Мучительно для души оказаться вдали от родных мест. Вдвойне мучительно, когда бежишь, спасаясь от преследования. Но мучительно втройне, если бежишь через земли, тебе не принадлежащие и даже родственникам твоим, хотя бы отдалённым. Чужая земля не любит, когда по ней скачут чужаки. Приходилось то и дело останавливаться, разбивать шатры, напрашиваться в гости, нести подарки бабам, глядящим исподлобья, которых выдрать бы плетью, да нельзя, их мужьям тоже, тратя драгоценные вещи на этих не очень-то значительных для Котяна людей. Котян чувствовал, что чем дальше он будет углубляться в Русь, тем больше подарков ему придётся раздавать — и от этого душе было ещё мучительнее.
Он вовремя спохватился и стал приберегать разное узорочье из ларцов и цветастые ткани на платье. Русских очень занимали верблюды — целые толпы сходились посмотреть на невиданных зверей с двумя горбами, презрительно поглядывающих вокруг себя. Вот и стал Котян дарить хозяевам мест, через которые проезжал, верблюдов. Получалось и значительно, и не обременительно. Всё равно ему не сохранить верблюжье стадо там, куда он направлялся, верблюды там не живут.
Через великое княжество Владимирское, к тверским землям лежал его путь. Там, в городе Торопце, проживал сейчас зять, Мстислав Мстиславич, к нему и следовало обращаться, не только потому, что зять, а потому, что не было славнее витязя в русской земле, чем он. Родство с Удалым начало приносить плоды: узнав, что Котян — тесть князя, его пропускали беспрепятственно. В этих случаях, пользуясь расположением хозяев, Котян набивался в гости и за обеденным столом обязательно заводил беседу о новом враге человечества — монголах и Чингис-хане, уже успевшем завоевать полмира. Князь городенский, князь муромский, князья дубровенский и стародубский — все отнеслись к этому известию с должным уважением. А стольный город Владимир Котян объехал стороной, заплатив княжескому тиуну дорожную пошлину, кроме пары верблюдов дал ещё двенадцать ногат[14] золотых, — не хотелось встречаться с великим князем или братом его. Неизвестно, как бы отнеслись они к тестю Мстислава Удалого, когда-то крепко побившего их на Липице. Объехал Котян и город Переяславль Залесский, где брат великого князя, Ярослав, тоже мог находиться.
Чем ближе он подъезжал к Торопцу, тем легче делалось у него на душе. Кругом царило спокойствие, едва ли не сонное. По обеим сторонам подсохшей после весенней распутицы дороги, на полях крестьяне мирно работали, заканчивался сев. В лугах паслись стада коров, табуны коней, испуганно шарахавшиеся при виде верблюжьего стада, шедшего за обозом Котяна. Завидев его обоз, люди останавливали работу и принимались разглядывать диковинное шествие с любопытством. Иногда на дороге встречался отряд княжеских дружинников — тогда заводился разговор, всегда заканчивавшийся пожеланием доброго пути. Здесь уже не было человека, который не знал бы, что у князя Мстислава Мстиславича тесть — из половцев. Его пропускали без проверок и даже пошлины не требовали.
К Торопцу добрались уже под вечер, когда городские ворота закрывались. Издалека было видно, как возле моста через неширокую речку Торопу загораются костры, и на городских стенах расходятся для несения ночной службы дозорные. Пришлось прекращать движение и останавливаться на ночлег, чтобы на ночь глядя не вызвать в городе переполоха своим приближением. Котян жалел, что не выехал в город впереди обоза, сейчас бы, может, с зятем уже беседовал бы. Но оставлять обоз в чужой земле, хоть ты и Князев тесть, было нельзя.
Ночь прошла тихо, под яркими весенними звёздами. Сам Котян почти и не спал, всё думал про завтрашнюю речь, которую обязан произнести перед зятем. Главное — задеть какие-то струны в его душе, расшевелить его, потому что никто из русских не знает и даже не предполагает, с какой скоростью могут передвигаться войска Чингис-хана даже по безводным пустыням. Те, кто прибежал в половецкие степи с юга, рассказывали нечто несусветное — великую Красную пустыню монгольская конница преодолела за месяц, имея при себе только ту пищу и воду, что несла на себе. Нечистый дух ей помогал, не иначе. А что же говорить о благодатных русских землях, где коням и людям еды достаточно? Правда, здесь есть ещё и сами русские, которые не позволят монголам свободно идти по их земле. Но вот для этого-то и нужно их расшевелить как следует, рассказать им об опасности.
