В какой-то момент пришли люди в черных костюмах и оранжевых строительных касках. Они рассказали Владу о том, как счастливые новоселы будут жить в «Городе солнца» и предложили ему хорошую квартиру. Им нужен был участок, на котором стоял дом Влада.

Влад хотел сказать им, что здесь строить нельзя, что уже пытались, до них, и даже вбили сваи. Но все, в одну ночь, ушло под землю вместе с экскаватором и будкой сторожа. Сторожа тоже не нашли. Он хотел рассказать им и про сторожа, призрак которого каждый год в день исчезновения появляется на пустыре оставшемся от стройки и ищет экскаватор, ковыряя палкой землю. Но сказать ни чего не смог.

Люди кричали, были даже угрозы, но Влад ни чего не сказал. Он чувствовал, что говорить может, но слова застревали у него в груди, словно боялись выйти наружу. Он чувствовал, что если заговорит, то потеряется что-то очень важное, может даже он, осквернит ту печаль, которая поселилась в нем.

Так прошло еще много времени. Влад сидел на веранде и смотрел за окно. Но прежнего ощущения захватывающей, всепроникающей тоски уже не было. Так бывает, когда ты еще не заснул, но уже не бодрствуешь, и тебя кто-то будит. Сна уже долго не вернуть.

Незаметно наступила осень. Пошли дожди. Вода сочилась через потолок, стекала по ступеням чердачной лестницы. Постепенно на веранде, где сидел Влад, образовалась большая незасыхающая лужа. Стало холодно. Обои набухли от воды и кое-где, отстав от стены, свесились на пол. Влад подставлял под капли банки и кастрюльки, двигал кресло. Ничего не помогало. Вода была повсюду. Устав бороться он взял бабушкин зонтик и, укрывшись под ним, устроился в кресле, открыл очередную банку грибов и погрузился в то волнующе-приятный, то жутковато-тревожный морок.

Он очнулся сразу. Открыл глаза. За окном светило солнце. Старая береза лениво шевелила листьями. Невыносимо хотелось помыться. Сбросив с себя отсыревший плед, Влад слез с кресла, нетвердыми шагами пересек веранду, и с трудом открыв рассохшуюся дверь, вышел на крыльцо. Было лето. Теплый воздух приносил с моря запах соли и мазута. Влад улыбнулся. Его охватила приятная слабость. Ноги отвыкшие ходить сладко тянуло. Влад облокотился на резной столб, поддерживающий навес. Мысли перекатывались в его голове как круглые камешки на дне ручья. Он вспомнил Соню, словно не вспоминал о ней тысячу лет, он подумал о компьютере, немного подумал о бабушке… столько дел надо сделать… дом совсем обветшал… он вспомнил девочку, лет тринадцати… она была его ровесницей… они лежали в траве. Ее волосы накрыли их обоих шатром, и внутри в светлом, теплом сумраке ее глаза, обычно серые казались совсем черными. Они пристально смотрели на него, и надо было что-то сделать, а он лежал, как завороженный боясь пошевелиться. Так прошло какое-то время. И она вдруг наигранно-бодро откинулась от него и пошла по тропинке через поле. А он шел за ней, и его не покидало досадное ощущение какой-то щемящей потери, Чего-то, что он не сможет простить себе ни когда. Влад улыбнулся и, ступив с крыльца, обошел дом.

Это ощущение не покидало его с самого начала. Его трудно как-то охарактеризовать. Теперь Влад понял, в чем дело. На том месте, где когда-то был пустырь, а потом поднимался до небес «Город солнца» зияла огромная яма. Даже не яма, а гигантская воронка-кратер. Она простиралась до самой старой березой. Так что часть ее корней свисали над обрывом. Влад подошел к краю ямы и, обхватив ствол березы, заглянул вниз. На самом ее дне, словно в жерле циклопической мясорубки покоился скрученный невиданной силой монолитный бетон серой многоэтажки.

— Ничего себе, — только и подумал Влад.

Вернувшись в дом, он поднялся к себе на чердак. Все было как когда-то. Он стянул с компьютера полиэтилен и нажал кнопку «пуск». В машине приятно зашелестело. Экран, потрескивая, засветился. Внизу звякнул телефон. Послышался характерный звук соединения. Влад торопливо набрал адрес: [email protected], пароль: cfxdfx, входящие… В ящике было несколько писем с подписью «Соня.»

