Кажется, я тогда на несколько минут потерял рассудок — бестолково метался по дому, носился из комнаты в комнату, хватался за стены, зачем-то поднимал обломки, что-то бормотал. Очнулся только на кухне. Там, забившись в узкий проход между шкафами, тихо плакал мой Брюшко. Я вытащил его, прижал к себе — нас обоих трясло. Чужой страх немного привёл меня в себя. И я увидел их…
На столе, поверх слоя пепла, лежали два белоснежных листа дорогой толстой гербовой бумаги. Я попытался прочитать, что там написано. Буквы прыгали перед глазами, никак не складывались в слова — строчки словно плавали: то ныряли куда-то вглубь бумаги, то снова показывались на поверхности. Как я ни вглядывался, разобрать удалось совсем немного. Но этого оказалось достаточно — «Постановление о немедленной ликвидации нелегала… биологический возраст — двадцать шесть лет…»
«Санек!», — сердце больно ударило в рёбра.
«Постановление о сокращении срока жизни за связь с нелегалами… о немедленной утилизации за оказание сопротивления работникам утилизационной следственной группы… Пескарёв Игорь Сергеевич…» — Игорь!
Сердце колотилось с такой силой, что, казалось, разнесёт в щепки все рёбра. И тут меня пронзило насквозь: «Астра! Ох, что же с ней будет, когда она узнает!» А на руках, испуганно прижимаясь ко мне, тоненько плакал Брюшко…
— Ролик? — подал голос ассистент.
— Какой ещё к чёрту ролик!
— Наш, «Уйди красиво»… — голос ассистента звучал неуверенно.
— Я т-те покажу ролик! — взорвался режиссёр. — А ну убери руки от пульта, быстро!
…Что можно сказать в такой ситуации? Есть ли вообще на свете подходящие слова?
Нас приютили в чьём-то доме — оставаться на прежнем месте было просто безумием. Удивительно, но многие откликнулись на нашу беду — предлагали ночлег и варианты нового жилья, звонили родственникам в другие города — организовывать наш переезд, искали связи с криминалом, чтобы сделать нам новые документы…
Дядя Коля взял все заботы на себя — выслушивал предложения, что-то уточнял, обсуждал и согласовывал, много говорил по телефону, куда-то уходил и опять возвращался… Мы же не отходили от Астры и слушали Наташку.
Наташка рассказывала сбивчиво, едва сдерживаясь.
Я так понял, что подъехавшие машины утилизаторов первым заметил как раз Игорь. Рванулся к двери, крикнул, чтоб все немедленно уходили через запасный выход. Дядя Коля подбежал было к нему, и Наташка услышала, как Игорь всё повторял: «Бегите, бегите, мне-то они ничего не сделают». Наташка вспоминала ещё, что просто оцепенела — стояла на месте и никак не могла сообразить, что делать дальше. Дядя Коля схватил её за руку и потащил к выходу в задний двор. Санёк сначала побежал следом. Они почти добежали до дома напротив, когда услышали треск лазеров. И тут-то Санёк развернулся и помчался обратно, выкрикнув на ходу: «Дядя Коля, Наташку уводите!» Те, пробежав пару кварталов, укрылись в доме знакомых. О том, что случилось с Игорем и Саньком, они тогда не знали, а возвращаться обратно, понятное дело, побоялись…
Нам так и не суждено было узнать, кто же написал тот роковой донос. Ума не приложу, кому мы помешали? Да…
Астра сидела ни живая, ни мёртвая. Тётя Света пыталась отпаивать её чаем. Пустившие нас к себе люди приносили какие-то капсулы с успокаивающим, всё суетились около неё. Потом нас разместили на ночь. Один за другим, все разошлись. Тётя Света с Наташкой — спать. Дядя Коля — на работу. Я ему сказал, что боюсь оставлять Астру одну. Он кивнул и ответил, что помоет за меня мои магазины.
Астра сидела на диване, подперев рукой подбородок и вот уже который час не отводя взгляда от окна. Я подошёл и устроился рядом. Так мы и просидели в молчании до глубокой ночи. Кажется, я даже стал задрёмывать — прямо там. Очнулся, когда почувствовал, как она ледяными пальцами сжала мою руку. Не произнося ни слова, она смотрела на меня с таким отчаянием! И по её лицу текли слёзы.
