— Ты разве не видишь, они же спешат на работу! Ты бы лучше разговаривала с теми, у кого выходной.
— А где найти тех, у кого выходной?
— Это же очень просто: те, кто входят — у тех входной, а те, кто выходит — выходной.
— Интересно, что же там внутри? Я одним глазком загляну и… Нет, пожалуй, лучше двумя, а то куда же я дену второй? Ой, смотри-ка, на дверях стоит какая-то коза с тремя рогами!
— Не коза, а служащий проходной! Вам надо на работу?
— Мне? Зачем? Я на пенсии давно!
— Ну, тогда отойдите, не мешайте людям входить! Проходите, граждане, проходите.
— Уффф. Не пустили. Вот бы узнать, что они там делают!
— Ну, а ты, Алиса, когда ходила на работу, что ты там делала?
— Я? Ничего интересного. Самое скучное, что только можно придумать.
— Ну, вот и они тоже делают самое скучное, что только можно придумать. Каждый старается найти себе дело поскучнее. А тем, кто не нашёл, помогает Министерство скучных дел.
— Какая скука!
— Зато потом есть выходной.
— Да, я помню… А кто это кружится там, за домом?
— Это наши круженики! Они круглый день за Работой.
— Без выходных? Бедняжки! Послушайте, Никто, у меня ещё один вопрос.
— Задавай скорей, пока не появился другой, иначе как ты будешь знать, на какой из них я тебе ответил?
— Вот скажи, зачем этой козе третий рог?
— Так это же у неё такая трироготива — впускать и выпускать. Послушай, Алиса, ты не забыла ещё, что шла к цели?
— Да-да! Конечно, к цели! Я, правда, не поняла, к какой, но зато точно знаю, что она там! Скорее к цели!
Вдруг кто-то железной хваткой схватил Алису за руку.
— И кстати, Никто, вы могли бы и сами произносить текст автора.
— Как же я узнаю, что говорить, если сказку сочиняешь ты?
— И этого, огромного, тоже я сочинила? Отпустите меня немедленно! И вообще, кто вы?
— Я гирижор хора хордовых! А отпустить даже не подумаю! Признавайся, Алиса, ты взяла «до» второй октавы?!
— Я ничего не брала! Меня вообще тут не было! Может это они? Ой, какие смешные! Они хордовые, да?
— Бесхребетные! Если не услышат «до», совершенно не могут петь «после». Бестолковые! Беспаспоррртные! Безррработные!
— А это уже из другой сказки!
— Да? И её тоже ты написала?
— Нет. Её списал Алексей Толстой у какого-то Карло!
— Всё ясно: Карл у Клары украл кораллы, Толстой у Карла украл сюжет, а Алиса у хора взяла «до» второй октавы!
— Какие глупости!
— И нечего дуться! А уж если дуешься — дуйся в дудку!
— Какая смешная дудка! И ни одной дырочки сверху. Она же совсем не дудит!
— Не дудит, потому что в ней была нота «до» второй октавы, которую ты взяла.
— Как? Всего одна?
— Наши селекционеры разводят в каждой дудке по ноте, в крайнем случае, по две. Вот в этой — «фа-соль», а в этой «ля-ля» разводили. А в твоей — «до». Дуй, не отвлекайся.
— Ушёл. Странный какой-то гирижор… Интересно, он действительно гирями питается? Что-то я дую-дую, а звука всё нет. Никто, как вы думаете, долго мне ещё дуться?
— Главное, ты вся в эту дудку не выдуйся.
— И тогда будут объявлять: «Выступает выдующийся музыкант Алиса!»
— Посмотри на себя!
— Ой! Я совсем худая! И всё худею и худею! Я уже хуже Мери Энн! Мамочка! Я вдуваюсь в дудку! У-у-у-у… Никогда раньше не бывала внутри дудок! Какая я теперь стала тонкая — как иголка! Зря они ещё дырочек не провернули: такая темнота в этой дудке, хоть глаз выколи! Интересно, чем иголке можно выколоть глаз? О! Вот она — «до» второй октавы! Лежит себе, спит!
— Уважаемая, проснитесь, вас ищут.
— До?
— Весь хор с ног сбился, а вы тут просто спите!
— До-о-о.
— Ну, так я могу сообщить снаружи, что вы нашлись?
