— А ну, не топчи мне тут! — прикрикнула она на Кузю. — Мне ещё на лунной станции полы мыть, а я из-за таких, как ты, здесь всё валандаюсь!
И мокрой тряпкой замахнулась. Космонавт Кузя ретировался на всякий случай на крыльцо, а там уже и космонавт Джек подошёл. Так они без предполётной подготовки и улетели на станцию. Попутка, там, что ли, приключилась, вот они и не стали ждать, пока уборщица закончит.
А тот мужик, что автограф брал, в том же «Whisky a Go-Go» позже вечером всем хвастал: «Вот, смотрите — Сам расписался!» И блокнотиком, где фотография Гагарина и подпись «космонавт Кузя», размахивал. А на недоуменные расспросы отвечал: «Скромный он очень, ага, вот и написал Кузя, мол. Но мы-то знаем…» Ему все подносили, пока он за столиком с недопитой кружкой рядом не заснул. А проснулся — ни блокнотика, ни того, что подносили, только выдохшаяся газировка в стакане.
Космические будни
Космонавты Джек и Кузя шли по ковровой дорожке к. трапу. Они несли специальные чемоданчики, в которых лежали бутерброды с докторской колбасой, на случай, если старт задержится, и по бутылке лимонада «Чебурашка». Комар же Серёга ничего не нёс, он сидел с гордым видом на шлемофоне у Кузи и выкрикивал лозунги: «Верной дорогой идёте, товарищи! Да здравствуют труженики мирного космоса!»
Космонавт Кузя шикнул на него: «Подходим!» Ему вовсе не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на самовар, притороченный к ранцу.
Через пару часов напарники сидели на лавочке возле космической станции. Станция-то заперта была, а ключи предыдущая смена с собой увезла в спешке: то ли солнечный шторм надвигался, то ли пурга с метеоритами. Да им-то с того не легче.
— Да… — сказал космонавт Кузя.
— Да, — согласился с ним космонавт Джек, — работы тут непочатый край. Смотри, как подъездные пути замусорены.
Комар Серёга деловито сновал меж космического мусора, отыскивая на будущее потайные места. Потайные места всегда надо держать на примете: мало ли контрабанда какая подвернётся.
Приехавшая попутным челноком с лунной базы уборщица шуганула их с лавочки: «Чего расселись, бездельники!» И отперла шлюз. Первым внутрь ворвался комар. Спев во всё горло: «На дальней станции сойду, трава по пояс», комар Серёга забился под пульт управления и затих, велев не тревожить по пустякам. А космонавты с уборщицей во главе, засучив рукава, принялись порядок наводить.
Жареная картошка
Космонавт Кузя чистил картошку, а космонавт Джек смотрел в иллюминатор на облака. Он очень любил смотреть на облака сверху вниз. А вот облакам это как раз не очень нравилось. «Ты погляди, задавака какой!» — говорили они.
— Небось, когда на землю вернётся, мы на него сверху смотреть будем.
— Да, да! — сказало одно очень чёрное и местами нахмуренное облако. — А я на него ещё и дождём прольюсь, попляшет он у меня!
Они же не знали, что космонавт Джек очень любит прыгать через лужи. Когда этого никто не видит, разумеется. А то как-то несолидно: человек с умным лицом в скафандре и вдруг — через лужи скачет…
А космонавт Кузя картошку дочистил и на чугунной сковороде, привезённой на станцию украдкой, принялся её жарить. Чтобы она с хрустом была. И чтобы крупной солью посолена. Совсем они уж было отобедать собрались, а тут — метеоритный дождь. А у них зонтик, как назло, сломан! Так они плащи накинули и наружу — там же бельё на верёвках висело. В общем, пока бельё собрали да внутри станции его от метеоритов отряхнули, картошка остыла совсем. Греть её — только портить: хрустящей-то ей уже не быть. А какой смысл не хрустящую картошку есть? Космонавт Кузя посуду в мойку поставил — уборщица обещалась убраться попозже. А космонавт Джек снова на подоконник залез и, убедившись, что Кузя его не видит, показал проплывающим внизу облакам язык.
Песня
Уборщица, прибывшая, чтобы перед праздниками порядок навести, смыла комара Серёгу с иллюминатора и чуть было не выплеснула за порог с мыльной водой, но Кузя и Джек вовремя спохватились:
— Тёть Люсь, ты чё? — сказал космонавт Кузя. — У нас же тут с водой напряженка!
