Он сжал кулак и погрозил притихшим половцам. Оба хана, хоть и без большой охоты, но согласились, понимая, что продолжать ссору с русскими сейчас было бы неразумно.

На этом совет был закончен.

Неожиданная эта свара не на шутку обеспокоила Мстислава Мстиславича. Она грозила подорвать остатки доверия, которое в таком большом войске было необходимо. Но мысль о том, что над половцами нужно поставить своего человека, высказанная Мстиславом Мстиславичем в запальчивости, нравилась ему всё больше. Теперь главное было — выбрать такого человека, чтобы его начальство было принято половецким полком безоговорочно. Своего близкого человека, мечника Никиту, можно было бы поставить на это место, и он справился бы, но уж очень не хотелось отпускать его от себя. Привык в бою полагаться на верного Никиту, который защищает спину.

Чем больше думал Удалой, тем прочнее он утверждался в убеждении: сотник Олёшка Микулич — вот тот человек, что сможет взять расхлябанную толпу половцев в свои крепкие руки. Олёшка был огромного роста, необычайной силы и нрав имел крутой. Он был смоленский, из дружины Владимира Рюриковича, и с князем предстоял большой разговор: Мстислав Мстиславич не был уверен, что князь Владимир отдаст лучшего своего воина, когда решающая битва уже близко. Не говоря о том, что сам Олёшка мог заартачиться и отказаться покидать свою сотню. Князь Удалой, хоть и был главным в войске, но приказывать сотнику всё же не мог.

Тем же вечером с князем Владимиром Рюриковичем состоялся разговор. Как и ожидал Мстислав Мстиславич, князь Владимир без восторга отнёсся к такому предложению. Его всё же удалось убедить, что это нужно для общего дела, посулив притом добрую часть половецкой добычи. Позвали в шатёр самого Микулича. Тот пришёл, отвесил князьям поклон и встал возле полстницы, слегка пригибаясь — шатёр для его роста был слишком низок.

   — А чего же? — сказал он после небольшого раздумья. — Возьму. Они, княже, у меня не забалуются. Я их знаю, собачьих детей. Ты меня только сведи к ним да огласи, князь Мстислав, а дальше я уж сам.

Видно было, что для Микулича такое предложение, сделанное самим Мстиславом Удалым, было лестно. Смоленский-то князь уж сколько лет держал его в сотниках, никак не повышая. А тут — сразу в воеводы, что ли? Правда, начальствовать предстояло над ненадёжными половцами. Но это Олёшка вообще не считал за трудность.

После этого разговора на душе у Мстислава Мстиславича стало полегче. Он тут же сходил с Микуличем в половецкий стан и представил половцам нового начальника, при всех назвав его воеводой. Олёшке назначение было по сердцу, и он сразу принялся наводить свой железный порядок. И первым делом заставил новых подчинённых разом укладываться спать, чтобы хорошенько отдохнули перед завтрашним днём.

Постепенно над степью разливались сумерки. Затихал шум в обширном русском стане, всё явственнее можно было различить мирный стрекот ночных кузнечиков, даже соловей, непонятно как здесь оказавшийся, выводил свои коленца где-то в кустарнике над речкой. Завтрашний день, последний день мая, обещал быть тихим и знойным, как и полагается перед наступлением лета.

И прошла ночь, и наступило утро.

Выполняя свою задумку, Мстислав Мстиславич сам поднялся чуть свет и сразу поднял свою дружину. Нужно было выходить в степь, начинать поиск.

Ратники были почти все готовы, и сборы не заняли много времени. Вскоре полк, возглавляемый, как обычно, Мстиславом Мстиславичем и молодыми князьями, направился вниз по течению Калки, вдоль берега, к тому самому месту, где располагался брод. Здесь монгольский отряд легко ушёл от преследования.

По ходу следования русским воинам приказано было молчать, чтобы не создавать лишнего шума, и поглядывать по сторонам, выискивая противника. Впрочем, настроения вести разговоры и так ни у кого не было. Ехали сосредоточенные.

Через час примерно такого неспешного продвижения достигли брода. Здесь Мстислав Мстиславич велел переходить на другой берег. Возможно, монголы уже поджидают там — с небольшим ли отрядом или со всем войском — а, может быть, там, в степи, и нет никого.

Взобрались вверх по отлогому берегу.

