— Ну, тогда извините, — сухо произнес Юрий Владимирович, поднимаясь с места. — Спасибо и на этом.

— А!.. — Внезапно вспомнила Белла Александровна. — Погодите!.. Есть у нас одна фантазерка. Ничего такого, о чем вы спрашивали, она, конечно, не может. Но девочка, безусловно, со странностями. Вечно она, как бы поточнее выразится… отсутствует…

— Отсутствует на лекциях? — уточнил Клименко.

— Ну и на лекциях тоже… но я не это имела в виду. Она как бы не от мира сего… в этом мире отсутствует.

— А вот с этого места поподробнее… — заинтересованно подался вперед Юрий Владимирович.

— Соня Плотникова. Способная девочка, но вечно у нее на уме всякая сказочная чепуха: гномы, драконы. А на днях сцепилась с девочками из параллельного класса.

— Когда это было? — проговорил Клименко, доставая блокнот.

— Сейчас я посмотрю, — сказала учительница, выдвигая ящик стола и доставая оттуда классный журнал. — Она же в тот день лекции прогуляла.

Едва она раскрыла нужную страницу, как Юрий Владимирович требовательно протянул руку. Белла Александровна, растерявшись, отдала журнал.

Найдя нужную строчку, он сверил даты и сделал запись в блокноте.

— Ну, Белла Анатольевна, вы очень нам помогли, — убирая блокнот, произнес Юрий Владимирович. И уже дойдя до дверей, он обернулся и с большей теплотой в голосе добавил: — Большое спасибо.

Когда дверь за ним закрылась дверь, Белла Александровна еще несколько минут словно находилась под гипнозом. А может, это и был гипноз. Холодные серые глаза гостя на протяжении всего разговора ни разу не отпустили глаз учительницы.

«Кто этот человек»? Подумала она, словно очнувшись после сна. «Я ведь даже не спросила, откуда он»…

Она вздохнула, разложила тетради и занялась проверкой.

Переулок тянулся от парка почти до самого Сониного дома. Сюда выходили палисадники двухэтажных домов послевоенной постройки. По обеим сторонам тянулись ветхие заборы яблоневых садов. Ветви старых деревьев перевешивались через ограды, и яблоки валялись тут и там на дороге.

Прямо посреди проезжей части дремала большая черная собака. Когда Соня и Влад проходили мимо, она подняла голову и проводила их сонным взглядом.

— Интересно, — размышляла вслух Соня, — что Ира будет делать с этим тортом?

— Съедят на пару с танцовщицей, — машинально ответил Влад.

— Нет, той надо фигуру беречь…

Влад расхохотался.

— Ты чего смеешься?

— Я представил, как будет выглядеть Ира, когда съест этот торт.

— А интересно, что она представила себе, когда надела наушники?

— Ну, она же приглашала нас на день рождения к своему отцу. Видимо, торт оттуда. — Вспомнил Влад.

— Ох, и влетит же ей за это! Злорадно усмехнулась Соня.

— А кто узнает?

Миновав сады, они вышли на небольшую площадь перед заколоченным домом культуры, в центре которой торчал невысокий постамент.

— Смотри, — сказал Влад, указывая на постамент. — еще вчера тут статуя была.

— Не помню, — ответила Соня, занятая своими мыслями.

— Ну, как же безрукий барабанщик! — напомнил ей Влад.

— Влад, я хочу вернуть этот проклятый прибор. Давай отдадим его, или выбросим. В заливе утопим. — Соня посмотрела на Влада. Тот колебался.

— Мы же не знаем, кому он принадлежит. Да и вообще, разве тебе не хочется докопаться до истины?

— Так ведь все ясно. Это что-то вроде волшебной палочки, исполнитель желаний… только глючный…

— Не совсем так, я об этом думал. Если хочешь, я тебе расскажу свои мысли по этому поводу.

— Честно говоря, не хочу, но рассказывай.

— Понимаешь, мир — это бесформенная энергия, а то, что мы видим — это сформированная в точке сборки, если пользоваться терминологией этого прибора, интерпретация этой энергии.

— Понятно?

— Не совсем.