— Да, да, — подхватил космонавт Джек.
— Тьфу на вас! — сказала в сердцах уборщица тётя Люся и принялась фильтровать мыльную грязную воду через промокашку, сложенную вчетверо.
Из твёрдой фракции космонавт Кузя слепил комара. Немного кривовато, но всё же. И вдохнул в него жизнь, комар, отдышавшись, выпустил из хоботка мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги.
— Ух ты, — восхитился Кузя и заорал, — Джек, а Джек! А давай пузыри пускать.
— Какие еще пузыри? — проворчал Джек. — Мы же в космосе, и никаких пузырей нам не завозили.
— Так мыльные же! — попенял Кузя на непонятливость напарника. — Красиво ведь. А где мы находимся, так это ещё проверить надо, может, вообще на земле. Или под.
— Отставить пессимизм! — рявкнул Джек, раскатывая по полу космической рубки карты звёздного неба, выдранные из учебника астрономии для десятого класса. — Тёть Люсь, как думаешь, мы где находимся?
— Тут, — исчерпывающе ответила та и добавила: — Некогда мне с вами лясы точить, того и гляди, на челнок опоздаю. А мне еще на лунной базе прибираться.
Джек, Кузя и комар Серёга пускали в открытую форточку переливающиеся на солнце мыльные пузыри. А в это время на Земле Джек, сидевший у себя на веранде, посмотрел в небо и сказал:
— Ух ты… Краси-иво… Небо — в алмазах!
И помахал рукой Люсе, стоявшей на остановке с ведром и шваброй наперевес в ожидании рейсового челнока. Затем приободрился и крикнул:
— Жена! А ну, тащи рояль, я песню придумал! Ниче так песенка получается[5]…
Чаепитие на орбите
Космонавт Джек и космонавт Кузя пили чай из стаканов, подливая кипяток из медного самовара, и вспоминали, как они пускали мыльные пузыри в форточку. Дымок, из самовара тонкой струйкой вытекал сквозь приоткрытый иллюминатор и устремлялся прямо к лунной базе в море Забвения, где уборщица мыла полы шваброй, одолженной на станции: своя давно сломалась, да только каждый раз, когда снаряжали грузовую экспедицию, про швабру почему-то забывали.
Кузе пришлось дважды сапогом-гармошкой раздувать самовар, пока Джек летал на челноке к соседям: то заварку у девчонок попросить, то сахарку стрельнуть. Ему потом ещё выговор вынесли за перерасход горючего, но потом тот выговор сняли, когда Джек доказал, что заварки, присылаемой на станцию, не хватает даже на одного, а их там — трое, если не считать уборщицу. Комар тоже показания давал, но как-то без фанатизма, неубедительно, и их не учли.
Вечность
Космонавты Джек и Кузя решили сыграть в пинг-понг. Комара Серёгу попросили было шариком поучаствовать, да ему, как оказалось, по делам на Землю срочно надо было. Челнок с минуты на минуту отбывал, вот он и улизнул, подлец. Тогда-то Кузя и сказал:
— А давай — словами! — И тут же сделал подачу. — Пинг!
— Понг! — ответил Джек и задумался.
— Эй! — окликнул его Кузя. — Мы же не в «спи-проснись» играем! Подавай уже.
— Не могу, — грустный Джек махнул рукой, — у меня подачи закончились.
И, прихватив банное полотенце, ушёл на крышу станции загорать, Хотя это и запрещалось инструкциями, но уж очень ему не хотелось домой вернуться бледной поганкой.
Кузя же, сыграв сам с собой три партии в поддавки на щелбаны, потёр покрасневший лоб и принялся со скуки за научные наблюдения: у них в горшочке, на подоконнике, горох был посеян. Вот Кузя за ним и наблюдал — записывал, как атмосфера станции влияет на успехи горохового зёрнышка в борьбе за урожай. Горох откровенно бездельничал, и Кузя, ворча: «Атмосфера, как же!», согнал чахлый горох с весов: «Тренироваться надо больше!»
А потом Кузя сидел на подоконнике и смотрел вниз, на Землю, мелькающую в прорехах облаков. «Вот, — думал он, — даже облака у нас, и те оборванцы, чего уж ждать от гороха при таком положении дел…»
