Конечно, как он может кого-то послать. Надо будет самой написать Лириану, а то пропадет хорошая идея.

Нагибаюсь и прохожу в раздвинутый Веронеей полог и сразу же попадаю в совсем другой мир. Яркое солнце нещадно бьет по глазам, а рев толпы врывается в голову штормовым гулом.

Мать честная, полный аншлаг. Обвожу взглядом забитую до отказа рыночную площадь. Весь город собрался посмотреть на меня.

Ристан берет мою руку и ведет к небольшой площадке, оцепленной его гвардией, там, на импровизированном помосте стоит одно кресло, надо понимать, мое. Иду мимо орущей толпы, руки людей просовываются через частокол гвардии и стремятся дотронуться до меня. Страшновато это, скажу я вам, сотни рук, грязных, исхудалых, в оборванной одежде тянутся к тебе, а за ними кричащий в восторге рот и радостно распахнутые глаза. Стараюсь приветливо улыбаться, хотя хочется броситься обратно в шатер. Магическая сталь отвечает на касания голубыми сполохами.

Дай мне силы, господи, бормочу про себя и вдруг буквально чуть не останавливаюсь.

Из толпы на меня смотрит парень. Вылитая копия Роя, те же широкие скулы, светлые песочные волосы до плеч, голубые глаза. И улыбка, это же его улыбка! Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать. Рой! Прохожу мимо, а голова все еще не хочет поворачиваться и смотрит назад.

— Ваше Высочество, внимательней. — Ристан придерживает меня, не давая оступиться на неровной дороге.

Усаживаюсь в кресло и складываю руки на коленях. В чем преимущество доспехов, усмехаюсь про себя, в том, что не ссутулишься и не расслабишься, ногу на ногу не закинешь, сидеть можно только прямо, словно кол проглотила. Следить за осанкой не надо, это плюс, а вот почесаться очень хочется, и никак, это минус.

Десятки тысяч любопытных и восторженных глаз пожирают меня и ловят каждое движение, а у меня в голове только Рой. Как он сюда пробрался? Зачем? В городе он в смертельной опасности. Сейчас я его не вижу, очень хочется встать и поискать его глазами, но сдерживаюсь, уговаривая себя. Если он не хочет чтобы его видели, то хоть что делай, не увидишь, он же истмари. Искусство маскировки у него в крови. Сижу все равно с трудом, словно шило в заднице, все время подмывает вскочить и броситься его искать.

Но вот ударил гонг, и пошли просители, собираю всю волю в кулак и сосредотачиваюсь на людях. Один, второй, третий, все рассказывают одно и то же, как война разорила их хозяйство, как выгнала на улицу и в каком бедственном положении они сейчас. Поначалу я вникала, но скоро устала, и мысли мои стали улетать в сторону. Сижу, просто киваю и важно распоряжаюсь выдать в помощь небольшую сумму. Иногда просят за мужа или отца сидящего в тюрьме, тогда, если на нем нет крови, приказываю выпустить и записать в армию. Как там говорил усатый вождь народов, пусть кровью искупит. В общем, смотрю, всех такое правосудие устраивает и, в целом, дело нехитрое. Успокоилась, расслабилась, насколько это вообще возможно в стальной скорлупе, как вдруг выходит женщина падает на колени и просит вернуть мужа. Я сначала не поняла, думала он в тюрьме. Спрашиваю.

— Где твой муж сейчас?

Она поворачивается и показывает на плотного мужика, стоящего в первом ряду.

— Вот он.

Повела глазами в сторону мужчины, затем опять на просительницу. Вроде не шутит, на блаженную тоже непохожа.

— Встань, — говорю, — имя назови да расскажи толком, в чем дело.

Оказывается, зовут ее Истера, и пришли она в город с семьей. Она, муж и трое детей, дом и хозяйство бросили, еле-еле сами ноги унесли. Жили на ипподроме. Рядом с ними остановились их соседи по деревне, только этим повезло больше, у них и скотина сохранилась, и денег немного, зато другая беда. У дочери заболел лихорадкой и умер муж, вот молодая вдова, недолго думая, и увела у соседки мужика.

Н-да, думаю, это скорее из телешоу, чем из зала суда. Что делать? Женщина стоит передо мной и так мне ее жалко, что чуть слезы из глаз не льются.