Я тоже молчал. Да и что я мог ей сказать? «Извини, что Игорь погиб из-за нас? Что из-за посторонних людей ты лишилась последнего родного человека на свете?» Она долго плакала, а я обнимал её и смотрел в окно, за которым траурно падал снег.
Прошло много времени, и Астра затихла. Потом подняла на меня распухшие глаза и сказала: «Я жду ребёнка». И я всё понял.
Я давно уже знал, что в жизни совсем нет справедливости. Знал и не возмущался. Что толку — всё равно ничего не изменишь, только расшибёшься насмерть. Но когда дело доходит до таких людей, как Игорь и Астра, мириться с этим… ну, просто невозможно!
Под утро Астра всё-таки заснула- Я тихонько встал, оделся и вышел на улицу. Я знал, что буду делать. И, пожалуй, впервые в жизни совсем не боялся. Пока шёл, всё думал: «Может быть, именно потому и родила меня мама, несмотря на то, что ей оставалось всего восемь лет?»
Я не сомневался в своём решении ни секунды. За бесчисленные пинки и удары, которыми судьба щедро награждала меня всё то время, что другие называют жизнью, я наконец-то мог отвесить ей ответную оплеуху. Астре не придётся выбирать: убить ли единственную оставшуюся у неё частичку Игоря — его ребёнка, или родить, обрекая тем самым на ужасную судьбу нелегала…
На все формальности ушло не больше двух часов.
В утилизации мне выписали десять лет — как я и предполагал. В ближайшем отделении банка я продал чип на два года, позвонил в «Уйди красиво», договорился, чтобы меня пустили вне очереди. Конечно, переплатил. Но мне непременно нужно было сегодня — я очень торопился: думал успеть до того, как проснётся Астра. Не успел.
Дядя Коля ещё не вернулся с работы, тётя Света с Наташкой уже ушли. Астра снова сидела на диване, уставившись в окно. Я ничего ей не сказал. Поставил на кухне чайник. Вытащил её к столу, заставил поесть. Всё время что-то говорил, говорил — старался отвлечь. Астра молчала или отделывалась односложными ответами. Вернулся дядя Коля и скоро снова ушёл — ведь перед отъездом сделать надо немало, а заниматься этим некому. Ближе к пяти мне уже было пора. Оделся, отыскал Брюшко, почесал ему шейку, чмокнул в холодный носик и только затем сказал Астре:
— Мне надо уйти.
Потихоньку достал восемь крохотных чипов и протянул их ей. Моя жизнекарта уже вовсю мигала жёлтыми цифрами…
Она не сразу поняла, что происходит. Подняла на меня глаза, и были они такие… такие… Я проклял всё на свете за то, что ей снова приходилось испытывать боль. Астра хотела что-то сказать, но я её упредил.
— Так будет правильно, — сказал я, крепко её обнял, буквально на секунду, и поскорее вышел из дома.
Вот такая вот история. Кажется, всё… Хотя нет, секунду!
Дядя Коля, тётя Света, Наташка — я так и не успел с вами попрощаться. Спасибо вам. За всё. Астра, я люблю тебя. Всех вас очень люблю. Спасибо и… Прости меня, ладно? Пусть у тебя родится здоровый ребёнок. Чтоб на Игоря был похож…
Имена я, само собой, изменил. Вот теперь все.
Прямой эфир закончился, погасли студийные мониторы.
— Сергей Анатольевич! — ворвавшийся в полутёмную студию мужчина корпулентной наружности, в строгом, сером костюме, схватил режиссёра за руку и принялся с энтузиазмом. её трясти, приговаривая: — Невероятно! Потрясающе! Какой рейтинг! Абсолютный рекорд медиа-индустрии! Конкуренты в нокдауне! Поздравляю! Мы теперь — самая знаменитая телекомпания! Это замечательно! Вы понимаете, какие у нас перспективы? Прекрасные, прекрасные!
Режиссёр поморщился, осторожно высвобождая руку. Толстяк возбуждённо забегал по студии.
— Кто бы мог подумать! Какой неожиданный эффект! Слушайте, надо взять это на вооружение. Будем теперь регулярно выбирать одного из этих, сдавшихся или пойманных, и приводить к нам. За счёт компании. Событие месяца! «Исповедь нелегала»! Публика будет в восторге!.. Это замечательно!.. Рекламу давать заранее, за две недели вперёд! Золотая жила! Потрясающе!