Утром, едва дождавшись, когда солнце поднимется на приличную высоту, Котян приказал трогаться с места и спокойным шагом двигаться к Торопцу, окружив себя оставшимся скотом, чтобы иметь вид ещё более мирный. Заметив приближающееся столпотворение, от городских ворот немедленно отъехала ему навстречу стража, но как-то сразу стало видно, что город не захвачен врасплох появлением неожиданных гостей. Воинское дело в Торопце было поставлено отлично, а значит, Мстислав Мстиславич действительно находился тут.
Так оно и оказалось. Узнав о том, кто едет, дружинники отправили одного в город — докладывать князю, а сами образовали вокруг Котяна нечто вроде почётного сопровождения. Ему это было и лестно, и гордость он ощущал перед своими жёнами и челядью, но всё же волновался, ожидая, как встретит его зять.
Мстислав Мстиславич, несмотря на годы и некоторую грузность тела, был всё ещё лёгок на подъём, поэтому, когда Котян въезжал в городские ворота, зять уже встречал его, сидя в седле и радушно улыбаясь. Да, годы не щадили его, как, впрочем, и Котяна. Но тесть, глядя на зятя, не мог не отметить про себя, что, хотя он и ненамного старше Мстислава Мстиславича, но всё же уступает ему весьма сильно, как старик юноше. Зять, по всему видно, перестал быть тем молодым человеком, которого можно было легко зачаровать словами, он не только возмужал, но и помудрел. Перед собой Котян видел не просто отважного витязя, но мужа государственного, способного различить — где свой, а где чужой. Пока что Мстислав Мстиславич разглядывал тестя с тем русским любопытством, в котором легко прочитывается вопрос: да, человече, видеть тебя приятно, а только что за этим кроется? Какие известия привёз ты в наше мирное царство? Уж не беда ли сидит на твоём плече, как ворон, нахохлившись и тревожно посверкивая глазом?
Приветствуя зятя, Котян мудро избег выказывать свои отцовские, покровительственные чувства. Правильнее было поздороваться, как с равным себе. Котян так и сделал. Через некоторое время, по русскому обычаю обняв дочь (растолстела у русских, ну ничего, они это любят), потрепав по бархатным щёчкам обеих внучек (ай, как выросли, скоро замуж продавать, впрочем, здесь это по-другому называется), старый Котян приказал нести подарки, заранее подготовленные для каждого родственника отдельно. Зятю, Мстиславу Мстиславичу, — саблю из далёких южных стран, золотом и каменьями отделанную, с клинком, покрытым, как паутиной, тончайшей вязью письмён и рисунков, да коня могучего, да медный с серебром нагрудник, жене его — тканей расписных, да посуды серебряной, дочерям — разной мелочи драгоценной. Внучки подарками обрадованы были, хотя немного и дичились деда, прибывшего из половецких степей.
Потом очередь дошла и до приближённых, до дружины княжеской каждому — ногата или кусочек серебра. Ларцы, с таким трудом доставленные сюда Котяном, стремительно пустели, приходилось время от времени шептаться с верным слугой Тюлгу, веля ему принести из обоза то тот ларец, то другой. Мстислав Мстиславич, видя такую щедрость со стороны тестя, широко улыбался, а в глазах его стоял всё тот же вечный русский вопрос: с чего это, милый тестюшка, ты так стараешься? Уж не войну ли с соседом затеял, а нас задабриваешь, чтобы помогли, в случае чего?
Через какое-то время, когда все были награждены, скот поставлен в княжеские стойла, люди Котяна размещены, а подарок, могучий гнедой жеребец, опробован лично князем в ходу и рысистом шаге (не слишком доволен остался князь, хоть и виду не показал), Котян попросил уединённой встречи — для разговора.
