Отключив телефон, Псашин повернулся к карлику.
— Вот так вот! Кетчупа не будет!
— Как не будет? — упавшим голосом пролепетал карлик и принялся судорожно перебирать листки сценария. — Вот ведь. Утверждено. Написано. «Из-под забрала рыцаря тугой струей ударила кровь»…
— Ну, так и ударит, — успокоил его Псашин.
— Вы хотите сказать… — Подал голос человек в потертых джинсах и клетчатой рубашке, сжимающий в руках длинную пику.
Режиссер и сценарист, замолчав, изумленно повернулись, как будто только что обнаружили его присутствие. Это был Олег Томович Плотников — Сонин папа.
Карлик снисходительно ухмыльнулся, но тут же осекся и преданно посмотрел на режиссера.
— Вы не волнуйтесь, Олег Томович, здесь профессионалы, — терпеливо объяснил Псашин и повернулся к карлику.
Олег Томович понимающе кивнул и, крепче сжав копье, тоскливо оглядел бетонную чашу стадиона.
Стадион был пуст и заброшен. Холодный несильный ветер поддувал, казалось, со всех сторон сразу. Цифры на электронном табло показывали счет 0:2 неизвестно когда закончившегося матча. Названия команд не сохранились, и от них остался лишь бессмысленный набор точек. В этот момент он подумал, что это счет предыдущих ристалищ. Убито 0 драконов и съедено 2 рыцаря.
Тем временем Псашин повернулся к карлику и, сцепив на животе руки, мечтательно произнес:
— Помню, ставил я в Муроме, — задумчиво посасывая незажженную трубку, произнес Псашин. — К тысячадвухсотдвадцатипятилетию … Так я заказал батальон солдат, переодел их в шлемы, дал копья… как они ходили… — Псашин мечтательно закатил глаза — строем… Богатыри! Не вы — ткнул он в присутствующих.
Карлик скромно опустил взгляд на сценарий, разглаживая пальцем загнувшийся уголок.
— Что там у нас по тексту? — поинтересовался Псашин, сдерживая зевок.
Карлик лихорадочно углубился в чтение, шевеля губами.
— «Рыцарь выходит на поле и выкрикивает девиз «Разумное, доброе вечное»», — найдя нужное место, патетически начал зачитывать он. — «Появляется дракон. Рыцарь, наставив на него пику, бросается в бой. Дракон бросается на рыцаря, поливая все вокруг напалмом…»
— Гут. Напалм это хорошо… — благосклонно кивнул Псашин.
— «Взволнованная принцесса в порыве подбегает к краю трибуны и как бы случайно роняет платок на ристалище». — Зачитал Карлик, приободренный похвалой. — «Рыцарь подскакивает, ставит коня на колени, подбирает платок и повязывает его на острие копья. Реплика рыцаря: «Клянусь честью! Я обагрю ваш платок кровью из сердца этой твари!»»…
Олег Томович, тревожно прислушивавшийся к чтению, вдруг понял, что он не ожидал, что быть рыцарем — это так опасно. Особенно его насторожили слова о напалме.
— Хорошо… хорошо… — задумчиво кивая головой, с важной многозначительностью произнес Псашин. — Обагренный платок. Сами придумали?
— Виктор Иванович! Конечно! — Зардевшись от радостного смущения, сказал Карлик.
— Простите… — послышался робкий голос Олега Томовича. — Я на коне последний раз… никогда не залезал…
— Вы для кого это писали? — Вдруг заорал Псашин карлику. — Бездарность! Все бездарности! Идиоты!
Он схватил с травы мегафон и заорал в сторону табло:
— Группа! Кто-нибудь из ассистентов есть живой? Вынесете, наконец, этому остолопу с пикой гимнастического коня. Пусть тренируется!
Отшвырнув мегафон, Псашин направил на карлика налитые кровью глаза.
— Если вы не понимаете по-человечески, я вам сейчас расскажу все сам! Так, принцесса! Что это за принцесса. Где вы в наше время таких принцесс видели.
— Так это же классика… — Ошеломленно оправдывался Карлик.