— Где же дети твои? — Спрашиваю только, чтобы время потянуть, может что-нибудь и придет на ум.

Истера бросает взгляд в толпу, и из-под людских ног выкатываются трое малышей от десяти до пяти. Грязные, оборванные и такие тощие, что только кожа да кости. Они вцепляются в мамину юбку и рвут меня своими огромными детскими глазищами.

Мне становится еще хуже, киваю своей охране.

— Мужа ее приведите.

Через пару минут тащат, да не одного, а с молодой девахой. Та вцепилась в мужика, не оторвать. Гвардейцы у Ристана ретивые, только прикажи, готовы порвать любого. Притащили обоих, бухнули на колени, так что пыль поднялась столбом.

Морщусь от такого чрезмерного усердия.

— Отпустите их.

Мужчина с молодухой поднялись, в глаза не смотрят, взгляд в землю, как прибитый. Рассматриваю мужика — типичный крестьянин, на Казанову не похож никак. Сразу видно, поманили достатком, он и сломался. Вон как на детвору свою глазами стреляет. Скучает, поди. Но все эти мысли никак моего отношения к нему не меняют.

— Ты! Смотри на меня. — Жестко цепляю его взглядом.

Мужчина поднимает испуганные глаза. В них полный сумбур. Возвращаюсь взглядом к женщине.

— Ты хочешь, чтобы он вернулся к тебе?

Слышу робкий просящий голос.

— Да.

Поворачиваюсь к молодухе.

— А ты? Тоже хочешь оставить его себе?

— Да. — Ответ звучит громко и уверенно.

Я в нерешительности задумалась и вслед за мной притихла вся площадь, заинтересовавшись происходящим. Слышен лишь шепот в одну сторону.

— Ну, что там? Что?

И волной от первых рядов откатывается назад.

— Бабы мужика делят.

— И что?

— Королева решает, кому отдать?

Наконец отрываюсь от раздумий и адресую вопрос мужчине.

— А ты, с кем хочешь остаться?

Тот пожимает плечами и отвечает скомкано и неуверенно.

— Дак, не знаю я. — Мужик разводит руками.

Злюсь на всех, и в первую очередь на себя. На кой черт, мне все это надо. Что это значит — не знаю. Как я могу решать за них. Они взрослые люди и, вообще, не мое это дело. Хочется послать всех куда подальше, но тут мне приходит на ум одна мысль. Поднимаю руку, призывая к тишине.

— Раз уж вы обе хотите одного мужчину, то пусть будет по-вашему. Ты, — показываю на женщину, — получишь голову и сердце, то чем руководствовался он, когда выбирал тебя. Ну, а ты, — киваю в сторону молодой вдовы, — все остальное, включая его член, поскольку выбирая тебя, он у него был за главного.

Толпе идея понравилась, и вместе со смехом мое решение понеслось куда-то вглубь человеческого моря. Ристан лишь на мгновение заглянул мне в глаза, а затем, вытащив меч, шагнул к осужденному.

Мужчина понял смысл услышанных слов, только завидев обнаженную сталь. Он позеленел, затрясся и упал на колени.

— Помилуйте, королева, не ведал я, что творил.

Сохраняю ледяное надменное молчание. Крепкие деревенские ребята хватают мужика и тащат к плахе. Тот орет не своим голосом, а толпа ревет от восторга. Никогда не верила в это, но сейчас вижу своими собственными глазами — толпа, это дикий зверь, пьянеющий уже с одного запаха крови.

Мужчина цепляется за свою подругу, но та в страхе шарахается в сторону, и его пальцы оставляют в земле глубокие борозды.

— Помилуйте!

Грубые ладони впечатывают его голову в деревянную колоду. Вжик! Ристан крутанул своим клинком.

— Стойте! — Раздается яростный женский крик.

Истера падает на колени и с воем ползет ко мне.

— Молю тебя, Королева, отпусти его! Дура я, не понимала чего просила. Не губи! Раз так, пусть уходит, смерти его не хочу. Отпусти, слезно тебя прошу.

Делаю знак Ристану, и тот с иронической усмешкой в глазах прячет клинок в ножны. Гвардейцы рывком поднимают мужика на ноги, но у того подкашиваются дрожащие колени, и он падает обратно в пыль.

— Благодари жену свою, любит она тебя, дурака. — Говорю, а сама думаю, не переборщила ли, так ведь у человека и удар может случиться.