастливчик меня не боится, он молча зажег свечи и, ничуть не смущаясь моих обнаженных плеч и шелковых нижних юбок, присел на корточки рядом с креслом. Два голубых глаза на изуродованном лице нашли взгляд испуганной, безумно уставшей женщины и мягко по-доброму улыбнулись.

— Ты спасла сегодня этот город. Спасла тысячи невинных жизней. Я горжусь тем, что служу такой королеве. — Наглец произнес это так, словно вручил мне нобелевскую премию. Сказал, поднялся и пошел к выходу.

Вот засранец, — во мне шевельнулось беззлобное раздражение, — он гордится, видите ли, а ты изволь соответствовать. Даже покапризничать не дадут, тогда какая радость быть королевой.

— Ладно, зови всех. — Мой крик застал его уже у самых дверей.

Счастливчик молча распахнул двери, в которые тут же ворвались мои фрейлины во главе с Неей. Новое платье мало отличалось от старого, такой же голубовато-серый цвет, глухой воротник и дурацкое жабо на груди. Этакая викторианская статс-дама. Тьфу! Но спорить не было ни сил, ни времени. Я благодарна уже за то, что с меня сняли, наконец, этот чудовищный «хиджаб».

Все торопятся, суетятся. Чувствуется, что где-то совсем рядом гремит гром королевского гнева. Плевать, пусть поорет!

Волосы зачесаны назад и элегантной волной убраны в золоченую сетку. Выходим. Девочки нервничают, стараясь всеми силами ускорить мой шаг, но я пресекаю эту возню на корню.

— Не дергайтесь!

Анфилада, лестница, коридор. Гулко стучат каблуки по мраморным плитам. Вот и парадная приемная, перед нами распахиваются двери. Король, красный и злой как черт, выскакивает, будто караулил у замочной скважины.

— Ну, наконец-то. — У него на лице написано нестерпимое желание поскандалить.

Не хочешь быть жертвой, нападай первой — вот золотое женское правило. Поэтому сходу заявляю.

— Сколько вас можно ждать, Ваше Величество, если вы король, так остальных можно за людей не считать? — С интересом наблюдаю, как у Лидарона отвисает челюсть.