— Надо ставить историю на новые рельсы. — Псашин вскочил и, размахивая руками, забегал по полю, — Короче, я представляю себе это так: напалм мы оставляем. Платок к чертям собачьим, вот: «… от жара на шлеме рыцаря вспыхивает султан, пика сломана. Завидев это, принцесса вскакивает на бордюр ложи, хватается за гимнастическую трапецию и, раскачиваясь над ареной, бросает рыцарю шестиствольный пулемет…»
Карлик торопливо записывал за ним, а Олег Томович, усаженный верхом на гимнастического коня, совсем спал с лица.
— Что вы там записываете! — Псашин вырвал у Карлика записную книжку и засунул ему за пазуху. — Дома писать надо было!
— …Извините, — снова пролепетал Олег Томович, — я думаю…
— А не надо думать! — Внезапно успокоившись, обернулся к нему Псашин. — Здесь режиссер есть! Он за вас уже подумал!
Псашин устало опустился в кресло и на мгновение ушел в себя, трагически глядя на обугленные носки своих ботинок.
— Пошли все вон, — устало произнес он. — Я хочу побыть один…
Сон Сони № 18.
Выхожу из дома на лестницу, закрываю дверь, а из соседской квартиры выходит хозяйка с собачкой. Она маленькая, белая и очень агрессивная. Я пытаюсь как-то ее обойти, но она с лаем кидается на меня и впивается в ногу. Я кричу от боли и отдираю ее от себя. Она бросается снова и кусает. С трудом удается от нее убежать.
Глава 17
В заточении
Из люка еще какое-то время сыпался всякий сор, но, наконец, створки с лязгом захлопнулись, и наступила тишина.
Помогая, друг другу, ребята поднялись на ноги и принялись отряхиваться. Соня осмотрелась. Узкое окошечко, едва заметное под самым потолком, почти не давало света. В углу торчала стальная койка, к стене был пристроен откидной столик, на котором стояла керосиновая лампа. Стены камеры были покрыты скользкой плесенью и сочились влагой так, что из-за сырости на полу собралась маленькая лужица воды. Ребята сели на койку. Соня поежилась.
— Холодно… — Голос ее дрогнул. — Я устала, я хочу, чтоб это все кончилось… Я хочу домой, к маме…
Влад обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Успокойся, — стараясь придать своему голосу уверенности, сказал он. — Все обойдется…. Ну, подумай, что с нами может случиться… не расстреляют же нас, в конце концов. Да и что мы такого сделали.
— Надо было сказать пароль, чтоб он от нас отвязался и дело с концом.
Влад неуверенно погладил Соню по голове.
— Если б мы сказали пароль, то он бы нас точно прихлопнул на месте. А так им нет смысла нас убивать.
— А мучить?..
— Ну, это ты загнула… — Влад улыбнулся. — Слава богу, мы не в средневековье.
Голос его звучал глухо и неуверенно. Повисла жуткая пауза. Она переполнила узкое пространство камеры, словно еще теснее прижимая друзей друг к другу. Паузу надо было заполнить.
— Эх, если был бы прибор. — Прошептала Соня.
— То, что?..
— Мы бы придумали что-нибудь…
— Что тут придумаешь. Забудь. Да и честно сказать я здорово сомневаюсь, что с его помощью можно ходить сквозь стены. — Влад встал и подошел к окну. Приподнявшись на цыпочки, он попытался выглянуть наружу — грязное двойное стекло, трещина, за стеклом такой же мутный, как и стекло, туман. Пусто как в космосе.
Соня, скрестив на груди руки, легла на жесткий матрас.
— Обидно. Вот они нас тут убьют, и никто никогда ничего не узнает, — горько сказала она, вытирая слезы. — А потом закопают, как дохлых попугаев.
Влад повернулся к ней. Они посмотрели друг на друга. Влад стоял у стены, Соня лежала на койке.
Послышались шаги, лязгнул замок. Дверь открылась, и на пороге появился Молоток. В черной военной форме он выглядел строго и торжественно. Остановившись в дверном проеме, он, не торопясь, словно, вокруг никого не было, оглядел камеру. Под мышкой он сжимал папку с черной надписью — «ДЕЛО». Так прошло несколько мгновений. Молоток молча стоял в проеме двери, Влад прислонился к стене у окна, Соня, приподнявшись на локте, полулежала на койке.
Молоток покашлял в кулак, достал папку, и раскрыв ее буднично прочитал.
— Суд города постановил: считать Владислава Данилова и Софью Плотникову преступниками и приговорить их к смертной казни через усечение головы. Приговор привести в исполнение на рассвете.
