По случаю приезда дорогого гостя ударили в колокола на звоннице Дмитровского собора. Во дворце поднялась суета — впрочем, с самого утра было так, то ли от того, что государь непривычно весел, то ли от предчувствия приезда давно ожидаемого гостя.

А вот и сам Ярослав вошёл, предшествуемый юным княжичем Александром, который торопился первым успеть к дяде. Сначала великому князю пришлось потискать мальчишку и только потом обняться с братом.

   — Ну, здравствуй, князь Ярослав!

   — Здравствуй, великий княже, — ответил Ярослав почтительно, глядя на Юрия Всеволодовича с улыбкой.

   — Как съездил? Достроил город-то свой?

   — Да что. Строим потихоньку. Ты, княже, прикажи там баню истопить, а то мы с мальцом в пути-то грязью заросли. Помыться бы!

   — Ну а как же, с дороги-то. Эй, там? — позвал Юрий Всеволодович. — Истопить баню для дорогого гостя! Да подавать на стол в большой горнице, нынче у меня праздник — брат с сыном приехали!

Слуги, ожидавшие у дверей хозяйского приказа, мгновенно бросились его исполнять.

   — Ступайте-ка, помойтесь, — благодушно произнёс великий князь. — А я тут насчёт стола прослежу да позвать кое-кого велю на пир. Нынче долго пировать будем. Ты про князя Мстислава Мстиславича слыхал?

   — Ты, княже, погоди гостей звать, — вдруг сказал Ярослав, нахмурившись. — Разговор у меня к тебе есть, да такой, что не для посторонних. Беседа важная.

Юрий Всеволодович приподнял левую бровь, удивившись. Привычку эту завёл недавно, и теперь, едва ему стоило чему-то удивиться, как бровь сама лезла вверх. Он и в зеркало глядел на себя — нравилось, очень получалось значительно. А сейчас удивился тому, что его-то новость, о том, как давний обидчик князь Мстислав неказисто управился своим царством, оказывается, не настолько любопытная для брата, чтобы он с ходу загорелся её выслушать. Ишь, строгий какой сидит.

Великий князь проводил взглядом брата и племянника и почувствовал на душе смутную тревогу. Неладные какие-то вести привёз князь Ярослав. Половцы, что ли, городок его пожгли? Да вроде нет, сам же сказал, что строится потихоньку...

В доме уже вовсю шли приготовления к большому застолью. По случаю Великого Поста мясного не полагалось, но с кухонь доносился густой рыбный запах. Юрий Всеволодович поморщился, хотел было сходить к кухарям, разбранить их, да передумал. Удалился в свою верхнюю светёлку, где иногда сиживал в одиночестве. По дороге отдал приказание, чтобы князя Ярослава, как из бани воротится, вели сразу туда. И чтобы за мальчонкой Александром присмотр был.

В светёлке сидя, он вдруг ещё раз подумал о том, как расскажет брату о неблагоразумии Мстиславовом, — и неожиданно для себя увидел всё это дело словно с другой стороны. А что, собственно, случилось? Ну не вышло у заклятого врага управиться с завоёванным Галичем — так он ведь, Мстислав-то Мстиславич, никогда и не был управителем земель! Его дело — мечом их защищать, а вовсе не править ими. Может, тамошние бояре, понимая это, и воспользовались, внушили венграм, что миром от Мстислава Удалого можно вдесятеро больше добиться, чем если войной на него пойти? Точно, так оно и было. И почему он, великий князь, решил, что у Мстислава не осталось ни дружины собственной, ни сил, ни огня в душе? Сказывали, что Галич теперь у молодого Даниила Романовича, а этот князь своё имение оборонить сможет и венграм все свои обиды припомнит!

Тут Юрий Всеволодович поймал себя на том, что судорожно вспоминает о собственных делах последнего времени — не обидел ли кого? Не нарушил ли слова княжеского? Не помогал ли какому злодею?

Он, великий князь Владимирский, как напроказивший отрок, заранее пугался того, что вот-вот появится некто старший с розгою в руке и тогда хочешь не хочешь, а укладывайся на лавку животом вниз. И хотя одно только злодейство знал за собой — даже не злодейство, а так, потворство злодею, — почувствовал, что кожа на спине так и пошла мурашками, будто в ожидании порки.

