— Да ведь и я ему то же самое сказала! — хладнокровно ответила Анна Иоанновна. — Хватит уже, Яган, о том говорить. Волынский дурак и невежа есть, но тебе ли, Яган, с твоим умом, по нуги его невежества идти? Нешто и ты меня учить вздумал?!

Мудр герцог Бирон был. Не зря на конюшнях большую часть жизни своей провёл. Знал герцог, что одной уздой да шенкелями не всегда можно с кобылой справиться. Иногда и припустить поводья надобно.

Как будто сражённый громом, рухнул герцог к ногам императрицы, пропал, затерялся в складках тяжёлого платья, словно и не было его. Потом выполз откуда-то снизу с глазами, сияющими собачьей преданностью и восторгом. Все слова, которые лошадям любимым говорил, вспомнил и вслух повторил.

Словно лёгкое ржание вверху пронеслось. То засмеялась императрица счастливо и самодовольно, как смеются возбуждённые ласками женщины.

   — О всемилостивейшая, ваше императорское величество! — не теряя времени, проговорил Бирон. — Любой великий ум перед твоей мудростью ничтожество есть. Так правильно ты меня, пса своего верного, словами побила, что одно только и хочу сказать в защиту! Стеснялся я, по глупости своей, сказать, какое великое бесчестие мне Волынский сотворил! Пиита Тредиаковского из моего дворца самочинно вытащил и батогами избил!

Хотела было нахмуриться императрица. Но расслабленность, томность в теле была от ползающего у ног Ягана. Не хотелось хмуриться.

   — Ваську, што ль, побил? — томно спросила она, а пальцы её бездумно заползли под съехавший с головы герцога парик, перебирая его жёсткие волосы...

   — Не в том беда, что Ваську... — раздался глуховатый голос Бирона. — То бесчестье, что из моего дому вытащил. Если простится Волынскому такой проступок, то это будет первый пример безнаказательного оскорбления, нанесённого владетельному герцогу приватной особой. Это навлечёт на верного вашему императорскому величеству Ягана вечное бесчестье во всём свете. При всех иностранных дворах уже известно, как Волынский распорядился в моих покоях!

Задрожали плечи Бирона. Мокрым, то ли от слёз, то ли от слюны, стало платье императрицы.

   — Полно... Ну, полно, Яган... — перебирая жёсткие волосы герцога, сказала императрица. — Ну, полно же, говорю тебе! Пусть с ледяным машкерадом управится Артемий Петрович, и наладим следствие... Нешто можно так вольничать? Батогами пиитов бить? Нельзя такое... В морду бы кулаком сунул, если рифма худо поставлена, и будет... А батогами? Нет... Не позволю пиита своего батогами бить... Разве уж совсем осердит.

И небываемое бывает...

Чтобы убедиться в этом, в феврале 1740 года достаточно было прогуляться по Невской першиективе и спуститься к реке. Сразу за Морской академией посреди Невы вырос сказочный дом, на кровле которого размещалась украшенная статуями галерея. Перед домом выстроилась целая батарея пушек, за домом стоял слон, из поднятого вверх хобота которого бил фонтан.

И сам дом, и слои, и пушки — всё было ледяным и при этом как бы и настоящим. Пушки палили ядрами, которые на расстоянии шестидесяти шагов пробивали двухдюймовые доски. Внутри дворца, в ледяных комнатах, стояла ледяная мебель. В ледяных часах двигались ледяные колёса...

Когда же сгустились ночные сумерки, в доме, за окнами, сделанными из тончайшего льда, вспыхнуло множество огней, и ледяные стены наполнились изнутри светом, заполыхали, заиграли огнём, будто сложенные из драгоценных камней. Иссяк бивший из слоновьего хобота фонтан. Ледяной слон вскрикнул, и из хобота струёю ударила горящая нефть...

Видевшие сие чудо петербуржцы не верили своим глазам. Столь искусно всё было сделано, что, казалось, не могло быть произведено человеческими руками... Казалось, что дивным волшебством изменились все свойства замерзшей воды. С удивлением пересказывали друг другу зеваки, что позади ледяного дворца выстроена ледяная баня, и — это доподлинно известно! — баню топили и парились там на ледяных полках!

Трудно было поверить в такое, но горящая нефть изрыгалась из слоновьего хобота и из ледяных дельфинов у ворот, причудливым огнём озаряя и сам дом, и ледяные деревья, на которых сидели ледяные птицы...