— До!
— Тогда я пошла. Счастливо оставаться. Ой, и упала в стог сена. Никто, вы здесь? Лучше б вы его мне подстелили, когда я падала из Англии. Надо мне скорее потолстеть, а то я тут совсем растерялась.
Недаром говорят: легче иголке пройти сквозь верблюжье ушко, чем найтись в стоге сена. Никто, как вы думаете, что нужно сделать, чтобы потолстеть?
— Думаю, что поесть сладкого.
— Что, и в сказке тоже?
— Думаю, везде.
— Скукотища! У вас осталось ещё то миндальное печенье?
— На. И кстати, можешь поесть немного и остановиться, а не толстеть до прежних размеров.
— Ага, а что же я буду делать со всем своим гардеробом? Звать соседей и носить втроём? Соседа слева вдевать в левый рукав, а соседа справа — в правый? К тому же — о! — вот оно и кончилось всё, это печенье. А что это там за круглое полосатое?
— Ну, как же? Это же и есть твоя цель! Так, за едой и разговорами, незаметно до неё и дошли.
— Мне надо непременно попасть в цель!
— Ты уверена? А вдруг там конец?
— Конец чего?
— Сказки, дитя моё, сказки…
— Ой, Никто, вы становитесь похожим на Додо. И не надо меня пугать! Конец так конец! Должна же я, наконец, узнать, что за сказка у меня получилась? Ой! Что они делают! Эй, уважаемые! Зачем вы засовываете мою цель в мельницу?
— Перемелется, мука будет!
— Какая-такая мука?
— Цельная!
— Зачем же мне цельная мука? Я ведь пока ещё не Мери Энн? Или уже да? Никто, как вы думаете?
— Алиса! Хватит болтать! Мы тут все ждём только тебя!
— Ура! Значит не Мери Энн! А куда это мы попали, и кто все эти люди?
— Мы? На мыборы. А эти люди — счётная комиссия.
— А зачем на них цифры?
— Комиссия называется счётной, если каждому её члену можно поставить в соответствие натуральное число.
— Да-да, я что-то об этом слышала… А этот, который то встает, то садится — это, наверное…
— Слово предоставляется преседателю счётной комиссии.
— О! Я так и подумала.
— Меньшинством голосов президентом избирается Алиса Плезенс Лидделл! Ей не был отдан ни один голос.
— Какие глупости! Избирают большинством голосов!
— А нам не нужен президент, который будет петь с чужого голоса. Тем более хором!
— Но я даже не знаю, президент чего?!
— А этого не знает ни один президент. И кстати, Алиса, а кому ты сама отдала свой голос?
— Я? Никому! Зачем же вам президент без голоса?
— О! Это как раз самый удобный вид президентов! Право голоса у президента — это рудимент устаревшей системы! Впрочем, как и лево голоса президента.
— Послушайте, Никто, ну скажите вы им, что мне без голоса никак нельзя! Меня без голоса переспорит даже Мери Энн!
— Нет уж! Сама их придумала, сама и выкручивайся! Тем более, я здесь Никто, меня всё равно не станут слушать.
— Сейчас я их убеждю! Убежу? Убегу! Послушайте! Человек без голоса — что крыша без крыл, что степень без корней, что коза без баяна.
Человек и голос — сплелись, как колос!
Кто матери и патерю ценен навек?
Говорит человек, а слышится — голос.
Говорит голос, а слышится — человек!
— Ой, а что это они? Заснули?
— Это ты их заворожила своей пылкой речью.
— И как же их теперь оттвораживать?
— Думаю, никак. Только переждать это творожное время.
— Что ж, придётся теперь сидеть и ждать без цели и без миндального печенья… У-у-у-у… Я, пожалуй, вздремну пока, а вы меня разбу-у…
* * *
— Уважаемая леди, просыпайтесь, пожалуйста!
— Ой, кто это? Никто?
— Почти. Кладбищенский сторож. Пойдёмте, мне закрывать пора.
— Как же я уйду? Я же президент не знаю чего, а они там недооттвороженные…
— Я о них позабочусь, леди, не волнуйтесь.
— Спасибо вам. Это так мило с вашей стороны! До свидания!
— До свидания двадцать седьмого января[19] следующего года, мэм.