Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Кончина бездетного курляндского герцога Фердинанда положила конец мучительным колебаниям. Опустел курляндский престол. Как тут Меншикову в стороне остаться?

И хотя курляндский сейм уже избрал герцогом Морица, побочного сына польского короля, хотя вдовствующая герцогиня Анна Иоанновна — опустевший престол к новому избраннику вместе с её рукой переходил! — внешность и манеры Морица вполне одобрила, Меншиков, под предлогом смотра полкам, выехал в Курляндию.

27 июня 1726 года он прибыл в Ригу, и уже на следующий день приехала сюда из Митавы Анна Иоанновна.

Остановилась в коляске на берегу Двины и послала к Меншикову сообщить о своём прибытии.

Натянув на голову напудренный парик, светлейший князь облачился в мундир, завешанный орденами, и, оглянув себя в зеркале, вполне остался доволен. Когда мужчине под шестьдесят, он только внушительнее становится... Самая пора в достойное его звания супружество вступить... Понятное дело, что без семьи светлейший князь не жил, но ведь и саксонский граф тоже не холост, тоже разводиться с прежней супругой будет...

Однако на Анну Иоанновну ни полыхающий драгоценными каменьями мундир светлейшего князя, ни дородность его, ни многочисленный конвой впечатления не произвели.

Вытирая пот с красного, покрытого оспинами лица, поведала она Меншикову, что желается ей поскорей вступить в законный брак с графом Морицем, который утешение представить может, наружностью правится и манеры приятны имеет.

Нахмурился светлейший князь, слушая похвалы своему сопернику, но когда Анна Иоанновна пожаловалась на вдовство своё многолетнее, когда вспомнила попечение, которое — вечно достойныя памяти! — император о её замужестве имел, не выдержал.

— Экая ты дура, однако, ваше высочество! — учтиво сказал. — Ты ведь всё своё бабье глупство и выказала! Нетто блаженныя и вечно достойный памяти император для того трактаты об вашего высочества замужестве составлял, чтоб твою бабью слабость потешать?! Он о державном интересе попечение имел! А ты, ваше высочество, чего творишь? Её Императорское Величество, государыня Екатерина Алексеевна оного Морица для вредительства интересам российским допускать не изволит до герцогства Курляндского! Да и тебе, вашему высочеству, в супружество с оным Морицем вступать неприлично, понеже оный Морин рождён польским королём не от законной жены, а от матрессы. Это ведь и Её Императорскому Величеству, и вашему высочеству, и всей империи Российской бесчестно будет!

   — Что же делать-то, князь? — жалобно спросила Анна Иоанновна, и лицо, изъеденное оспинами, покрылось красными пятнами. — Нешто так и оставаться во вдовстве...

   — Её Императорское Величество изволят трудиться, — ответствовал Меншиков. — Во-первых, для интересов Российской Империи, чтобы оная всегда с сей стороны была безопасна. Во-вторых, для пользы герцогства Курляндского, дабы оное под высокою, Её Величества, протекциею состояло... И для того её императорское величество изволили указать сукцессоров, дабы ваше высочество избрала из того лучшее.

   — Известны ли мне сукцессоры эти? — заинтересовалась Анна Иоанновна.

   — Не только известны, но и видимы в настоящий момент! — галантно ответил Меншиков. — Меня, князя Римского и Российского, герцога Ижорского, всероссийского рейхс-маршала и над войсками командующего фельдмаршала, Государственной Военной коллегии президента, от флота Российского вице-адмирала Белого флага, Её Императорское Величество в сукцессоры назначить изволили.

Высохли слёзы на глазах герцогини. С интересом оглянула она осанистую фигуру светлейшего князя, задержалась глазами на хищновато-носатом лице. Разглядывая топорщащуюся полоску усов, задышала шумно... Вспомнила бал, устроенный князем в его дворце по поводу её бракосочетания с герцогом Курляндским. Там подавали пирог, из которого, когда пирог разрезали, выскочила карлица и начала танцевать менуэт на столе.

Шумную, весёлую свадьбу устроил тогда светлейший князь. Опившись, помер вначале сын Меншикова, а потом и супруг Анны Иоанновны. Облизнула губы герцогиня, вспоминая восхитительные подробности.