Чтобы дополнить это чудо диковинной пестротой, свезли в Петербург со всех концов России татар и черемисов, чувашей и мордвинов, тунгусов и якутов, малороссийских и великороссийских крестьян... В праздничных народных одеждах пели они песни и водили хороводы возле ледяного дворца.

Что и говорить — на славу постарался устроитель славного машкерада Артемий Петрович Волынский. Всю Россию с её бесчисленными народами собрал вокруг ледяного дома, который «гораздо великолепнее казался, нежели когда бы из самого лучшего мрамора был построен», который «для ледяной прозрачности и синего его цвету на гораздо дражайший камень нежели на мрамор походил».

Зачаровало дивное строение и саму Анну Иоанновну. Сопровождаемая племянницей, поднялась в дом по ледяному крыльцу императрица. Вначале спальные покои осмотрела. Здесь, в передней комнате, туалетный столик с ледяным зеркалом стоял. Перед зеркалом шандалы горели. Больно глазам было от их ледяного сияния... В другой комнате находилась огромная, прикрытая ледяным одеялом кровать. В вырезанном из льда камине настоящим огнём горели намазанные нефтью ледяные поленья...

Все постельные принадлежности были так искусно изготовлены из подкрашенного льда, что не удержалась Анна Леопольдовна, потрогала подушку и тут же отдёрнула руку — ледяной подушка была, как и все в доме.

   — Понравилась постеля? — спросила императрица, заметившая движение племянницы.

   — Н-не знаю... — запнувшись, ответила Анна Леопольдовна. — Холодно очень.

   — Эка беда, что не жарко... — сказала Анна Иоанновна и пошутить изволила: — Может, отобрать у шутов хоромину да тебя с прынцем сюды поселить? Глядишь, и зачнёте скорее наследника...

Вздрогнула испуганно Анна Леопольдовна.

Залепетала, дескать, уже докладывала она дражайшей тётушке, что тяжела есть. Слава Богу... Не надобно посему в этый дом поселять... Холодно тута...

   — Экая ты дура, однако... — сказала Анна Иоанновна. — Шуток, и тех понять не можешь.

И, повернувшись, зашагала в другую половину дома, где разместилась гостиная. Здесь, в углах покоя, стояли ледяные статуи, у стены — поставец, заполненный выточенной изо льда посудой. Посреди комнаты — стол и два стула с резными спинками.

   — Крепки ли будут? — спросила Анна Иоанновна.

   — Извольте апробацию учинить... — ответил Артемий Петрович Волынский, выдвигая стул.

   — Садись, дура... — велела Анна Иоанновна племяннице.

Айна Леопольдовна не осмелилась ослушаться. Боязливо опустилась на придвинутый ледяной стул. Стул крепким оказался, только скользким очень.

По такому случаю на улице сразу из шести ледяных пушек залпом выпалили. Заложило уши от грома. В ледяном поставце зазвенела ледяная посуда. Одна рюмка с ледяной полки соскользнула, брызнули по полу ледяные осколки.

Вскрикнула испуганно Анна Леопольдовна.

Но тут же зажала ладошкой крик, увидев мрачно возвышающегося за спиной тётушки герцога. Сегодня герцог особенно угрюм и мрачен был...

Уходя из ледяного дома, ещё раз пожелала Анна Иоанновна в ледяную спальню заглянуть. Постояла там, протянув к огню в ледяном камине озябшие руки. Ещё раз изволила заметить, что и не знала, сколь много прочного материала в державе её пропадает, и никто до сих пор в дело употребить не додумался... Теперь первой засмеялась Анна Леопольдовна.

И опять невпопад. Оказывается, не шутила императрица.

А Анна Иоанновна сделалась вдруг задумчива. Видно было, что не хочется ей уходить из ледяного, построенного для калмыцкой дуры Бужениновой и шута князя Голицына дома.

Когда всё же покинули ледяные хоромы, Анну Леопольдовну то ли от холода, то ли от страха трясло. Всё по воле своей дражайшей тётушки Анна Леопольдовна делала. Замуж за сморчка принца Брауншвейг-Беверн-Люнебургского Антона Ульриха вышла... Ребёнка от него зачала... Коли тётушка приказала бы, легла безропотно на ледяную постель и прямо тут, среди льдов, и родила бы, хоть и не пришёл ещё срок рожать... А всё равно страшно было. За Антона Ульриха вышла замуж, а угодила ли тётушке — неведомо... Герцог Бирон шибко недоволен. Зачем за его сына Петрушу не пошла... Коли б тётушка велела, и за Петра Бирона вышла бы...