Но в глубине души Мстислав Мстиславич не верил в то, что Константин выберет невмешательство. Не таков он был, князь Константин Всеволодович, чтобы отсиживаться в сторонке, когда дело дойдёт до его судьбы и чести. Но возможность его союза с братьями, хоть и малая, всё же существовала.

Если бы достаточным временем располагать, то Мстислав Мстиславич сам бы съездил в Ростов. Он знал: в личной беседе сможет убедить Константина в своей правоте. А времени-то и не находилось на такую поездку. Оставалось одно — послать к Константину надёжного человека. Честного и прямого, сознающего правоту Мстислава Мстиславича как свою собственную.

Долго искать и выбирать такого человека не пришлось. Решено было послать боярина Явольда.

Явольд был из новых людей, с Мстиславом Мстиславичем недавно. Пришёл он из-под Пскова и сразу завоевал расположение князя, признавшись ему, что восхищен воинскими его подвигами и справедливостью. Объявил, что готов со всеми людьми и имением передаться Мстиславу Удалому и верно служить ему. Участвовал в галицком походе и показал себя отважным воином. Князь ценил его ещё и за умение трезво и спокойно мыслить в самых отчаянных положениях.

Весьма довольный поручением, боярин Явольд сразу же отправился с небольшим отрядом к князю Константину Всеволодовичу в Ростов.

Мстислав Мстиславич начал спешить с подготовкой похода. Тем более надо было поторапливаться, что младшие Всеволодовичи вскоре должны были прознать о том, что против них затевается. Из Новгорода, пользуясь всеобщей занятостью и суматохой приготовлений, несколько богатых и знатных новгородцев, верные Ярославу, сбежали к нему. Это были те, кто готов был служить суздальской власти и во время голода сумел нажиться на общем горе, по несусветным ценам продавая имевшийся только у них хлеб. Имена сбежавших были в Новгороде известны: Володислав Завидич, Гаврила Игоревич, Гюргий Олексинич, Гаврилец Милятинич. И Ярослав, наслушавшись их доносов, даже стал готовиться к нападению тестя, первым делом решив засечься от него.

Пожалуй, нигде больше не применялось такое воинское средство, как русская засека. Простое и сравнительно легко сооружаемое, оно было поистине страшным и делало засеченную местность непроходимой и гибельной для любого, сколь угодно многочисленного и вооружённого противника.

Широкой полосой, по лесам и дорогам, через реки и озёра проходила засека. Подрубались тысячи деревьев, остро обточенные пни грозными жалами направлялись в сторону врага. Тысячи ловушек, расставленных повсюду — спрятанных в заросли, в ямы, выкопанные на каждой дороге и даже малой тропинке — таили в себе острые колья. Такими же кольями напрочь забивались озёрные и речные переброды. Конный ли, пеший, зайдёшь в такую дебрь — уж не выберешься, так и останешься там, наколотый на рожон, перебитый внезапно хлестнувшим по тебе гибким стволом, раздробленный упавшей лесиной, а то захлебнёшься, выпутываясь из скрытого под водою частокола, острия которого отовсюду в тебя или коня твоего вонзаются, в какую сторону ни кинься.

Да только всей этой затее князя Ярослава и трудам его людей суждено было пропасть зря. Про засеку эту Мстислав Мстиславич узнал от своих дозорных, каждый день приносивших ему подробные известия о военных приготовлениях зятя. Решено было гиблое препятствие обойти стороной.

Войско к Селигеру выступило в первый день весны. Тот день после долгой пасмурной непогоды выдался как на заказ — удивительно солнечным и ярким. Всеми это было оценено как добрый знак. Да иначе и думать было нельзя! Ведь шли на дело праведное!

Оказавшись на привычном для себя месте — во главе войска, Мстислав Удалой больше не сомневался в победе. На войне он всегда чувствовал себя уверенно и спокойно.