Да, степь была открыта, но пуста до самого окоёма. Хоть бы один монгол показался вдали! Даже и за таким одиночным всадником погнались бы — такое у всех было нетерпение. Даниил Романович, как самый горячий, настаивал: надо идти вперёд! За тылы можно не беспокоиться, ведь там целое войско стоит и, случись что, вскоре будет здесь. А надо идти искать противника! Должен же он где-то быть!

   — Или разделимся давай, князь Мстислав! Пойдём двумя отрядами, так мы их скорее отыщем, — предложил Даниил Романович тестю.

Поколебавшись немного, Удалой решил так: князь Даниил с товарищами двинется немного вперёд, а Мстислав Мстиславич пойдёт чуть сзади и в стороне. Это была необходимая мера против нападения монголов откуда-нибудь сбоку. Они ведь, пользуясь быстроходностью своих лошадок, могли всегда появиться неожиданно.

Разделились и тронулись.

Всё время держа зятя в виду, Удалой посматривал в его сторону — не заметил ли чего? Но время шло, а Даниил с другими князьями и дружиной всё так же спокойно двигались в отдалении. Можно даже было разглядеть, что они там о чём-то весело переговариваются, по-юношески забыв об осторожности. Смотрел Мстислав Мстиславич и по сторонам — и тоже, как и Даниил, не видел ничего подозрительного. И опять никакой степной живности сегодня по пути не приходилось видеть — ни лисиц, ни волков, никого.

Среди плоской степи радовала глаз только красивая гряда изумрудно-зелёных холмов вдали. Лёгкий ветерок колыхал траву, по ней катились ленивые волны, и, приближаясь к этим холмам, занятно было представлять себя плывущим по морю-океану на ладье к близкому и желанному берегу.

Наблюдая за травяными волнами, Мстислав Мстиславич чувствовал, как они словно убаюкивают его душу такими же ласковыми волнами тихой грусти. Уходит, утекает время, отпущенное Богом для жизни. Вот и голова стала уже седая, и сына единственного похоронил так давно, что уж и лицо-то его не сразу вспомнишь. Когда успела пролететь жизнь? Кажется, только вчера ещё был совсем молодым, радовался предстоящей женитьбе на красавице половчанке, без страха расхаживал под пение стрел по высоким стенам осаждаемого Всеволодом Чермным города, душевно пировал с молодой дружиной!

А теперь уж и внуки народились. Не верится, что стал дедом. Но вот оно, доказательство: молодой зять, князь Даниил Романович! Отец твоих внуков славный воин и умелый управитель своих владений!

Замечтавшись, Мстислав Мстиславич некоторое время глядел на Даниила, уже взобравшегося на дальний холм, и не сразу понял, отчего тот рвёт отчаянно меч из ножен и всё не может вырвать. Наверное, что-то там зацепилось, защёлку забыл отомкнуть.

Потом, охваченный тревожным предчувствием, Мстислав огрел своего коня плетью по крупу и бросил его вперёд. Конь вынес его на плоскую вершину невысокого холмика. Стало видно, что делается впереди.

Насколько хватало глаз — всё поле было покрыто монгольскими полками. Они стояли в боевых порядках, изготовившись к битве. Их было столько, что Удалому и в голову не пришло их считать — как, наверное, хлеборобу не приходит в голову считать колосья ржи на поле перед началом жатвы.

   — К оружию! К оружию! — изо всей силы закричал Мстислав Мстиславич.

Краем глаза, оборачиваясь к своему полку, он успел заметить, что отряд Даниила вместе с другими молодыми князьями уже устремился с холма на эти необозримые вражеские полчища. И сам бросился вперёд, одновременно сближаясь с отрядом зятя.

Словно гром грянул над степью — это всё монгольское войско разом издало боевой клич и потекло навстречу, осыпая русские ряды дождём стрел.

Через короткое время — сшиблись. Началась, закипела в степи битва. Пошла обычная ратная работа.

Но впервые в жизни вместо опьяняющего восторга битвы Мстислав Мстиславич, неистово орудуя своим топором, прорубаясь к отряду Даниила, чувствовал какую-то безнадёжность этой работы. Почему, ну почему не догадался поднять сегодня в поход хотя бы половину собравшегося у реки Калки войска, хотя бы треть, хотя бы четверть! Сейчас бы был совсем другой перевес в силах!