   — Дак нешто, князь, я против Её Императорского Величества, тётушки нашей бесценной ступить смею... — сказала она.

Разговор происходил на берегу Двины. Конвой светлейшего князя держался в стороне. Туда отослала вдовствующая герцогиня и свою девушку. Наедине вели беседу. Как будто просто вышли полюбоваться пленэром и встретились ненароком. Палило солнце. Душно гудели в высокой траве пчёлы. Волновала Анну Иоанновну идиллическая красота пейзажа. Жарко было в стянутой корсетом груди. В волнении взяла герцогиня светлейшего князя за руку.

   — Я так рассудила, Александр Данилович, — тяжело дыша, сказала она. — Прежнее намерение своё решила оставить и наивяще желаю, чтобы в Курляндии герцогом твоей светлости быть. При тебе и я во владении своих деревень надеюсь быть спокойна... А ежели кто другой избран будет, то как могу знать, ласково ли со мной поступит и не лишит ли меня, по легкомысленности своей, вдовствующего пропитания?..

Тяжело дышал охваченный любовным волнением светлейший князь. Наклонился и поцеловал руку будущей супруги. Посыпалась на платье герцогини пудра с его высоко взбитого парика...

Управившись с амурными делами, вернулся светлейший князь в Ригу, где ждала его новая напасть. Только что приехавший из Митавы Василий Лукич Долгоруков поведал, дескать, переговоры с сеймом зашли в тупик. Маршал утверждает, что депутаты разъехались, а те, которые остались, ничего сделать не могут — уничтожить выборы Морица никакой возможности нет...

   — Предъявил я им, Александр Данилович, и твоё имя, и герцога Голштинского, — вздохнув, сказал Долгоруков. — Тебя, князь, для веры они учинить герцогом не могут. А принца — для молодости. Конешное дело, коли бы по киршпилям[4] об имени твоём помянули, и инако выйти могло...

   — Они не помянули, так мы сами помянем! — отвечал Меншиков.

Как пылкий любовник, примчался ночью в Митаву, и утром неразумные курляндцы увидели, что город занят русскими войсками.

   — В Сибирь захотелось?! — гневно спросил Меншиков, когда маршал и канцлер предстали перед его грозными очами. — Объявите пока всем, что в герцогство будет введено на постой двадцать тысяч русского войска...

Наотмашь разили курляндцев аргументы светлейшего князя, и — кто знает? — может, и не устояли бы они, может быть, и стал бы Александр Данилович герцогом Курляндским и супругом племянницы Петра Великого Анны Иоанновны... Как бы тогда повернулась история России? Неведомо... Ибо этого не случилось... Зашевелились в Петербурге тайные недоброжелатели светлейшего князя, убедили императрицу не пренебрегать ради Меншикова хитросплетением европейских союзов и династических отношений. Не решилась императрица новую войну затевать — от прежних, которые супруг вёл, не отошла страна... Меншикову было объявлено, что принуждать курляндцев к новым выборам негоже, лучше Александру Даниловичу воротиться в Петербург, где ждут его неотложные дела.

Сильно недовольный вернулся светлейший князь в Петербург. Этакие ведь нестерпимые обиды творили ему — генералиссимусом не пожаловали, трон курляндский и тот не разрешили занять. Даже в Верховном Тайном совете и то первенство отняли — теперь там принц Голштинский председательствовал. Сунули, как нищему, Батурин с тысячью трёхстами дворами, да ещё две тысячи дворов Гдяцкого замка добавили — и всё... Прямо как в насмешку! Тут впору, подобно генерал-губернатору Ягужинскому, к гробу императора от такой обиды бежать да жаловаться. Только от гроба этого и так скверно в Петербурге пахло... Чего туда идти? Не Ягужинский, чай... Твёрдо знал Меншиков, что и небываемое — бывает... Кстати захворала тут чахоткой — этой болезнью мастеровых и уличных девок — императрица... Снова наступало время великих свершений...

2

вернуться

4

Лютеранская церковь.

12
{"b":"618667","o":1}