Здравствуй, мой милый друг! Увы, ты мне не пишешь.

Мне тебя очень не хватает. В такие дни меня охватывает особая нежность к тебе. Мы очень далеко друг от друга. Нас отделяют огромные расстояния. И твой образ расплывается в моей памяти, превращаясь в нежное, розовое облако. Это облако нельзя охарактеризовать никак. Это просто чувство похожее на тонкую грань, когда ты лежишь в постели и уже не бодрствуешь, но еще и не спишь. Это похоже на чувство когда ты долго едешь среди лесов и вдруг, неожиданно вырываешься к широкому берегу моря. Где все видно от горизонта до горизонта и глаз не хватает, чтобы объять это «все».

Тук, тук, мое сердечко. Где ты стучишь сейчас. Почему тебя нет рядом со мной. Почему наши сердца не бьются рядом. Мой нежный, юный человечек.

Все ясно, я в долгой командировке. Я просто уехал. И меня забыли на каком-то пляже, летом, ближе к осени, пасмурным утром. И я брожу у самой кромки воды, в узких коричневых ботинках, сером плаще и еще в чем-то. Курю. Смотрю на полоску горизонта. Делать решительно нечего. Впереди еще целый день. Некуда идти, нет знакомых. Мало денег.

Можно пойти и сесть в поезд. Но как решить куда ехать.

Да вот я уже на перроне. Стою и верчу головой. Направо, на лево и опять на право. Ты на право или налево? Где ты моя девочка? Почему мы не рядом. Это было бы так трогательно.

Ты и я, стоим на перроне и вертим головой. А-а, вот и ты, вот, вот ТЫ! Стоишь у самого края и вертишь головой. И я толкаясь, грубя, семеня, подпрыгивая бегу к тебе. А вдруг у моего друга закружится голова (такое бывает) и она шлепнется прямо на рельсы, а тут я, тут как тут. Обниму мою девочку и сильно — сильно прижму к себе.

Здравствуй, мой милый друг. Не знаю, что писать тебе. Нет, я не случайно начала это письмо. Мне не надо заставлять себя. Второй день я сажусь за компьютер и начинаю писать и убираю письма в черновики. А когда пытаюсь читать их утром, безжалостно стираю. Это потому, что мне больше некому писать. Есть моменты, когда ты всегда занят, когда ты много работаешь, ты в центре событий, ты всем нужен и ветер шумит в ушах от той скорости, с которой несется жизнь. И вдруг среди всего этого движения, этой «востребованности», ты остаешься один. Звонят, не умолкая телефоны. Ты без конца говоришь о чем-то. Но стоит тебе замолкнуть, как одиночество, как красивая, незнакомая женщина садится рядом с тобой на скамейку. И молчит. Мне сегодня приснился сон, словно я иду в абсолютной темноте, но все вижу. В этом сне я пела. Я пела и у меня получалось очень хорошо. Ты, наверное, не знаешь, что я не могу петь, но в этом сне я стояла на маленькой сцене. Будто это был какой-то небольшой клуб. По обеим сторонам сцены свисали портьеры из голубого панбархата. Освещен был только круг по середине. В круге света стоял микрофон. Я вышла к микрофону и запела. Как-то само собой получилось. В какой-то момент погас свет. Это меня не удивило. Я, нащупав микрофонную стойку, отодвинула ее и, выйдя из освещенного круга, пошла вперед. Я, понимала, что иду в темноте, но почему-то было так светло! Я знала, что через несколько шагов должна быть оркестровая яма. Но я осторожно и в тоже время уверенно двигалась вперед. Ощущение того, что я сейчас упаду было, но это был не страх. Ведь я все видела. И как ребенок верила в предлагаемые, обстоятельства.

Помню, в детстве мы жили в М… В огромном нашем дворе у меня постоянно появлялись какие-то друзья (всегда ненадолго). В этом дворе был дом в подвале, которого располагалась слесарная мастерская. Так вот, все мы искренне верили, что там, в этом подвале, едят детей.