Князя Рязанского Глеба он не наказал! Хотя, по всему, сделать это был обязан! По всей Руси пронеслось дурное известие о том, что Глеб окаянный обманом заманил всю свою родню на пир да там их всех и перерезал! Не может быть, чтобы Мстиславу Мстиславичу об этом было неизвестно! А по его нраву следовало бы поступить единственно так: двинуться на Глеба, наказать его примерно, чтобы все о том узнали. Он, Мстислав Удалой, не принял бы во внимание, что злой или добрый, но Глеб сидел в своей земле, как пёс сторожевой, защищающий рубежи княжества Суздальского от дикой необузданной степи. Хотел Рязанского стола единолично, вот и избавился от родственников, оно для великого князя так и лучше, с одним князем дело иметь проще, чем с пятью. А то завели бы свару и половцев, словно волков, почуявших запах крови, пустили бы к себе, а там — и до Владимира рукой подать. Князь Глеб — злодей, но полезный, нужный злодей! Попробуй-ка разъяснить это Мстиславу Мстиславичу!

На лестнице, ведущей в княжескую светёлку, послышались осторожные шаги. Юрий Всеволодович узнал походку брата. Что-то быстро он обернулся. Или это просто время так незаметно за раздумьями пролетело?

Вошёл князь Ярослав один. Выглядел бы он совсем умиротворённым после баньки с мятным квасным паром, если бы не озабоченность во взоре. Войдя, поискал глазами место, где бы сесть.

   — С лёгким паром тебя, брат, — Юрий Всеволодович глядел выжидательно.

   — Спасибо, великий княже, — ответил Ярослав.

Полным титлом величает. Значит, действительно хочет нечто важное рассказать.

   — Ну, говори.

   — Не знаю, с чего и начать бы. Знаешь, брат, нехорошие какие-то слухи ходят у нас. — Он махнул рукой, видимо, в направлении своего строящегося городка.

   — И что за слухи? — спросил Юрий.

   — Разное говорят. Булгарские гости говорят, что разверзлась бездна, и вышло оттуда войско неисчислимое, а в бездну эту было оно заключено тыщу лет назад и запечатано Божьей печатью. Я и у наших попов спрашивал, они подтверждают. Был, дескать, такой воин Гедеон, он это войско победил и в бездне спрятал. И вот сейчас будто этой тысяче лет конец пришёл.

   — Не пойму что-то, — резко произнёс Юрий Всеволодович.

   — Я и сам не очень в это верю, про бездну-то, — сказал Ярослав. — А только люди говорят, что с юга сила идёт огромная, многие царства уже пали, и многие владыки ей покорились.

   — А откуда это известно? Какие такие царства? — стараясь не волноваться, спросил великий князь. Никогда его не посещала мысль о том, что где-то там, на юге, где и земля, наверное, кончается, есть какие-то царства, населённые неведомыми людьми и даже имеющие царей. Сколь же велика земля, если там, где она должна кончаться, никакого конца нет? Можно ли верить гостям булгарским?

   — Ты не смейся, великий князь, а слушай, — дрожащим от возбуждения голосом продолжал Ярослав, хотя Юрий Всеволодович и не думал смеяться. — Сведения эти пока что тайные. Мне за них даже заплатить пришлось. Если враньё — ладно, не обеднею с того. А вдруг — правда? Мне, брат, такого про это войско порассказали! Вроде бы в войске том люди все из железа, а глаза их огонь мечут, а питание им — человечина! И кони их тоже железные, и тоже людей едят, и травы с овсом им не нужно. И над этим войском главный кощей поставлен. Чибис какой-то, что ли. Чибис-каган, вроде так его зовут, не запомнил я. И весь ихний народ называется маголы, от Гоги и Магоги, говорят, произошли. И всё бы ничего, да уж больно их много.

   — А чего он хочет? Чибис-каган этот? — спросил Юрий Всеволодович.

   — Известно чего: всем миром овладеть и веру свою бесовскую понасадить кругом, а чтобы все ему прислуживали до скончания веков и детей малых отдавали в пищу. Это-то известно, чего он хочет.

Великий князь задумался, осмысливая услышанное.

Само по себе известие о приближающемся войске не выглядело необычным. Без войны нельзя, в конце концов. И дружина обленится, и кони застоятся, и славы воинской князю негде больше достать. Но то — война с известным противником: с половцами ли, с соседом ли. А брат Ярослав рассказывает что-то несуразное. Неужто прямо-таки едят людей неведомые воины?