— Слушай дальше, я сначала попытаюсь объяснить, как я это себе представляю. Мне так легче. Так вот, сдвигаем точку сборки — изменяется воспринимаемый нашими органами чувств мир, а реальный мир остается тем, чем был. Если согласиться с такой моделью мира, то остаются лишь вопросы практического характера, например что, делать с обычной картиной мира и как ее изменить. В качестве ответа на первый вопрос, предлагается картину мира расширять, так как отбросить ее вообще, значит стать сумасшедшим. И тут, как осмысленная альтернатива и был создан прибор.

— А как же закон сохранения энергии. Ведь если где-то, что-то появилось, просто так, из воздуха, то где-то должно и убыть.

— А так все и происходит. Все в порядке. Если торт в парке, значит у Макуты на дне рожденье что-то другое появилось. То, что ты транслируешь через наушники — это твое желание. А я тебе скажу, что одного желания, без всяких приборов бывает достаточно, чтобы материализовалось то, о чем ты думаешь. Есть целые культы, основанные на материализации желаний. На пример с помощью абсурда.

— На пример.

— Ну, на пример: ставится какая-нибудь цель, вроде повышения зарплаты, затем, в качестве средства придумывается совершенно алогичный ритуал, который и надо тщательно и вдумчиво выполнить, например, надеть пожарную каску, встать на стол и прыгая на одной ноге кричать: «Я Заратустра, я несу вам огонь!»

— Ни чего себе, аналогичный ритуал.

— А в реальном мире вообще много странного, необъяснимого. Как объяснить, что он вообще реагирует на сильные желания. Желания, в которых есть сила и нет сомнений, порой, исполняются совершенно чудесным образом. Мы изменяем картину мира, в которой у нас этого нет, на ту, в которой у нас это есть. То есть, заряженное желание исполняется потому, что сдвигается точка сборки, и перед нами возникает иной мир, в котором мы находим, то о чем желали. Так вот прибор, как раз и нужен, чтоб эту точку сборки сменить, так сказать механически.

— Ну, ты загнул, ничего не понятно.

— Все просто — этот прибор просто подбирает подходящий вариант действительности. Он ничего не расшифровывает, ничего не берет «ниоткуда». Представь, ты не выполнила домашнее задание. Тебя могут спросить, а могут и не спросить. Эти события одинаково вероятны. Ты можешь выбрать только одно из двух.

— Мальвина меня все равно спросит, — убежденно возразила Соня.

— Ты можешь выбрать тот вариант действительности, где тебя не спрашивают. Но только такой, который в принципе возможен. Ты не можешь сделать ничего волшебного, а только то, что не противоречит законам физики.

— А торт? — спросила Соня.

Влад на мгновение задумался.

— А вот про торт я тебе ничего сказать не могу. Бог знает, что у Ирки в голове творится.

— Значит, мы не можем взять вещь и переместить ее в какое-то место? Например, переместить прибор его хозяину?

Влад отрицательно покачал головой.

— Нет, в прямую, не можем. — Он неуверенно пожал плечами и продолжил. — Но мы можем представить себе цепочку событий, при которых эта вещь окажется у него.

— Ну, да… — Неопределенно протянула Соня. — А про то, что можно мысли материализовывать с помощью абсурда, это я и без тебя знаю, — пришлось тут попробовать на одном складе.

Было тихо. Вечер еще не наступил, и было то время, когда люди еще не пришли с работы, и этот район города был совершенно пустынен. Послышался нарастающий треск мопедного мотора, за ним поднимая пыль, появился, и сам мопед верхом на котором сидел непропорционально толстый для своей машины человек. Лихо, затормозив около ребят, он заглушил мотор.

— Соня! Ты чего не дома? — Участливо спросил он, поднимая на лоб лыжные очки. Под ними обнаружилось смуглое азиатское лицо с раскосыми глазами разного цвета — Тебя все ищут, с ног сбились.

— А что случилось? — встревожено спросила Соня.

— Слушай, беги домой, все узнаешь. — Всплеснув руками и сокрушенно покачав головой, произнес он.

Несмотря на то, что мотоциклист обращался к Соне, Владу показалось, что он одновременно смотрит и на него. Приглядевшись получше к глазам человека, он заметил новые странности. Коричневый цвет преобладал в них над черным, но по общему темному тону пробегали светло-голубые прожилки. При этом в левом глазу голубого было больше, чем в правом. Как если б левый глаз думал одно, а правый совершенно другое.