Поход, как и положено такому громоздкому и сложному делу, изобиловал всякими случайностями и неожиданностями. Через два дня после его начала, когда уже далеко обошли Ярославовы засеки, солнце вдруг стало палить едва ли не по-летнему, прекратились ночные заморозки даже, дороги размякли, снег таял. Пришлось двигаться более извилистым путём, чем хотели, — обходить пришлось налитые талой водой болота, ставшие небезопасными. Из-за этого почти сразу же стал отставать обоз да и само войско растянулось непозволительно: передний полк Мстислава Мстиславича, проходя по дороге, копытами коней превращал её в вязкую кашу, и задним по этой каше было идти куда труднее.

Потом несколько возов с припасами — хлебом и овсом, когда переходили по льду неширокую реку, проломили своей тяжестью истончившийся лёд и безнадёжно намокли, так что ни хлеб, ни овёс никуда теперь не годились. Сушить их было некогда и негде. Надо было пополнять припасы в окрестных сёлах.

Хорошо ещё, что случилось это, когда войско вступило в землю торопецкую. Здесь Мстислав Мстиславич был полным хозяином. Остановив на некоторое время продвижение вперёд, он разослал по округе отряды в зажитие, настрого приказав брать у людей только по возможности и самих людей не трогать. Не обижать зря.

Земля тут родила хлеб неплохо, да и по установленному Мстиславом Мстиславичем порядку крестьяне не были чрезмерно обложены податями. Отряды возвращались тяжело нагруженные. Запасы корма и для людей, и для коней были пополнены и даже приумножены. В Торопец князь решил не заходить: хоть и хотелось повидать жену, да время было дорого. И расхолаживаться не следовало.

Когда стали удаляться от Торопца, передовой отряд повстречал боярина Явольда с его людьми, возвращавшегося из Ростова, от князя Константина Всеволодовича. Вёз Явольд вести хорошие: Константин не только не колебался, раздумывая, выступать против братьев или нет, но предложение Мстислава Удалого принял с полным согласием. Это была самая дорогая весть для Мстислава Мстиславича. С этого дня он ещё больше уверился в победе и правоте предпринятого дела.

Всем войскам, однако, удалось соединиться лишь спустя долгое время — около двух месяцев. Мстислав Мстиславич, узнав, что младший брат Юрия и Ярослава, юный Святослав Всеволодович, с несколькими тысячами воинов осаждает его, Мстислава Мстиславича, город Ржевку, — немедленно двинулся туда всей силой.

В коротком и стремительном бою всё войско Святослава было разбито, а сам юный князь едва ушёл от победителей. Гнались за ним, да на притомившихся от похода конях не смогли догнать Святослава, чьи кони успели настояться в осаде.

Ну а где победа, да такая полная вдобавок, там и пиру победному положено быть! На радостях пировали, несколько дней на это ушло.

Потом войско Мстислава Мстиславича набрело на городок Зубцов, принадлежащий Ярославу. Можно ли было обойти сей городок, не взяв его и тем самым великую обиду князю Ярославу нанести? Конечно же, нельзя. Тут уж сами сели в осаду. Пришлось повозиться. Отряд суздальский в Зубцове был большой и отчаянный, а людей своих Мстислав Мстиславич жалел для главного дела и не гнал их на приступ, применяя другие средства, выкуривая неприятеля из осаждённого города.

Взяли, наконец, и Зубцов. Поскольку победа далась нелегко, то как было не увенчать сию победу пиром? Никак не возможно было не увенчать. Снова отдыхали и веселились несколько дней.

Потом никак не могли разыскать войско князя Владимира Рюриковича с его смолянами. Тот тоже не прямыми путями пробирался к Селигеру, где договорено было всем встретиться, включая и князя Константина, который выступил в поход сразу же после отъезда посольства боярина Явольда. Владимир же Рюрикович по дороге успел взять ещё два Ярославовых города на Волге. И был так же доволен ходом начавшейся войны. Хотя обоз Владимира Рюриковича, так же, как и обоз при войске Мстислава Удалого, из-за взятой добычи сильно увеличился и замедлял движение, и без того достаточно неторопливое, — то и дело приходилось останавливаться, дожидаясь, когда подтянутся отставшие.

Ну, как бы там ни было, встретились наконец. И к Селигеру подошли вместе, найдя там полки Константина, честно выполнившего обещание. Правда, пока без самого князя — Константин собирался присоединиться позже.